Пьесы. Забытые в столе

АНЮТА: (кричит) Летит!

СЕМЁН: (неотрывно целуя её) Что это? Кто тарабанит? Кто, что?

АНЮТА: Да звёзды ж падают и тарабанят! И барабанят! И… их, их… и…

СЕМЁН: Копёшечка, копёшечка!… (поднимает её, кричит) Аню-у-у-ута-а-а!…

АНЮТА: (оглядывается вокруг) Ой, где наша копёшечка?… Ой, где ж она, родная?

Громыхает вертолёт. Семён несёт Анюту к спасённым от огня охапкам соломы. Они падают в эту «копёшечку».

Ах… звёзды-то… какие! Ах… звездопад… какой! Летит… глянь… Нет, повернись ко мне!… Я расскажу тебе сама, как… звёзды… к нам… летят!

Яркий луч врезается сверху в чёрное пятно сгоревшего стога, пульсирует, переливаясь цветами. В свете этого луча – Дуська и Данила. В их руках вилы с насаженными на них огромными охапками соломы. Сверкают, искрятся от пота их полуобнажённые молодые, красивые тела. Они сбрасывают свои охапки в одну копну, и тут же по лучу плавно и реально, как только бывает во сне, опускается и накрывает их… стог из ржаной соломы. Шум вертолёта так же плавно переходит в пение сверчка. Темно.

АНЮТА, СЕМЁН, ПЕТУХ И РАДИО

Утро. Стог. Из него торчат две пары грязных ног. Одна пара обмотана тряпками. Наверху стоит здоровый красивый петух. Он хлопает крыльями, стряхивает с себя сверкающие капли росы, поёт свою песню. Где-то включается радио.

РАДИО: (муж. голос) Правильно! Местное время уже… аж семь пятнадцать!

Наверху поднимается Анюта, оборванная, облепленная соломой, перемазанная сажей. Она сладко потягивается.

АНЮТА: (гладит петуха) Петька, сдурел? Орёшь под ухом!

РАДИО: Прослушайте последние новости. Позавчера житель нашего села выстрелил себе в задницу из ружья. Солью. Теперь бюллетенит. А на дворе – битва за урожай! (поёт петух) Правильно. Не ищи на жопу приключений! (жен. голос) Да Ванька, что ль!? Хреначишь такими словами в динамик! (муж. голос) Извиняюсь за резюмю. Далее. Вчера, то есть ночью на поле сгорел стог соломы.

Опять поёт петух. Наверху появляется всклокоченная, «соломенная» голова Семёна. Он долго озирается по сторонам, смотрит на Анюту, на петуха, щупает под собой солому. Потом осторожно заглядывает вниз.

СЕМЁН: Что это?

АНЮТА: Стог.

СЕМЁН: Стог? Сто-ог… А? А вот это?

АНЮТА: Петух.

СЕМЁН: Петух… Нет, это что?

АНЮТА: Ноги.

СЕМЁН: Ноги… Чьи?

АНЮТА: Н-наши. (загадочно улыбается) Когда-нибудь, увы, кончаются и сказки…/

Семён, а за ним и Анюта съезжают вниз. Семён недоумевает, беспокойно смотрит по сторонам, на свои ноги с перебинтованными пальцами, потом на торчащие из соломы, пара из которых замотана в такие же тряпочки. Анюта тянет его уходить, Семён сопротивляется. Вдруг он вскрикивает, хватается за сердце и закрывает глаза. Анюта, прижимает его голову к своей груди.

СЕМЁН: Скажи мне что-нибудь хорошее, родная…/ Скажи, пожалуйста, пока я не взревел…/ От боли яростной, что мне сжимает сердце…/ Иль обмани, пусть это будет сон…/

Удивлённая Анюта ладонями черпает с травы росу, прикладывает к его груди.

АНЮТА: А разве наша жизнь не сон, любимый?…/ Зачем щипать себя, проснуться для чего?…/ Мы это, мы той ночью звездопадной…/ И веки так тонки, чтоб это скрыть!../

Семён открывает глаза. Анюта пальцем показывает на «маленькие» ноги в стогу.

Вон пятнышко родимое, забыл ли? …/ Пониже щиколотки… на моей ноге…/ Ты целовал его когда-то, помнишь, Сёма?/ И нынче ночью так же целовал…/ Когда от звёзд сверкающих, горячих…/ В объятьях тесных уворачивались мы…/

СЕМЁН: Так мы с тобой во сне, мы спим, Анюта?/ И эти ноги… ноги грязные мои?…/ И эти тряпками замотанные пальцы…/ По ситцу милому простые васильки…/ Постой, постой… Знакомые узоры!…/ Я эти тряпочки, похоже, узнаю…/

АНЮТА: Мне на себе пришлось порвать одежды…/ Ты видишь, я нага, на лоскуты…/ И каждый замотать собственноручно…/ Чтоб пальцы не сожгли осколки звёзд…/

СЕМЁН: Я чую боль и жжение на лапах…/ И холодок приятной мне росы…/ Меня томит предчувствие обмана…/ И странная сумбурность в голове…/

АНЮТА: А странно ли, что стог стоит сгоревший?…/ А странно ли, что мы и тут, и там?…/

Кричит петух.

СЕМЁН: Но вот петух… Петух! Он что, мне снится?…/ Не нас ли разбудил его истошный крик?…/

АНЮТА: А разве в жизни петухи послушны?/ А здесь гляди: ступай домой, петух! /Лети, хороший, вспомни, ты же птица…/ И не тревожь покамест сладкий сон…/

Петух взмахивает крыльями и послушно улетает. Включается радио.

РАДИО: (муж. голос) Пфу, пфу… Раз, раз… Вот воробьи подлюки!/ Обгадили весь микрофон дерьмом!/ (жен. голос) Да хорошо коровы не летают!/ (муж. голос) У вас, у баб, коль надо, полетят./ (жен. голос) Тогда сиди и не чирикай, Ваня!/ (муж. голос) Брысь, Варька-стерва, не мешай вещать! …/ Как атавизмы прожитой эпохи…/ Мы – цель не только птичьего дерьма!… /

СЕМЁН: Но это радио? Его я слышу явно?/ Оно всё так же мелет чепуху…/ И Ванькин мат, и Варькина скабрезность…/Ужели этим полнится душа?…/

АНЮТА: Оно лишь для того, чтоб нам проснуться…/ И, выглянув в окно, увидеть… петуха…/ И стог, и по полю к нему дорожку…/ Твоих, моих следов по утренней росе!/

СЕМЁН: Какая ночь безумная, Анюта!/ Я просыпаться не хочу никак!/ Спешим домой, чтоб досмотреть концовку…/

АНЮТА: Успеть бы обогнать нам петуха!/

Убегают. Тут же кричит петух, и сразу включается радио.

РАДИО: Далее. На месте сгоревшего стога молодые энтузиасты всю ночь скирдовали новый… кхе-кхе… притон… (жен. голос) Ванька, с утра-то?! Чудак с другой буквы! (муж.) Я и говорю – новый приют тельца и вдохновенья! (зевает) Н-ну, встренем утро гимнОм, а не гав…

Громко звучит гимн.

ДАНИЛА, ДУСЬКА, ПЕТУХ И РАДИО

Стог. Рядом стоит Дуська, теребит изодранный подол короткого «анютиного» платья. Из стога выныривает голова Данилы. Дуська застывает, прижимая подол к бёдрам.

ДАНИЛА: Прелестно! Патриотка навытяжку перед гимном!

Дуська молчит.

Вы все, что ль здесь чокнутые?