Пьесы. Забытые в столе

ДАНИЛА: Папа… Тёть Аня поехала к нему. У него… с сердцем плохо. Его перевезли в больницу. Ничего, Дусь, просто… А я сбежал сказать! Мне всадили обезболивающий… Тёть Анюта меня к тебе послала, а сама…

ДУСЬКА: (вскакивает, кричит) Я тебя ненавижу! Я тебя ненавижу-у!.

Убегает. Гром, молния, дождь. Данила один. Мокрый, на костылях.

ДАНИЛА, ПЕТУХ И ВИДЕНИЕ

Раннее утро Туман. Стог. Наверху петух. Внизу Данила на костылях.

ДАНИЛА: Вот так, брат… Сейчас пропоёшь… и всё! (опускает голову, видит перебинтованные ноги) Лоскутик с васильковыми цветами… Знаешь, брат Пётр, ты пока не пой. Дай человеку подумать. (смеётся) Наверно, твой коллега, жареный петух, мне в задницу клюнул, вот я и задумался. Стоя думать приходится! Издержки недомыслия. Куриные мозги. О, извини за твоих подруг! А давай-ка ты пока…

С трудом наклоняется, снимает с пальцев ног тряпочки, связывает их в один узелок и бросает наверх петуху.

Ты будешь у меня голубем… Нет, петухом мира! Или просто почтовым. Возьми, передай ей весточку от меня. Сам не могу, потому как… с раной. И притом – весь!

Петух клюёт узелок, взмахивает крыльями и пропадает за стогом.

Да это что ж такое?! И петухи здесь заодно со всеми!… Глюки конкретные! Что я здесь делаю? Промокший, отупевший и больной?! Всю ночь у стога простоявший и замёрзший…

Разгребает костылём солому, осторожно, бочком, ложится.

Здесь просто аномалия какая-то… Лучи какие-то… Тьфу, тьфу, тьфу! Сейчас туман рассеется, выйдет первый луч солнца и… И что? Найдут, скажем, мой труп. Нет, не тот прикол! А, вот… местная фишка: вдруг явится ему Аврора, как виденье…/

С первым лучом солнца появляется видение. Это Дуська. Она с распущенными волосами, в простеньком облегающем платье «в васильковый цветочек». Подол платья иссечён на лоскуты, что ещё больше подчёркивает её прелесть.

Аврора… Дуся!?!

ДУСЬКА: Как ты легко ошибся! Дважды кряду!…/ Сперва невесть кого вообразил…/ Потом отказ без тени огорченья…/ А жаль, что так меня и не узнал!…/

ДАНИЛА: Нет, я узнал тебя! Колдунья ты, колдунья!…/ Где прячешь яды сладкие, скажи?…/ Свой приворот, губительно манящий?…/ И где я сам? О боже, это я?!…/ Да разве только здесь летают звёзды?…/

ДУСЬКА: Но только здесь они шипят в росе…/Туман густой над полем воспаряет…/ И мы ныряем в звёздную купель!…/

ДАНИЛА: А зажигает кто горячие пожары?…/

ДУСЬКА: Те звёздочки, что дать хотят тепла!…/

ДАНИЛА: Мне кажется, я брежу… Жар и жажда!…/ Дай мне попить из рук твоих скорей…/ Хоть и боюсь, козлёночком вдруг стану…/ И буду бегать за тобой на поводке!…/ Согласен я. Веди в зелёно поле…/ И покажи мне, где алеет кровь…/ Мальчишьего признанья деве юной…/С единственною рифмою: любовь!…/ Скажи, а правда ли, что здесь и рожь иная?…/

ДУСЬКА: Отцами нашими посеянная – да!…/

Черпает ладонями туман, подносит к его рту.

Возьми, попей, иначе не успеешь…/ Уже туман спускается к реке…/ Пора и мне.

ДАНИЛА: Русалка ты? Наяда?!…/ О да, признаюсь я, однажды подсмотрел…/ Как вышла из воды ты обнажённой…/ И я в кустах чуть не сошёл с ума!…/

ДУСЬКА: А у колдуний всякие наряды…/ Но этот мне милее, посмотри!/

ДАНИЛА: Трепещут лоскутки на твоих бёдрах!…/ Туман тебя уводит за собой…/ И васильки, в нём растворяясь, тонут…/ Я слышать не хочу твоё «прощай»! …/

Дуська, улыбаясь, отступает в тень и пропадает. На стогу появляется петух.

Пусть трижды пропоёт петух горластый…/ От этой сказки я не откажусь!/

Кричит петух. Данила вздрагивает, поднимается, с удивлением оглядывается по сторонам. Опять видит наверху петуха.

Я спал, или…? Всё на своих местах. И солнце, и я, и стог, и петух…

Слышится голос: «А татарин помер!»

А татарин умер. Бежал за милицейской машиной, кричал: «Сёмка не виноватый! Сёмка не виноватый!» От тех только пыль… А татарин помер. А? А кто это сейчас сказал? Ты, Петя-вещун? У-ди-вительно! О, голова моя, башка! Что со мной? Укол? Мне же нельзя! Отец, отец…

Радио играет траурный марш.

Что ж я здесь торчу, когда… Там же… Ну, костыляй, Данила, к людям! Не сходи с ума, папка далеко, не поможет!

Делает шаг и валится опять в солому.

ОПЯТЬ ВИДЕНИЯ, ИЛИ ПЕТУШИНЫЙ СПИРИТИЗМ.

Стог. Время суток неизвестно. Блуждающие лучи, огоньки, переливы света в тумане. Четверо в балахонах, в венках носят вокруг стога «весёлой» расцветки гроб. Это Семён, Анюта, Дуська и Данила. То и дело слышно шипение, как будто где-то опускают в воду раскалённое до красна железо. Сквозь этот шип доносится из радио траурная мелодия. Наверху стога медленно поворачивается, застывший как флюгер, петух. Процессия идёт в ту сторону, куда он повернётся.