– Рельеф местности.
– Ну да. Я не об этом. Она просто течет, и все.
– Черт, ну тебя, теперь спать не буду.
– Я тебя не будила.
– А кто по ночам шатается? Шалава проклятая. Обними меня, что ли, пусть мне тоже достанется.
– Оксан, я спать хочу.
– Вредина. От тебя так пахнет – сдохнуть. Чем-то… Точно, водой! Ты про воду говорила, вот – водой.
– Вода никак не пахнет.
– Смотря какая!
Однажды вечером Вася не пришел. Вместо него к столовой стремительно и грозно подкатила машина «Волга» черного цвета, из нее вышел мужчина в костюме. Он велел найти ему студентку по имени Даша, которая крутит с местным парнем Васей. Дашу нашли, он усадил ее в свою «Волгу» и, не отъезжая, начал разговор.
– Мне надо понять для выяснения ситуации, девушка, вы кто?
– В смысле?
– Ну, вот была тут учительница у нас, Лера, она была приличная женщина, но увлеклась моим дурачком, я с ней побеседовал, она все поняла, уехала. А ты?
– Что я?
– Пацану шестнадцати нет, вы чего все с ума-то сходите? Он истреплется весь, изгуляется, как он взрослую жизнь потом будет жить? С семьей, с детьми? И ведь даже в армию не сдашь, малой еще. Уродился, мать его, красавцем на свою голову!
– Он не виноват.
– И я о том же! Он ребенок почти что, а вам надо ум иметь или нет? А его, как нарочно, к взрослым бабам тянет. Хотя, может, к лучшему, а то забацает ребеночка какой-нибудь однокласснице, и все, танцуй, сынок, к семейной жизни под вальс Мендельсона! Короче, давай ты езжай отсюда, хорошо?
– У нас еще неделя тут.
– Могу всех отправить.
– Не надо, я одна уеду. Когда?
– Сейчас. Вещички собери, и поехали.
Даша собрала сумку, ни на кого не глядя, отец Васи повез ее к совхозной конторе, сказал:
– У меня, сама понимаешь, работа, водитель мой отвезет, куда скажешь.
– Ладно.
– Денег не надо?
– Зачем? Водителю заплатить?
– Он мой, бесплатный.
– Тогда не понимаю.
– Ладно, извини. Сейчас пришлю водителя.
Через полтора часа Даша была уже в городе, дома.
А потом выяснилось, что она забеременела. Призналась матери.
– Поздравляю, – сказала мать. – Аборт когда будем делать?
– А надо?
– Хочешь, как я, остаться одна с ребенком?
– Ты могла бы замуж выйти.
– Могла бы, да не смогла! Не все так просто!
– Да просто, мама. Тебе никто не нужен, вот и все.
– Откуда ты знаешь? Главное – зачем нищету плодить? Тебе известно, сколько я в своей поликлинике получаю, у нас всю жизнь концы с концами еле сходятся. Я себе во всем отказываю, а тебя изо всех сил на уровне держу, ведь так? Одни джинсы у тебя полторы моих зарплаты стоят! А когда ты сама начнешь зарабатывать, неизвестно, если вообще начнешь. В общем, без обсуждений, аборт – или, как бог свят, прогоню.
– А разве не грех – аборт делать?
– Была бы ты верующая, тогда грех, а раз нет, то все равно. На себя возьму, отмолю. Подумай, без денег, без квартиры, с ребенком – как будешь жить? Только не говори, что побежишь к тому, кто тебе брюхо набил, ты ни слова про него не сказала, значит – кто-то случайный. Есть возражения?
У Даши возражений не было. Дело не в том, что она боялась остаться без денег и квартиры, хотя и в этом тоже, просто история с Васей показалась ей исчерпанной, ребенок был бы лишней добавкой, она никак его в себе не чувствовала, не могла полюбить его заранее, а ей казалось, что это необходимо. И никто не подсказал ей, что заранее никого полюбить нельзя.
И пошла на аборт. Делал его знакомый матери, хороший врач, но не повезло, началось заражение крови, дошло до реанимации, Даша вылежала в больнице почти месяц.
Через три года, когда вышла замуж, узнала, что не может иметь детей. Развелись с мужем – и из-за этого, и из-за несходства характеров.
Потом Даша работала художником-оформителем при Дворце культуры, потом взяли в издательство, там познакомилась с местным писателем-садоводом, сочинявшим поэтичные рассказы о природе в промежутках между запоями, Даша тоже стала крепко выпивать вместе с ним, он в пьяном виде ввязался в драку и умер от побоев, Даша лечилась, замуж больше не выходила, схоронила маму, сменила несколько мест работы, не будучи востребованной как художница, да и самой уже не хотелось этим заниматься, в девяностые годы ей было очень трудно, иногда просто голодала, в новом веке оказалось не намного легче, она бралась за все, что предложат, – и торговала на вещевом рынке от хозяина, и сортировщицей была в овощехранилище, и уборщицей в трамвайном депо, наконец дождалась пенсии, оказавшейся мизерной, поэтому в свои шестьдесят два соглашается на любую подработку; у них образовалось что-то вроде бригады веселых старушек, как назвала ее самая взрослая из них, семидесятидвухлетняя бодрая Ангелина.
И вот вчера Ангелина позвонила, спросила:
– Окна мыть пойдешь?
– Где, что за окна?
– Особняк какого-то олигарха, три этажа, по десять окон на каждом. Работы дня на два, не меньше. Аня согласилась, но вдвоем долго возиться будем, пойдешь?
– Пойду.
Оказалось, что дом новый, только что построенный, и окна надо не просто мыть, а очищать от краски, засохшего цемента и каких-то неведомых современных то ли клеев, то ли герметиков, которые пришлось оттирать едкими растворителями. Запах, конечно, был тот еще.