Во всем виновата Смерть

– Они же тебя спалят по лицу.

– У меня потом от этой маски прыщики.

– Ты вообще ни хрена не серьезно относишься к делу. Жарко ей… – Он прячет пистолет в бардачок. – Лучше с прыщиками и на воле, чем без них, но в тюрьме.

– Почему ты всегда так негативно мыслишь? Можно же на воле и без прыщиков… Взял попить?

– На. – Он протягивает ей бутылку минеральной воды, а себе вынимает из пакета бутылку молока.

– Ты опять со своим молоком? – Девушка смотрит на него.

– Она просто так мне врать не будет.

– Ты веришь какой-то девке из сна в кинотеатре?

– Это не какая-то девка из сна. Мне кажется, это мой ангел-типа-хранитель. И не забывай, что только благодаря ей я встретил тебя.

Машина сворачивает на проселочную дорогу.

– Как ты можешь верить в такую чушь? – недоумевает она.

Машина останавливается.

– Еще посмотрим, что здесь чушь. Увидишь, как меня молоко спасет!

Парень пьет из бутылки. Потом выходит из машины, осматривается, идет к капоту и сдергивает белый номерной знак, под которым оказывается другой.

То же самое он проделывает и сзади, потом прячет сдернутые номера под подкладку багажника и возвращается в машину.

Она опять читает.

– Ты что, не можешь дома почитать?

– А щас-то ты куда торопишься? – бурчит девушка.

– Вообще-то мы типа еще на деле.

– Может, ты поведешь?

Он тяжело вздыхает.

Они меняются местами.

Синяя хонда разворачивается.

Глава 2. Молоко

Лето

Кинотеатр с красными стенами. Она, элегантная рыжеволосая леди с зелеными глазами, сидит в середине первого ряда. На большом экране идет французский фильм «Не стреляйте в пианиста».

Худой парень лет тридцати, в синих джинсах и черной футболке, медленно заходит в зал, бросает взгляд на красные стены. Да, кажется, он понимает, где находится. Он тут уже был.

Его глаза останавливаются на леди. Он улыбается и идет к ней, садится в соседнее кресло.

– Что ты мне в этот раз скажешь? – спрашивает он.

Ее зеленые глаза пронзают его, а указательный палец становится поперек губ.

– Молчу, молчу, – кивает он.

Она снова смотрит на экран.

Он ерзает на стуле, отчего по пустому залу проносится раздражающий скрип. И чем громче звук, тем сильнее ему хочется изменить позу.

Она тяжело вздыхает, поднимает правую руку и щелкает большим и указательным пальцами. На большом экране замирает Шарль Азнавур.

– Никогда нельзя ставить кино на паузу, понимаешь? – В ее взгляде чувствуется ненависть.

– А если приспичит? – спрашивает он.

– Приспичит – в смысле, в туалет?

– Ну да, не угадаешь ведь когда. Иногда ничего, а иногда ни фига – как прижмет.

– Забыла, что у вас такое есть, – улыбается она.

Справа от них открывается дверь в зал, и высокий лысый мужчина, одетый в белую рубашку и черные штаны, вкатывает тележку, какой обычно пользовались домработницы, чтобы накормить богатого барина. На тележке – бокал красного вина и граненый стакан молока.

Колесики тележки останавливаются возле них. Она берет вино.

– Он не может стоять тут вечно, – бросает она, смотря на парня, застывшего с немой нерешительностью во взгляде.

– Что это? – спрашивает он.

– Молоко.

– Это мне?

– Да.

– Но я не пью молоко.

– Придется пить: оно спасет тебе жизнь. Хотя правильнее сказать, оно, возможно, поможет прожить дольше.

– Молоко? Как мне поможет молоко?

– Пейте дети молоко, проживете дольше… – Она улыбается.