Лабиринт двухгодичника

Основной заботой капитана Колюжного была дивизионная Ленинская комната: наличие в ней плакатов, свежих партийных и комсомольских газет, красиво нарисованных лозунгов и боевых листков, которые, впрочем, читал только сам замполит и ефрейтор Малой, их рисовавший.

Ефрейтора замполит выпросил себе в помощь у командира дивизиона, аргументируя тем, что, во-первых, на гражданке тот обучался в художественном профессионально-техническом училище, а во-вторых, умственные способности ему всё равно не позволят стать квалифицированным оператором на боевой технике.

Замполит не знал, что из учебного заведения Малого отчислили после первого же семестра за неуспеваемость и пьянство, а также из-за подозрения во взломе двери и краже из местного музея трёхлитровой банки, расписанной гуашью одной из бывших выпускниц. От более сурового наказания Малого спасло лишь то, что никто не понимал, для чего эта банка, не представлявшая ни малейшей художественной ценности, была украдена. Малой и сам не смог бы объяснить, зачем он её взял, и поэтому, несмотря на факты, всячески отвергал обвинения в воровстве.

Тем не менее краткосрочное пребывание в училище очень пригодилось ефрейтору в армии. Теперь он мог почти не ходить в наряды, пропускать утренние построения, мог получать увольнения в город, якобы для приобретения нужных ему красок и цветных карандашей.

Краски покупались в ближайшем от автовокзала магазине «Школьник», а всё остальное время увольнения Малой проводил с одной разведённой дамой, имеющей в городе однокомнатную квартиру в новом микрорайоне. Дама была на двадцать лет старше ефрейтора, красотой и статью не отличалась, большим умом наделена не была. Зато обладала необузданным темпераментом в постели и имела определённые кулинарные способности. А большего солдату и не надо. Зачем ему умная и красивая женщина? Такую и на гражданке днём с огнём не найдёшь. Да и дискуссионная это тема – должна ли красивая женщина быть умной. Из десяти мужчин только половина скажет, что они встречали такую. А из половины лишь один заявит, что хотел бы на ней жениться.

Малой, конечно, так не рассуждал. Он же не был философом и жил не в бочке, а во вполне комфортной казарме. Но его ещё первобытное подсознание справедливо подсказывало, что с красивой и умной женщиной ему связываться не стоит, иначе со спокойной и довольно размеренной (в его случае) армейской жизнью можно будет распрощаться.

***

Был последний день дежурства второго дивизиона, зенитно-ракетного комплекса С-200 Томского полка ПВО. Целый месяц Трофимов со старшим лейтенантом Матвеевым несли поочередно боевое дежурство, через сутки сменяя друг друга.

Последний наряд, заступить в который и предстояло Игнату, бывает самым долгим. Смена приходит не в девять утра, как обычно, а дежурство заканчивается на полтора часа позже, после того как пройдёт ритуал передачи дежурства первому дивизиону.

Лейтенант, предвидя длинные сутки, неторопливо спустился в капонир. Старший лейтенант Олег Матвеев, или просто Матвей, стоял в дверях учебной комнаты в фуражке и с портфелем в руках. Было заметно, что он не так давно проснулся, и на его рыжем от многочисленных веснушек лице с рыжими же взлохмаченными усами отпечаталось несколько характерных рельефных складок. Не здороваясь, он возмущённо набросился на Трофимова:

– Ну, где тебя носит?! Я уже должен быть в ДОСах!

– Спать что ли хочешь пораньше лечь? – спросил лейтенант.

– Я половину ночи в кабине лобиком фуражку давил, – пожимая протянутую руку, ответил Олег. – Так что спать пока не хочу. Мне надо срочно в город съездить, а автобус уже через час.

– Успеешь!

– Успеет у тебя в штанах, а мне пять километров придётся бежать! – возмутился Матвей.

– Вот и потренируешься, заодно морщины от фуражки на лице разгладятся.

– Попрошу не умничать! Придёт Пингвин – скажи, что с модуляцией что-то не так, пусть посмотрит, – удаляясь, наказал Олег.

Пингвином называли капитана Броницкого – начальника первой кабины радиолокационной станции, который сегодня в качестве стреляющего офицера вместе с Игнатом заступил на дежурство. Прозвали его так солдаты за то, что он ходил, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, при этом слегка сутулясь. Его заместитель старший лейтенант Сергей Коноплянка получил прозвище Наташа за короткие и полные ноги, а также быструю, семенящую походку.

В отличие от Коноплянки, Броницкого солдаты любили. Несмотря на всю его строгость, капитан как мог заботился о своих подчинённых. Он всегда интересовался жизнью солдат, сыты ли они, не обижают ли их старослужащие. Если он на праздник был в наряде, то приносил из дома и угощал солдат дежурной смены пирогами, испечёнными женой. Было известно, что, если исчерпаны другие аргументы, он, не боясь возможного наказания, мог применить свою недюжинную физическую силу к «дедушкам», избивающим его молодых бойцов.

Такое отношение к солдатам встречалось далеко не у всех офицеров. Многие рассматривали солдат как некую вменённую обузу и постоянно норовили озадачить их какой-либо работой. Считалось, что если у солдата появится свободное время, то он непременно потратит его не на самообразование, а на то, чтобы чего-нибудь набедокурить. Это предположение, впрочем, часто оказывалось небезосновательным.

Проблемы солдат мало кого из таких офицеров интересовали. Голоден боец или сыт, болен или здоров – разницы никакой нет.

Солдаты отвечали взаимностью, всячески увиливая от выполнения своих служебных обязанностей. Лозунги «Солдат спит – служба идёт», «День прошёл, но и хрен с ним» были лейтмотивом службы рядового, да и сержантского состава.

У офицеров была совершенно другая философия службы. Молодые лейтенанты приходили в войска с большой верой в своё предназначение, в свой вклад в дело защиты социалистического Отечества, с желанием сделать успешную военную карьеру. У многих отцы и деды были военными, и такая преемственность служила фундаментом обороноспособности страны.

У большинства же двухгодичников, к которым и относился Игнат Александрович Трофимов, резоны были совсем другими, а зачастую их вовсе никаких не было.

Трофимова призвали в армию сразу после окончания института. По разнарядке из пятидесяти восьми выпускников факультетского потока, обучающихся на военной кафедре, в армию должны были пойти четырнадцать. Добровольно написали рапорты одиннадцать студентов, ещё троих назначили то ли по жребию, то ли каким-либо другим способом – неизвестно.

На момент распределения Игнат в обозримом будущем обзаводиться семьёй не планировал. Перспектива попасть в НИИ и получать там сто пятьдесят рублей в месяц, сидя по восемь часов в день за кульманом, его абсолютно не прельщала. Но чтобы пойти служить – даже дум таких у него до поры до времени не возникало.

Первый раз мысль об этом промелькнула в его голове после одного неожиданного сновидения. «А почему бы тебе не послужить в армии?» – однажды во сне услышал Игнат незнакомый ему голос. Наутро, проснувшись по будильнику, он вспомнил этот несуразный вопрос.

– Приснится же такое, – произнёс вслух Трофимов, лениво вставая с постели.

– Что-то страшное привиделось? – спросила у Игната мама, торопливо собиравшаяся на работу.

– Да нет, я бы не сказал, что страшное. Так, ерунда какая-то.

– Ну, тогда никому не рассказывай, сон и не сбудется.

Трофимов так и сделал и почти тут же забыл об этом случае. Но удивительно – тот же самый сон, с тем же самым голосом и тем же вопросом, через неделю приснился ему снова.

Это событие впервые сподвиглоТрофимова серьёзно задуматься о своей жизни после окончания МВТУ имени Н. Э. Баумана. И через нескольких дней раздумий он принял решение, о котором совсем недавно даже не помышлял. К радости руководства военной кафедры, он написал рапорт с просьбой после окончания института зачислить его на два года в состав Вооружённых Сил СССР.

«Можно на халяву страну посмотреть, платить будут приличные деньги, да и интересно узнать и увидеть что-то новое. А по дембелю можно привезти с собой ОЗК и плащ-накидку для поездок на рыбалку и за грибами. Да и в ряды партии в армии можно легко вступить, что инженеру на гражданке теперь сделать практически невозможно», – так рассудил Игнат.

Трофимов не мог даже представить, что этим решением он кардинально изменил свою судьбу. А голос, услышанный им в сновидении, ещё вмешается в его жизнь.

Глава 2. Первое задание

Служить Трофимова направили в Сибирский военный округ, штаб которого располагался в далёком от Москвы Новосибирске. Там же оказался и одногруппник Игната – Андрей Чухлов.

Познания Игната о Сибири ограничивались несколькими фактами: это где-то далеко, там очень холодно – и фразой из фильма «уж лучше вы к нам».

Чухлов, в отличие от Трофимова, никакого рапорта не писал, а попал в число тех трёх «счастливчиков», которых руководство военной кафедры выбрало из оставшихся тридцати четырёх курсантов, не проходивших до поступления в институт срочную военную службу.

Распределение будущих выпускников проходило в конце четвёртого курса. На тот момент Чухлов был ещё холост и только-только начал встречаться со своей будущей женой. Поэтому известие о том, что ему по окончании института придётся идти в армию, воспринял довольно безразлично и никак не пытался повлиять на сложившуюся ситуацию.

– Лучше отслужить сразу после института, чем ждать, что тебя заберут потом – через год или два, когда уже обзаведёшься семьёй и начнёшь двигаться по служебной лестнице, – так он рассуждал в разговоре с родителями.

Но за прошедшие после распределения полтора года многое в жизни Андрея изменилось.

И вот они уже на перроне Ярославского вокзала, где в ожидании посадки стоит поезд Москва – Владивосток. Трофимова провожает компания из десятка друзей и подруг, которые громко смеются, дружескими шутками напутствуя Игната, стоящего возле своего большого кожаного чемодана на четырёх колёсиках.

Андрея же провожала только жена Марина с шестимесячной дочкой на руках. Малышка, увидев весёлую компанию, тоже начала улыбаться и тянуть маму поближе к смешным дядям и тётям. В заплаканных же глазах Марины никакой радости не было, а была безысходная грусть. Стороннему наблюдателю, не знающему причины такого её душевного состояния, могло показаться, что она пришла на вокзал, чтобы последовать примеру Анны Карениной.

Игнат с Андреем были довольно дружны, часто оказывались в одной компании, отмечавшей чей-либо день рождения, Новый год, Татьянин день или другие многочисленные студенческие праздники. Они даже несколько раз бывали в гостях друг у друга. Но несмотря на это, за все двое суток в дороге Андрей почти не вступал с Игнатом в разговор, отказывался есть и выходить прогуляться на коротких остановках скорого поезда. Даже со своей верхней полки он спускался, только чтобы изредка попить чаю или сходить в туалет. Всё время в пути он был занят тем, что, прижавшись подбородком к краю матраса, с грустью смотрел в окно на удаляющие его от семьи, сменяющие друг друга ландшафты.

А там почти растаявший снег средней полосы уступил место уральским, едва тронутым первым апрельским теплом, сугробам, которые плавно перешли в бескрайнюю снежную целину морозных сибирских просторов.

Кое-как разговорился он только в Новосибирске, где ребята в окружной гостинице прожили целую неделю, ожидая приказа о назначении в часть.

За это время они вдоволь пошатались по заснеженному городу, съездили в знаменитый на всю страну Академгородок. Оказалось, что в Новосибирске есть даже метро, состоящее, правда, только из четырёх станций. Есть даже свой ГУМ – облицованное чёрным мрамором, недавно построенное пятиэтажное здание. По московским меркам он напоминал обычный районный универмаг, да и товар там продавался соответствующий.

Ребята успели сходить в местный театр музыкальной комедии и два раза в кино. Свободного времени было предостаточно, точнее, все эти дни были свободными.

Знающие люди из числа работников гостиницы, куда их поселили в двухместный номер, сразу предупредили, что раньше чем через неделю они назначений не получат.