Ведьма поневоле

– Неужто эти, – широкий, словно воротина, бородатый мужик, в длинной кольчуге до колен, пнул ногой один из трупов, – снасильничали?

– Тощия-а, мослы одни торчать.

«Сам ты! Вон борода одна торчит и нос из неё. Самому небось и тридцати нет, а выглядишь словно пердун столетний. Стройная, понял?» Вслух она, конечно, этого не сказала. Мало ли, больно уж публика странная.

Направившись к ней, от остальных отделились два всадника. Это уже плохо. Катя помахала им ладошкой.

– Приве-е-е-т! А я здесь гуляла да заблудилась. Не туда свернула, наверное. Пойду я, пока.

«Пока», конечно же, не случилось. Оставалось мило улыбаться и надеяться на лучшее.

– Кто ты?

Не любила Катя такие вопросы. Слишком простые, на которые, однако, можно было дать слишком большое множество ответов. Ладно, исходя из ситуации, ответ должен быть столь же максимально прост.

– Э… Я? Катя. – нет уж, не до такой простоты. – Екатерина Андреевна.

Второй всадник усмехнулся в кулак, отведя взгляд, но поглядывал как-то странно, первый просто улыбнулся.

– Благородная, стало быть? А скажи-ка мне, Екатерина Андреевна, куда это ты такая голожопая гуляла? В лесу-то.

– В смысле? Это платье. Платье-рубашка, очень модное. – она оттянула кармашки на груди, демонстрируя, что это и на самом деле модное платье, а не ночнушка какая-нибудь.

Мужики дружно заржали.

– Да ежели бы моя Агрипина до свадьбы в таком платье ходила, у меня бы, гладишь, жизнь сложилась!

– У тебя бы может и сложилась, у других бы глаза полопались.

– Что сказал?

– А ну цыц! Раскудахтались! – первый всадник поднял руку, призывая успокоиться.

– Платье, говоришь. Специально для прогулок по лесу, я правильно понимаю?

– Нет, конечно, по лесу в таких не ходят. На выход, в гости, дома можно. В основном, на работу ношу.

– Работа? – второй всадник, усмехнувшись, спешился. – Дайка мне ручки, Екатерина Андреевна.

«Что не так? Руки тебе зачем?» Но делать нечего, пришлось протянуть ладошки, которые тут же попали в две настоящие лопаты. Катя с уважением посмотрела на широкие, грубые, словно стальные руки всадника. Краем глаза она заметила, как к ним подтянулись остальные мужики.

– Стоян, да ты глянь. У дочек боярских таких ручек нежных нет, словно шёлк, даже касаться боязно. А кожа, – он провёл тыльной стороной пальцев по плечу Кати, – белая, аж прозрачная, я сквозь неё вены вижу. У моей на грудях такой нет. Что же за работу она такую могла работать?

С этими словами он ткнул пальцем ниже ключицы. Катя инстинктивно отбросила его руку. «Ты мне ещё синяк оставь, придурок».

– У, злая какая, даром, что ободранная.

– Гордая.

– Если гордая, чего такая подратая?

– И срам весь наружу.

– Тощия-а.

«Блин, не мужики, а стая галок каких-то. Вы всё комментировать собрались? Идите, вон, трупы собирайте».

– А глазюки какие, аж горят!

– А, это линзы, – сдуру ляпнула Екатерина Андреевна.

Все переглянулись.

– Линзы. У меня со зрением не очень, вот и ношу. Просто, цвет понравился.

С этими словами она пальцами вынула линзу из правого глаза. На окружающих через линзу уставился неестественного ярко-голубого цвета левый глаз и серо-голубой, без линзы, правый.

– Ёб…

– Иисусе!

– Глаз вынула?

– Да на месте глаз, цвета иного.

– Да как же можно.

Поняв, что сделала что-то не так, Катя поспешила вернуть линзу на место, но слишком поторопилась, линза не встала как надо и миру явились сразу два зрачка в правом глазу.

Мужики разом перекрестились.

– Матерь Божия, Мария, спаси нас!

– Кочерыжку мне в ухо!

– Лопни мои глаза, век такого не видать!

– Ведьма что ли? Мужики, что это?

– Сатана! – прошептал худой дядька с бородой во все стороны, в кольчуге и высоком остроконечном шлеме, что всё время повторял «тощия-а» – Семиглавый зверь апокалипсиса смотрить на нас…

– Федя, вот бы ты варежку заткнул…

– Говорил же, баба голая из лесу не к добру…

– В исподнем.

– Не прокляла бы, а? А то моя-то на сносях.