Шкура дьявола

– Сумочка!.. – По всей видимости чей-то хват ослабился и дама смогла дать понять, что ее волнует больше всего. Ушитая по всем щегольским правилам шинель неудобно стягивала, мешала и трещала по швам, понимая, что это усложнит единоборство, за пару метров до беглеца я попытался оторвать хлястик, но он оторвется сам с мясом сукна чуть позже. Грохнувшись своими, пока еще восьмьюдесятью килограммами, на подсеченного громилу и удачно захватив одну из рук, как раз сжимавшую сумочку, притянул ее к себе и упершись по жестче для равновесия, не обращая внимания на суету соперника, повернулся всем корпусом в обратную сторону, относительно анатомическому сгибанию локтевого сустава. Понимание природы раздавшегося звука была неприятным – сломанная рука выпустила сумку, а рот покалеченного издал крик, мощнее и продолжительнее, которого мог быть только призыв слонихи ищущей свое чадо.

Подхватив расстегнувшуюся чужую собственность, я уже несся охваченный первой победой к деморализованным оставшимся противникам, один из которых улепетывал, держась за затылок, видимо именно туда попала бляха от ремня – не будет подличать. Третий шел навстречу, кажется что-то держа в руке. Не добегая несколько шагов я швырнул снизу, без замаха, ему в лицо забранную только что сумку, чего он явно не ожидал, но отворачивая голову все же полоснул чем-то по шинели. Что-то посыпалось уже на сбитого с ног, чертыхающегося, тяжело дышащего, здоровяка – падая, как оказалось, он слегка поранил себе кисть и сломал палец, но похоже не успел этого понять, а попытался ударить калеченой рукой и ведь почти попал, слегка зацепив щеку, но ножа уже не было, а потому сразу получил два удара локтем и успокоился.

Внезапно раздавшийся крик девушки заставил испугаться и отпрыгнуть в сторону, и очень кстати – опустившаяся на мною освободившееся место доска, добила еще мычавшего парня, и уже совсем расстроила пытавшегося ударить ей еще раз, молодого человека. Видимо мой распотрошенный вид и «включенная сирена» завывания обессиленной и упавшей на колени дамы, подсказала ему единственное верное направление движения, чем он и не преминул воспользоваться.

Хозяин сломанной руки, по всей видимости улизнул раньше – хорошо, что я забрал сумочку. Уже подходя к всхлипывающему и трясущему созданию, совсем без юбки и в разодранных колготках, заметил, что меня тоже начинает трясти. А всплывающие в памяти моменты: нож, оказывается распоротая им шинель, в глубину до самого нагрудного кармана, да и дубина, так удачно миновавшая мою голову, просто начали подбрасывать. Адреналин иссяк, зато остались бешенный пульс, подбадриваемый зашкаливающим давлением, или наоборот, и наконец начинающаяся ощущаться бешеная усталость.

Что делать дальше в таких случая я понятия не имел, девушка – воробушек с растрепанными длинными, до «того самого»… волосами, и глазами, больше и ярче светящих в удалении уличных фонарей, похоже тоже была без сил. В накинутой моей шинели, прижавшись и кажется уже начиная осваиваться со своим положением, она щебетала что-то о деньгах из кассы взаимопомощи, о своем молодом человеке, предстоящей свадьбе и еще о чем-то…

…Я уже опоздал куда только можно, и понимая что все произошедшее потребует объяснения и не только в училище, где наверняка на мне, как на опоздавшем из увольнения, уже поставили крест, вместе, как минимум с двумя… нет, с пятью нарядами вне очереди, думал что же предпринять.

Ни одной живой души не было видно, и я попросил ее зайти в любой дом и набрать номер скорой помощи, о милиции даже и не подумал. Девушка вспорхнула, но чуть отдалившись вернулась и забрав сумочку, чмокнула в щеку – ну вот, и эта исчезла. Пытаясь понять, что с детиной, лежавшем на асфальте, случайно наткнулся на свои выпавшие документы и рассыпавшиеся папиросы, закурил и вспомнил сначала о подаренных «Герцеговине Флор», а за тем и о настойчивых упрашиваниях ехать на такси и, особенно, о недоконченной фразе Ярославны о том, что эта поездка должна не жизнь упростить, а…, а вот дальше, кажется она не договорила, хотя какая уже сейчас разница?! Да нет – от куда-то ведь она и, как показалось, даже они, что-то предвидели…

Ход мыслей прервали быстрые шаги, и вдалеке ревущий, на низких оборотах двигателем, УАЗик – ну вот и скорая. Отлично! Но повернувшись, увидел замахнувшуюся руку с дубинкой, от которого еле успел уйти двинувшись резко на встречу и перехватив кисть держащую средство атаки. Рванул на себя, продолжая движение руки появившегося противника, прокручиваясь вокруг оси своего тела, слегка приседая и переступая, запустил тело человека дальше его предполагаемой, им самим, траектории. Женский крик:

– Это не он!.. – Пролетающая мимо милицейская фуражка, плотно одетая на голову с озабоченным и удивленным лицом, подсказали, что во-первых это явно не врачи, а во-вторых ситуация хоть как-то разрешается. Высыпающиеся из машины и подбегающие люди в форме, начали кто подымать пострадавшего ретивого служаку, кто мирно «спящего» грабителя, а кто-то с недоверием подходил ко мне, но видя передо мной ощетинившуюся ругательствами барышню – теперь она защищала меня, начинали улыбаться. В конце концов все объяснилось и мы нервно смеялись в ожидании «помдежа»[9 - Помощник дежурного – назначается из младших офицеров.] по училищу со сменной формой и жениха пострадавшей, внешне совсем девочки с так и норовящим постоянно оголиться через прорез в шинели, как не поправляй, животиком.

Я дождался первым, и получив приглашение на свадьбу, на которую, впрочем, не попал – назавтра моя рота убывала в зимние лагеря, и вообще больше никогда не видел «воробушка».

Уже подъезжая к КПП училища, обратил внимание на открывающиеся двери такси, припаркованного рядом и выходящее из них все семейство Ии, во главе с ней. Положительно, удивлению этих выходных не будет конца, хотя все объяснилось просто. Дежурный офицер случайно зная у кого я провел эту ночь и понимая, что есть причина моему опозданию, прежде чем доложить о нем, обратился к знакомому Ильича, а тот далее. Есть правда одна маленькая деталь, осознать которую не просто – Ийка объяснила ее привычными для восприятия в этой семье необычными способностями матери, которая просто сказала своим домочадцам, что если я не поеду на такси, то может произойти непоправимое. Авторитет ее в этом отношении был непререкаем и вся семья, как одно целое решительно выполняло свой долг.

Когда моя девочка услышала от отца о моем затянувшемся опоздании, совместила это с тем, что видела из окна – меня помахавшего рукой и удаляющегося в сторону набережной, решила, что ей необходимо сейчас же во всем разобраться самой, а соответственно и всем присутствующим.

Вся заплаканная и всхлипывающая от моего внешнего вида, а переодеваться я не стал, и как есть стоял в порезанной шинели и с раздувающейся щекой, но вполне счастливый от нежданно появившейся возможности увидеть и обнять ее еще раз. Обхватив меня и сильно прижавшись, она повторяла:

– Негодяй, противный, зачем ты так со мной, я не смогу без тебя… – Оторвавшись, постучала своими кулачками по моей груди, и потребовала обещания, всегда возвращаться на такси. Получив ответ:

– Все что хочешь, ради твоих поцелуев летать научусь…, ну прости меня, малыш, я сам не свой, ну прости! А после сегодняшней ночи вообще чумной… Не передумала за муж выходить?… – Ее глаза обратились ко мне и обожгли лучащейся признательностью и неудержимым чувством. Это были те самые глаза, в которых я всегда находил то, что искал, а находя, утопал даже не сопротивляясь, и с которых сейчас, после поцелуя в носик аккуратно слизнул слезинки, что вызвало улыбку:

– Конечно… – И взяв меня за руку, продолжая тихонько всхлипывать, но уже скорее хлюпая от радости, подвела к родителям и констатировала:

– Вот, Леличка замуж предлагает… – И поцеловала мою руку в ранку на кисти, где запеклась кровь, увидев, которую вновь всхлипнула.

– А ты?… – В унисон, удивительно громко произнесли те, что даже вызвало любопытство к происходящему у дежурного офицера, уже сделавшего свое дело и лениво принимающего рапорт по всей форме от своего подчиненного.

– А я прямо щас хочу!.. – Неожиданно озадачила дочь перенервничавших отца и мать:

– Но сейчас, дочушка…, этооо…, уже почти ночь… – Все явно растерялись, но через секунду уже выбрасывали чрезмерное перенапряжение через гомерический хохот.

Кратенько было решено дожидаться лета, а сейчас организовать встречу родителей и наиболее частые встречи детей. Но первая от сегодняшнего дня состоялась лишь через три недели, по моем приезде из Луги, где ежедневные стрельбы, лыжные кроссы и другие приятности с проживанием в палатках с дровяными печами и земляным полом, продолжали вычеканивать из нас настоящих офицеров.

Продолжение микроподвига на набережной выразилось в короткой заметке в какой-то газете и ценным подарком перед строем в виде электробритвы с дарственной надписью – бесценной вещи того времени, вызвавшей зависть у половины взвода.

Гордости будущей супруги не было предела. Ярославна…, кстати, ей нравилось когда я ее так называл, но все же предпочитала «мама», старалась не хуже настоящей и уже начинала поговаривать о внуках, что было нам только на руку, ибо не нужно было искать или придумывать мотиваций для уединения в специально, только что, обставленной Ией своей спальни, которая, между прочем, последний раз претерпевала изменения в интерьере, когда она, совсем еще девочкой, пошла в первый класс.

«Папа» предсказал нам прекрасное будущее, но посоветовал не обращать на произошедшее внимание, что я и поспешил сделать.

Наш Вань-Вань-Чун, поначалу старался не любопытствовать, но потом его прорвало и он потребовал обрисовать в подробностях каждое движение и каждую мелочь в ощущениях, на что убил две тренировки, заставляя каждого повторить все, что тогда проделал я. Он был по доброму горд, и имел на это полное право, потому как в моих движениях полностью прослеживалась его школа, запомненная мышцами и примененная автоматически, не задумываясь.

При выпуске из училища я подарил ему эту бритву, так ни разу ей и не попользовавшись – отдавая ему дань его заслуг за участие в моем возмужании и становлении. Да и не известно чем бы еще все тогда закончилось не будь у меня привитых им навыков. Одной безбашенности и смелости мало, что бы достигнуть цели, зато часто достаточно, чтобы или глупо выглядеть, или лишиться здоровья, а то и вообще все потерять.

* * *

Перекрытый на выходах курсантами, вагон обычной электрички нес нашу роту в сторону новых испытаний, которые для меня утяжелялись разлукой с человеком, ради которого я с сегодняшнего дня не курил и это самое меньшее, чем я мог доказать свое отношение (хотя разве нуждается подобный обоюдный всплеск в доказательствах), замешанное на чувстве, мощнее которого еще ни к кому не испытывал, а главное взаимном и как оказалось, неизменно сильном до самого конца.

Не доезжая двух остановок «Камень» – старший лейтенант Каменев, командир взвода в составе которого я проходил обучение, скомандовал:

– Третий взвод, «к вагону»… – Предупрежденные за пять минут о надвигающемся марш – броске, причем только для нашего взвода, остальные четыре насмешливо оставались на своих места, а особенно остроумные предлагали курево или свои лыжи – «гробы» с резиновыми креплениями, одевающиеся прямо на сапоги.

Убедив себя, что это к лучшему – как минимум легкие отчистятся, я как мог, добавлял шуму к топоту, выбегающих молодых людей в форме, обвешанных разной всячиной от подсумков под магазины с боеприпасами и противогазов, до самих АКМ и забитых разным всяким вещмешков. Надо было умудриться не застрять в проходах, неся еще торчащие в разные стороны лыжи и палки к ним.

Обещанной лыжни не оказалось, и время в пути растянулось более чем вдвое. Но удрученных и понурых не было, тем более, что не хотелось пасовать и отставать от «старлея», выполнявшего, еще старшиной, свой интернациональный долг и потерявшего на этой стезе не только здоровье, но и часть организма – «отстрелянную» почку.

Предполагалось прибыть к финальной точке к отбою, но навалившаяся беспросветная темнота заставила привал плавно перейти в обустройство лагеря, а заодно научила переносить и холод, и усталость, в пусть и небольшой но мороз: -15 градусов по Цельсию. Нарубив лапника и уложив его на место уже прогоревших, специально разожженных для этого кострищ, успевших не только немного растопить верхний слой земли, но и чуть прогреть и высушить его.

Завалившись на наброшенные поверх веток плащ-палатки, как можно ближе друг к другу, и ими же накрывшись, создавали почти герметический конверт. Оставшиеся три курсанта для несения караула – все таки лес, да и потом служба, набросали сверху достаточный для сохранения тепла слой снега. Через пол часа все согрелись и сбившись гуртом, заснули, кроме нас, кто вызвался сам не спать ночью.

Рассредоточившись по периметру и соорудив небольшие «гнезда» – углубление, все трое на фоне вымотанности, начали почти сразу бороться со сном, неугомонным оказался только «Камень». Через каждые пол часа переходя к следующему, он поддерживая чем мог. К сожалению вестового с сообщением отправить возможности у него не было, рация не предполагалась, а мобильных телефонов не было совсем, поэтому он переживал: как отреагирует без предупреждения на задержку командование. На удивление все кончилось спокойно и без эксцессов, не считая зависти сокурсников.

Когда очередь дошла до меня, и он, откликнувшись на запрос пароля, заскочил в мою ячейку, то первый вопрос, который задал звучал совсем неожиданно:

– Ну что снайпер, как считаешь, удачную позицию выбрал для своей воинской специальности?… – Сон как рукой сняло:

– Никакую, товарищ старший лейтенант.

– Что собираешься делать?

– Менять… – А что еще можно было ответить? К тому же, один урок я уже получил и ночь пройдет не зря, а именно этого и добивался взводный, к тому же не давая нам замерзнуть или заснуть.

– Ну-ну, приступай, пол часа у тебя есть, если буду искать больше пяти минут, дам поспать 30… – И определив границы и ориентиры истоптанным курсантами снегом вокруг лагеря, исчез в почти полной темноте, лишь слегка, на близком расстоянии, размешанной отражающейся от снега луной, спрятавшейся за облаками.

Ради такого дела я постарался и через час уже дрых, так и ненайденный, но проявившийся сам…

В пропавшем сне и смерть резвится…

Возбужденный предвкушением завтрашнего дня организм никак не желал подчиняться режиму, а вот подъем из-за этого переносить никто не станет. Пошел второй час шебуршению в выборе удобной позы на узкой армейской кровати, но все тщетно. Кажется и Виталька тоже не мог уснуть – всему виной суета сегодняшнего дня, прошедшая в переезде из зимнего лагеря Луги в Питерские казармы и все, этому сопутствующее до самого отбоя. В протяжении всего дня суетилась чехарда в составлении списка убывающих завтра в увольнение, который менялся как придется и как получится.

Прибегать к могуществу будущего тестя не хотелось, да и самому было бы неприятным это выделение среди ребят, с которыми прожито уже четверть взрослой жизни и перемолото всякого разного, о чем я и подразумевать, будучи еще школьником, даже не мог. Это были мои соратники, мои братья, единомышленники и уже часть моей жизни, которая казалось, никогда не сможет отделиться или забыться. Души наши так скрепились, а сердца спаялись, что любое, даже небольшое отклонение в настроение любого из нас чувствовалось за версту, а любое желание, бывало, определялось заранее. Были моменты, когда мы молчали целыми днями совершенно не нуждаясь в разговоре, понимая все по взглядам. Правда потом прорывало – мысли все же требовали выплеска и обсуждения, но это особенная необходимость, скорее даже потребность проверить или найти постоянно блуждающую рядом истину.

Вот и сейчас, только почувствовав желание друга, я присел на кровати, ощутив во рту привкус желаемого табака:

– Ннн-да, неплохо бы сейчас парочку затяжек, но

… хочется сделать приятное Ийке, да и бегать тяжелее стал… – Пробурчал я себе под нос, размышляя вслух, и уже обращаясь к ворочающемуся, на стоящей через проход койке, Виталику:

– Ладно Витальсон, давай топай к писарю, пусть раскрывает свой волшебный шкафчик, может чайку сварганит – хоть с «таком» попьем… – Елисеев, уже на ходу, в одних труселях по колейно, обещающе кивал, таща за собой прицепившуюся к тапочку портянку – великое изобретение не известно кого, сохранившее бесчисленное количество здоровых ног от разных болячек и мозолей, правда с одним условием: умением их повязывать. Кусок болтающейся материи зацепился и за вторую ногу, что повлекло сначала грохот падающего тела, а затем гром разразившегося смеха – добрая половина роты словно специально еще бодрствовала, будто выжидая этого момента.

Мой друг был одним из первых по успеваемости, в прекрасной спортивной форме, очень ловким, сноровистым и сообразительным, а если подумать, то и почти без каких либо отрицательных качеств – не то что бы идеал, но все же. Мы не просто были сыновьями офицеров, но военных проходивших вместе службу в одном из отдаленных гарнизонов Союза, а потому знавших об этой службе много такого, что не бывавший в этих военных городках знать, а значит и быть готовым к специфической службе там, не мог. Нас многое связывало еще со школы, мы вместе посещали стрельбище с отцами и без, уничтожая нескончаемые боеприпасы, особенно когда в воинской части перед списанием возникал их переизбыток, вместе ходили в походы, вместе хулиганили, и одинаково за это отвечали.