Она вбежала в палату и увидела удручающую картину – Артём, прислонившись спиной к стене, сидел на полу, глаза уставились в пустоту, а изо рта тонкой струйкой стекала слюна.
Девушка произнесла несколько слов, не идущих её милой внешности, и бросилась к парню.
К тому моменту, когда подоспели два дежуривших врача, она проверила дыхание и пульс Артёма. Всё было в порядке, никаких отклонений.
Станислав Сергеевич, пришедший в палату через пять минут после начала тревоги, застал медсестру и двух врачей, склонившихся над лежащим в постели Артёмом. Их взгляды были полны смятения и недоумения.
– Что здесь? – резко спросил нейрохирург.
– Станислав Сергеевич, судя по показателям, всё… в порядке, – ответил один из врачей. –Он отключил мониторы и упал. Или упал, и мониторы отключились… В любом случае, теперь они показывают, что отклонений нет. За исключением того, что Артём без сознания.
Станислав Сергеевич изучил показания мониторов, прощупал пульс на руке.
– Живо сюда ЭЭГ!
Шёл шестой день после проведения операции по вживлению чипа.
* * *
– Артём, ты меня слышишь?
Станислав Сергеевич с озабоченным видом склонился над парнем.
Десять минут назад медсестра вызвала его по внутренней связи. Артём, пролежавший в коме одиннадцать дней, попытался что-то сказать и пошевелил рукой.
– Артём, ты слышишь меня? – повторил нейрохирург.
Веки парня задрожали, он попытался открыть глаза, но не смог.
– Вижу, что слышишь, – Станислав Сергеевич накрыл своей ладонью руку парня. – Пока лежи, через полчаса я проверю тебя.
* * *
Давление стало невыносимым.
На миг мне, действительно, показалось, что я не могу дышать. Хотя не уверен дышу ли я, на самом деле.
И вдруг всё прекратилось. Как будто не было ничего. Но было, было – я уверен! Но исчезнувшее давление – не единственное изменение, которое я почувствовал.
Наконец-то темнота начала рассеиваться, как будто наступили предрассветные сумерки. Невнятное бормотание, сопровождавшее меня практически непрерывно, давно стихло. Остался лишь мягкий звуковой фон. Но вновь появился образ, который я чуть было не поймал в прошлый раз. А потом ещё. И ещё… И каждый раз он ускользал от меня в последний момент.
А ещё я понял, что, действительно, дышу. Я чувствую, как воздух, проходя через гортань и трахею в бронхи, попадает в лёгкие, через капилляры насыщает кровь, омывающую альвеолы, кислородом.
Я чувствую, как насыщенная кислородом кровь под давлением, создаваемым сердцем, направляется к нему по лёгочным венам, а дальше – к органам, которые нуждаются в кислороде в данный момент. И я знаю, каким из них кислород нужнее.
Я почувствовал свои руки и ноги, ведь кровь сейчас стремится к ним, потому что они давно не двигались и нуждаются в кислородной «встряске».
А ещё я чувствую, что могу управлять потоком крови в своём теле. Я чувствую каждый эритроцит и лейкоцит, клетку своего организма. Я чувствую, что могу управлять любой из них. Заставить её делиться или умереть. Или заставить кровь перенести стволовую клетку от костного мозга в любую точку своего тела для воссоздания необходимой копии.
Или отредактировать ДНК…
Я чувствую абсолютно всё внутри себя. Но я ничего не могу почувствовать извне…
* * *
На кровати в палате интенсивной терапии, которая стала для него домом на последние четыре недели, лежит молодой человек, перенёсший единственную в своём роде масштабную операцию на головном мозге. В перспективе эта операция должна обеспечить замедление старения, ускорение регенерации, а также увеличить скорость восприятия информации, поступающей из внешнего мира.
Но что-то пошло не так, и вот уже двадцать два дня молодой человек находится в пограничном состоянии между комой и жизнью. Так не бывает с обычными людьми, но он теперь, скорее, не совсем обычный.
Рядом с ним, всматриваясь в показатели исследовательских мониторов, с напряжённым лицом сидит пожилой нейрохирург с осунувшимся лицом и недельной щетиной на щеках.
– Артём! – Станислав Сергеевич вновь, как и раньше, положил руку на плечо парня. – Ты должен меня услышать! Услышь меня!..
* * *
Кого я должен услышать? Я уже очень давно слышу, но не могу выбраться из этих сумерек, которые укрывают меня уже десять дней двадцать часов и семь минут. Я чувствую абсолютно всё, я чувствую, как течет время, чёрт возьми!
Но я не могу ничего увидеть, не могу никуда пойти, не могу говорить…
Но что-то изменилось сегодня. Сумерки стали светлее, а звуки чётче.
Я верю, я знаю, что смогу!
Я знаю, что могу практически всё!
* * *
Артём с видимым трудом открыл глаза.
– Артём! – Станислав Сергеевич встал со стула и склонился над парнем. – Ты смог! Смог!
Молодой человек слабо улыбнулся. Нейрохирург едва разобрал слова:
– Я теперь могу всё…
* * *
Артём ничего не чувствовал. Абсолютно ничего. Вокруг него царила кромешная тьма и звенящая тишина. А ещё он не чувствовал своего тела – ни рук, ни ног, ни других частей.
Он словно плыл по невидимым волнам, не различая направлений. Даже гравитация, как будто бы, на него не действовала.
Он абсолютно точно помнил, что его зовут Артём, и что он смертельно болен.
Но сейчас это было и не важно. Какая разница, что ты болен, если ты ничего не чувствуешь? Возможно, это и есть смерть?
Удивительно, но при всей творящейся вокруг чертовщине Артём не испытывал ни малейшего страха. Словно каждый день просыпался в пустоте, без чувств. Парень уже давно был готов к любому исходу событий. Всё, что с ним произошло за последние месяцы, убедило его в главном – он никогда не остановится ни перед какими трудностями, пока жив его разум.
А сейчас нужно просто подождать – возможно, он проснётся, или хотя бы сможет что-нибудь почувствовать.