Пьесы. Забытые в столе

Ой ты, маленькая моя!… Замёрзла? Ну, посиди, посиди… Беленькая… Жить-то тебе чуть всего! Когда ты родилась-то? Уж не майская ли? Да не-е… Сутки протянешь?… Протянешь, а как же! Ты не бросай меня! Нас с Петькой… У него ногу оттяпали, а меня, видишь, и вовсе похоронили… Всего сутки, а? Японцы ждут не дождутся, когда приеду бить их! (снимает фуражку, прислоняется к косяку) А я вот поздороваться пришёл… Здравствуй, жизнь прошлая! Здравствуй, родная!… (берёт в рот папиросу) Огонька не найдётся?… А?…Сыра печечка молчит! (выплёвывает папиросу, взмахивает рукой с бабочкой) Ну, полетай тут, пока дождь не кончится, а я к Петьке. (кладёт в нагрудный карман извещение, надевает фуражку) Спасибо ему за эту бумажку сказать, что сохранил. Индульгенцию мне выдал земеля! Знать, живы будем – не помрём! Да и вообще! (с тоской оглядывает всё) Чую, чую, Сашенька, управимся на сей раз до Яблочного. А? Хотелось бы!… (провожает взглядом бабочку) Вернусь, открою дверь, войду… и скажу… Вот тебе, бабочка, и Спасов день!…

Бабочка летит к окну и, побившись о стекло, садится на СТАРИКА.

СТАРУХА: Вишь, и ты живой оказался!

СТАРИК открывает окно, и сразу врывается Петькина гармонь. «Отрада»… ПАРЕНЬ, присев, открывает чемодан, достаёт оттуда пару бутылок водки, консервы, но, чуть подумав, складывает всё обратно, захлопывает чемодан и встаёт.

ПАРЕНЬ: (кричит) Петька! Примешь? Тоска невмоготу! Куда сутки девать, не знаю!… Погужуем, а? За ногу твою, за молодость нашу!… За душу, мать её!

СТАРИК стряхивает с себя бабочку, пытается выгнать её на улицу, но она перелетает к ПАРНЮ, садится на него.

СТАРИК: Не хочет. И правильно, в дощь не полетаешь.

СТАРУХА: (встаёт с кровати, стоит) Пусть, Вань. Живая душа.

СТАРИК: Я чё? Я ничё. Думал, там ей лучше, на воле. А так, пусть.

Смотрят с грустной улыбкой на бабочку. А взгляды… Взгляды далеки.

ПАРЕНЬ: (бабочке) Не отпускаешь? Иль со мной пойдёшь? Ну, айда-айда!… А? (задумчиво) Хотя… Побудь пока здесь. Посиди, полетай. Всё живая душа! А я загляну попрощаться, загляну. У меня сутки всего. А если чё, передай той… майской бабочке, что… Ну, в общем… (мотнув головой, зажмуривается) Яблок, я гляжу, нынче до хренища… Лети!

Он сдувает бабочку и выходит. Бабочка летает. СТАРИК опять прикрывает окно.

СТАРИК: Чево нам слушать старпёрские Петькины песни? (идёт к магнитофону) Ну-ка!… (втыкает вилку в розетку) Забыл… Куда тыкать-то, не знаешь?

СТАРУХА: О! А ищё мужик называется!

СТАРИК: Тю, ты!… Сто лет скоро, а всё туда же!…

СТАРУХА: (подходит) А куда ж, Ванюш? После ста-то?

СТАРИК: Заигрываешь, што ль? (тычет на клавиши) Эта иль эта? Эта! Ну, бери палку, держись! (громко объявляет) Хери метл! Тяжкий рок!

Он дурашливо кричит и включает магнитофон. Громко, режуще гремит музыка.

СТАРУХА: Ой, как оглашенный!… Убавь, убавь!… Оглохну, уверни!

СТАРИК: (перекрикивая музыку) А никак! Внук убавлялку свернул!

СТАРУХА: Уй! (закрывает ладонями уши) Выключи!

СТАРИК: Громко – это по-совремённому!

СТАРУХА: Унеси к шутам!… Вон, в комнату! Иль я уйду!

СТАРИК: Э-э, бабка, сдаёшься!… Верти костями, мочалка! Вот так! Вот так! Та-ак!… Иль сдаёшься?

СТАРУХА: Я-то? Ах, козёл ты старый!… Где у тя вата? В ухи, в ухи!… Меня переплясать? Я-то с подпоркой, хе-хе! Так што, держись, Ваня!… Ты меня не выгонишь, я ищё не всё выпила у тебя!

СТАРИК: Едрит тя в корень, пьяница! Ну-ка, вот чё!…

Он берёт со стола хлеб, выбирает из него мякиш, скатывает шарики.

СТАРУХА: В гроб вгоняешь досрочно? Не поддамся!

СТАРИК: Ты ж на трёх, Сань, тебе легше супротив моих стоптанных!… Давай, давай ухи!… Во, затычки!

СТАРУХА: Хулюган! Эх и хулюган!… Не выкорчишь потом!

СТАРИК: Штопором выдерну!

Он затыкает уши себе и ей хлебными мякишами. Они смеются, как дети, пританцовывая и показывая друг другу кукиш. За окном шумит дождь, сквозь него пробивается Петькина гармонь. Слышится, как поют: «Живёт моя отрада…»

СТАРУХА: (кричит) Наливай для храбрости!

СТАРИК: (кричит) Усёк!

СТАРИК наливает, они хулигански, «залпом», выпивают и начинают вихляться в такт музыки. Делают это они серьёзно, изредка поглядывая друг на друга, и их взгляды становятся какими-то отчаянно пронзительными. Орёт «маг», шумит дождь, играют и поют у Петьки, но СТАРИКИ этого не слышат. То ли хлебный мякиш, то ли память заглушает всё. Входит ДЕВУШКА в форме лейтенанта. Она коротко стрижена и очень повзрослевшая.

ДЕВУШКА: (тихо, с грустью) Есть кто живой?… Тихо-то как. Пусто-то как. Ну, здравствуй… Здравия желаю. Ну… что сказать? Что, что…

Оглядев кухню, задумчиво идёт вдоль стены, легонько дотрагиваясь до занавески, до печки, до стола, до кровати… Садится, берёт гармонь, тихо «пиликает» «Катюшу».

Ваня… Ваня… Жизнь до тебя казалась мне картинкой, я на неё смотрела как бы со стороны. Радостная и цветная, громкая и тихая, сладкая и горькая… Но когда появился ты, я её ощутила в себе. Вдруг ощутила!… Как торкнулось что-то внутри. Ой, сказала я себе, как хорошо и как надо, надо, надо жить! Наверное, это и есть смысл. Потом тебя не стало, и я опять смотрела на всё, как будто это происходит не со мной. И даже боль… не моя. Может, это меня и спасло? Я понимала разумом, что вокруг… страх господний, а своего страха почти не ощущала. До поры.

На гармонь садится бабочка. ДЕВУШКА замолкает, перестаёт играть. Осторожно, чтобы не спугнуть бабочку, она ставит на место гармонь, грустно улыбается.

Она и пришла – пора… Я его вытащила из земли. Только рука и голова были видны. Я откопала. Он совсем, совсем не должен был жить. А выжил. Я… Как бы это сказать? Я его выходила за тебя!… Пожелай мне счастья, Ваня…. Как хочется этого после всего! Так хочется! Ты уж прости меня, а?… Жизнь обрушилась на меня такой тяжестью! Мне было страшно, я соврала, мне было страшно!… И тут – он… из-под земли… Живой! Я схватилась за него, как за самое родное… За самое последнее своё… За свою жизнь! Что мне было делать, что?… Не ответишь. Не ответишь! Всё равно, спасибо тебе!… Пожелай мне счастья, Вань. Пожелай!

Она кладёт бабочку на ладонь, идёт к окну, открывает его, и бабочка улетает.

Прощай.

ДЕВУШКА уходит. И сразу возвращаются все звуки. СТАРИКИ смешно выплясывают, подражая молодым, кричат, подпевая: «Нас не догонят!… Нас не догонишь!» Идёт дождь. Магнитофон играет всё тише и, наконец, стихает. СТАРИКИ, тяжело дыша, стоят у окна, опершись на одну палку, почти касаясь лбами друг друга. Щелчок магнитофона и звучит голос: «Вы слушали концертпо заявкам моего суперприкольного деда, которому скоро-скоро будет… Нет, нам с ним будет сто пять лет! Ур-ра-а!»

СТАРИК: Внук баловался… В прошлый приезд… Ух-х!…

СТАРУХА: Держисся? А то свалишься, мне не поднять.

СТАРИК: Я тебя держу за палку!

СТАРУХА: (со смешком) Эт за какую, интересно, Вань, палку-то?

Они тихо, бессильно смеются, трясут головами, вытряхивая из ушей затычки, смущаются за своё ребячество, удивляются ему. Слышится плач ребёнка. Из-за занавески выходит ПАРЕНЬ. Ему уже за сорок. Кудлатая, заметно поседевшая голова, усы, небольшая бородка. Рукава его засучены, в руках бельё. Он быстро развешивает его на верёвку и уходит в комнату, где плачет ребёнок.

СТАРИК: Ты как выражаешься-то!?… Я, прям, весь в стыде!

СТАРУХА: А чево тебе стыдиться? Танцор ты неплохой, тебе уже ничево не мешает.