Боярщина

– Много обяжете, граф.

– Ваш супруг?

– Я вдова и потому боюсь, что вам скучно будет у меня.

– Вы позволили мне быть у вас? – сказал граф с легким наклонением головы.

Вдова отвечала улыбкою: она торжествовала.

После этого легкого разговора граф встал и пошел к балкону, чтобы рассмотреть окружные виды. Лицо его, одушевившееся несколько при разговоре с Клеопатрою Николаевною, сделалось по-прежнему важно и холодно. Вслед за ним потянулись мужчины; граф начал разговаривать с хозяином.

– Мне говорили, что он совершенный старик! – сказала Клеопатра Николаевна Симановской.

– Какой же старик; я вам говорила, – отвечала та, – теперь еще что? А посмотрели бы вы на него у Мановских.

Вдова сделала гримасу.

– Каждый мужчина с подобными женщинами бывает любезнее, потому что они сами вызывают их на то, – сказала она с презрительною улыбкою.

В это время в гостиную вошел высокий мужчина. Удивление и любопытство показалось на всех лицах. Это был Задор-Мановский. Он прямо подошел к хозяину, отдал вежливый поклон графу, на который Сапега отвечал сухо, потом, поклонившись дамам, подал некоторым мужчинам руку и начал с ними обыкновенный разговор. При его приходе Клеопатра Николаевна несколько изменилась в лице; физиономия графа сделалась еще важнее и серьезнее. Что касается до хозяина и прочих гостей, то они чувствовали некоторый страх и не знали, как себя держать. Оказать внимание Мановскому? Но как покажется это графу, который называл его мерзавцем и покровительствовал его жене. Не замечать Мановского они не могли, потому что чувствовали к нему невольное уважение; кроме того, им хотелось поговорить с ним и, если возможно, выведать, что у него на душе, тем более, что все заметили перемену в лице Мановского. Он как будто бы постарел, обрюзг и похудел. Недоумевая таким образом, все, однакож, были суше обыкновенного с Михайлом Егорычем; но он как бы не замечал этого и, поговоря с мужчинами, подошел к дамам, спросил некоторых о здоровье и сел около Клеопатры Николаевны, которая опять несколько сконфузилась.

– Поздравьте меня, Михайло Егорыч, – сказала она, – ко мне завтра будет граф.

– Зачем? – спросил Мановский, взглянувши пристально на вдову.

– Сам напросился.

– Знаю я, как он напросился, – сказал Михайло Егорыч, насупившись. – Мне бы нужно переговорить с Алексеем Михалычем, – продолжал он, помолчав.

– С дядей?

– Да.

– О чем?

– Черт знает, – говорил Мановский, не отвечая на вопросы Клеопатры Николаевны, – никогда нельзя приехать по делу: вечно полон дом сволочи… Где его кабинет?

– Из коридора первая комната, стеклянные двери.

– Там никого нет?

– Я думаю.

– Я теперь пойду туда, позовите его ко мне; я ему имею кой-что сказать.

Проговоря это, Мановский встал и ушел.

– О чем это с вами говорил Михайло Егорыч? – спросила Клеопатру Николаевну Симановская, давно уже обмиравшая от любопытства.

– Все по этой проклятой опеке, – отвечала вдова.

– А о жене ничего не говорил?

– Отвяжитесь вы, бога ради, с этой женой, – отвечала Клеопатра Николаевна, которая после разговора с Мановским была не в духе.

– Ах, как интересно знать, что он думает о жене, – произнесла Симановская.

– Спросите его сами.

– Сохрани бог!

– Напрасно, я бы советовала…

– Я могу обойтись и без ваших советов! – возразила, вспыхнувши от досады, Симановская, и затем обе дамы замолчали. Клеопатра Николаевна, посидев немного, вышла в диванную и прошла в девичью, где, поздоровавшись с целою дюжиною горничных девушек и справившись, что теперь они работают, объявила им, что она своими горничными очень довольна и что на прошлой неделе купила им всем на платья прехорошенькой холстинки. После того она снова вернулась в гостиную и, подошедши к дяде, который с глубоким вниманием слушал графа, ударила его потихоньку по плечу. Старик обернулся.

– Вас спрашивают, mon oncle!.[14 - дядя! (франц.).]

– Зачем, душа моя?

– Нужно-с.

Старик, извинившись перед графом, пошел было в диванную.

– В кабинет, mon oncle.

– Завертела ты меня, – говорил старик, повернувшись.

– Я люблю командовать! – проговорила, как бы ни к кому собственно не обращаясь, Клеопатра Николаевна.

– Право? – спросил граф, весьма хорошо понявший, что эта фраза сказана была собственно для него.

– Очень… Однако я у вас отняла слушателя, позвольте мне занять его место, – сказала Клеопатра Николаевна, вставая на место дяди.

– Вы очень снисходительны, сударыня, – сказал граф с улыбкою, – мы говорили о весьма скучном для молодой дамы предмете.

– О каком же это?

– О хозяйстве.

– Ах, боже мой! Я очень люблю сельское хозяйство, хочу даже у себя сделать эту шестипольную систему. Это очень удобно и выгодно. – Клеопатра Николаевна, видимо, хотела похвастать перед графом своими агрономическими сведениями.

– Ба!.. Да вы большая агрономка, – сказал граф.

– Нет! Я только деревенская жительница.

– У Клеопатры Николаевны всегда родится прекрасный хлеб! – заметил Уситков.

– Это в новом вкусе, – заметил граф, – молодая, прекрасная и – образованная хозяйка.