Во всем виновата Смерть

– Это не то, – наконец говорит редактор, откладывая в сторону листы и снимая очки. – Совсем не то.

– Почему? – Голос писателя звучит неестественно.

– Да потому что! Вы не знаете, о чем пишете. Вот у вас сказано, что пистолет подпрыгнул в руках. Но как он может подпрыгнуть? Вы хоть раз вообще стреляли?

– Нет.

– И не служили в армии?

– Нет.

– Ага… А если бы вы отдали долг родине, то знали бы, что пистолет не подпрыгивает и что стрелять в первый раз намного сложнее, чем потом.

– Но это же вымысел.

– Долг родине – вымысел?

– И то, что вы читаете.

– Ну, судя по вашему тексту, в нем один только вымысел и есть. Бредни немощной старухи, уж простите. Вам нужно подтянуть язык и, в конце концов, знать, о чем пишете. И вот что странно…

– Что?

– Ваша книга «Переговоры» – она великолепна, – отмечает редактор. – А эта – не то. Как будто два разных человека писали. Напоминает Фаулза: он тоже любитель использовать в одном тексте кучу разных приемов. В общем, дорабатывайте.

– Но, может…

– Нужно доработать, а лучше вообще переделать. Не факт, что здесь получится алмаз.

Писатель выходит из здания, сжимая папку с рукописью. Седьмой раз… Да, в седьмой раз он приносит ее этому старику, и в седьмой раз тот до всего докапывается.

Черное пальто, которое писатель купил на первый гонорар и которое должно показывать его интеллектуальность, давно уже не выдерживает крепких сибирских морозов и продувается насквозь. Писатель ежится от холода и закуривает.

Снег заметно усилился и теперь похож на белую стену, заваливая и без того сильно засыпанные улицы.

«Эти сугробы растают весной – не нужно сейчас тратить на них деньги» – так все говорят в этом странном сибирском городе, где роскошные центральные улицы на одной стороне реки граничат с вечными ямами и потопами – на другой. Где четвертый платный мост через реку строится в ущерб жителям соседних двухэтажных домов, построенных в прошлом веке и трескающихся от работ на мосту – в этом.

Бычок отправляется в урну. Писатель спускается со ступенек. Перед ним два пути: либо домой переписывать книгу, либо в бар возмущаться несправедливостью.

Протяжный гудок машины заставляет его посмотреть влево. Черная тойота! Ее водитель смотрит прямо на него.

Гудок.

Твою же!..

Писатель резко бросается вправо и бежит так, как раньше никогда не бегал.

Еще поворот направо. Проулок, куда точно не заедет машина. Дальше двор с тополями и снова проулок, и еще один проулок…

Влево, вправо – дыхание на исходе.

Мусорные бачки по бокам, впереди виднеется улица и машины.

Выход из проулка преграждает черная тойота.

Писатель замирает, а водитель открывает правую пассажирскую дверь.

Писатель смотрит по сторонам и бросается обратно…

Осень

Костя стоит под навесом кафе-бара «Две гитары». Он смотрит на дождь и курит. Мимо то и дело пробегают прохожие – кто с сумками, кто налегке. Кто-то из них бурчит на табачный дым, кто-то – на дождь, а кто-то и на саму жизнь.

Последняя затяжка – бычок летит в лужу. Яркий огонек почти сразу тухнет.

Костя входит в яркий холл кафе-бара. Кивает охраннику и проходит в зал.

Вдоль левой стены тянется барная стойка, возле правой – небольшая сцена. На ней худой парень пытается петь, но халтурит, проглатывая слова. Напротив сцены – столики на две персоны. Народу не слишком много.

Костя садится за барную стойку.

– Здоро?во, – приветствует его толстый бармен.

– Здоро?во. Как оно?

– Подыхаю, как еще.

– Да конечно! Ты же, блин, еще всех нас переживешь.

– Хочется верить, – усмехается бармен. – Пиво или кофе?

– Кофе.

Бармен, хромая, отходит. Костя бросает взгляд на белую дверь с надписью «Служебный вход». Дверь спрятана за прямоугольным выступом в стене.

– Где напарника потерял? – Бармен ставит перед ним кофе.

– У хирурга: подстрелили. – Костя кидает в чашку кубик сахара, размешивает.

– Опять? – удивляется бармен. – Сколько уже можно ловить пули?

Костя пожимает плечами.

– У него там магнит, наверное, – добавляет бармен и отходит.

На сцене начинает играть пианино. Знакомая мелодия. Костя делает глоток кофе. Мелодия навевает воспоминания. Звучит женский голос… Костя замирает.

«Я больше не верю в любовь, извините…» – слышит он.