Плавающая черта. Повести

Родион глухо матерится.

– А с собой ни у кого нету?

Собрание переглядывается. Моторолы – новинка элитная, обычным смертным в диковину. Танкист вообще не понимает, о чем идет речь, и удрученно таращится в календарь: девяносто семь. Сентябрь. Он человек подневольный. Очевидно, ему грозят особые неприятности.

– Соседям стукнуть! – не унимается Родион. – В стены, пол, потолок!

– Нет никого, – шепчет Таня. – По этой лестнице я осталась одна. Дом расселяют.

4

Тикают часы. Тишина гробовая, вот и слышно. Это немного успокаивает. Уютный звук. Домашний. Взбесились, с позволения сказать, лишь выходные отверстия – так прикидывает медик Андрей. Он не объявляет очевидного. Он, между прочим, не уверен и в часах. Ни в чем нельзя поручиться.

– Там очень плохо? – обращается он к Шурику, кивая на дверь.

– Я чуть не загнулся. – Лейтенант мрачен. – Хозяйка не даст соврать. Думаю, на входе установлена какая-то лучевая пушка. Может, инфразвуковая.

– Бред, – говорит Родион.

– Почему сразу бред? – заступается Лида. – Военным виднее.

Наташа, растерявшая следственный энтузиазм, начинает подвывать, и Таня прощает ей покушение на рыжие кудри. На сцене вновь появляется аптечка. По комнате растекаются запахи мятные и камфорные. Они кажутся весьма уместными в дряхлой, как выяснилось, квартире, где вместо Тани было бы правильно жить старушке.

– Это важно, но сейчас не главное, – говорит Евгений. – Лучше попробуем восстановить события, тогда будет понятнее, что делать. Может быть. Все равно, насколько я понимаю, никто не рискнет повторить попытку сбежать. Давайте, начнем с вас, – приглашает он Шурика, который к нему ближе всех.

– Я ничего не помню, – отрезает танкист. – Я шел в Академию. Очнулся здесь. Это все.

Тучный Родион недоверчиво хмыкает. Правда, его отчет не менее лаконичен. Он успешный переводчик-синхронист, озвучивает фильмы. Лег поздно, дома, очухался благодаря утюгу. Евгений – мастер спорта по фигурному катанию. Проснулся, имея в планах отработать тулупы двойные, тройные и четверные, однако вмешалась зубная боль. Он принял таблетку, собрался к врачу. Дальше, как принято выражаться, провал. Таня смотрит на Евгения удивленно. Тот настоящий богатырь для фигуриста. Лед под Евгением, наверно, трещит. Евгений без всякой нужды добавляет, что катается под песню «Вдоль по Питерской» – и попадает, так сказать, в цвет.

– Мы бегаем по утрам, – сообщает Наташа. – С Лидой, по набережной.

Она кивает на долговязую соседку. Лида настолько испугана, что не в состоянии даже кивнуть, и только рябь пробегает по носатому лицу.

Андрей скребет горелую шерсть.

– Позвольте пару вопросов, это касается всех. Не возникло ли перед провалом странного ощущения – резкого запаха, звука, вспышки? Чего-то еще?

Пустые надежды. Никто ничего подобного не испытал, да и сам он не слышал о случаях массовой эпилепсии, способной вдруг поразить разбросанных по городу и ничем не связанных между собой людей.

– Четвертый этаж, – бурчит танкист. – Бросить бы простыни.

– Попробуйте, – бормочет Таня, но Шурик просто болтает.

– Выведите нас кто-нибудь, – шепчет чернявая Лида, близкая к истерике.

От Родиона скверно пахнет. Обильный пот отличается редкой едучестью. Андрею вспоминается цирковая арена с опилками.

– Есть одна странная вещь, – спокойно произносит красавица Соня.

– Одна? – усмехается Евгений.

– Не цепляйтесь к словам. Если я правильно поняла, здесь собрались незнакомые люди. Кроме нас, – она кивает на Родиона. – И вас, – она обращается к толстой Наташе и тощей Лиде. Но вы бежали по набережной. Если вас похитили, то ясно, почему обеих.

Наташа ничего не понимает, но рада слышать речь ровную и размеренную. Лида пребывает в прострации. Мужчины напряжены, лейтенант шевелит ежиком-скальпом.

– Но мы-то с Родькой не были вместе, – значительно продолжает Соня. – Мы угодили сюда с разных концов города. И это удивительно.

– Совпадение, – предполагает доктор.

– Фантастическое, – пожимает плечами та.

– А все остальное, разумеется, вполне правдоподобно.

Беседуя, собравшиеся морщатся. Ожоги болят. Коллективная признательность находчивому Евгению смешана с неприязнью.

– Фантастично для произвольного выбора жертв, – не унимается Соня. – А для системы, может статься, очень даже логично.

– И в чем система? – Андрей немного раздражен на Соню. – Знаете – так не томите.

– Понятия не имею.

– Спаривание, – выпаливает Евгений. Его давно подмывало сказать. – Вспомните, что творилось за этим столом. Без пяти минут групповик. Слюни текли!

Родион предлагает невпопад:

– Можно выставить в форточку флаг. Или разбросать записки.

– Вот вы и бросайте, – подхватывает Таня. – Я близко не подойду.

– Вы все выдумываете.

Это Лидия. Она вот-вот впадет в детство.

– Может быть, – соглашается доктор. – Был у меня пациент, пил отраву. Буянил, привязали его. Когда он в первом приближении оклемался, не сумел разобраться, куда попал. Достроил непонятности ужасами. Вообразил, будто некто злонамеренный захватил его с мутными и страшными целями. На соседней койке кто-то храпел, и бедняга решил, что это и есть похититель, еще и людоед, который зачем-то прилег поспать…

– Как вас там? Андрей? – Лидии хочется грубить. – Я видела белую горячку, не надо меня сравнивать.

– Да я не вас, – защищается тот, но его история не нравится никому.

Дотошная Соня формулирует четко:

– Какова вероятность того, что при случайном захвате восьми жителей в многомиллионном городе попадется знакомая пара?

– Вы математик? – спрашивает Евгений.

– Она экономист, – угрюмо встревает Родион, улавливающий сарказм.

– Я тоже, – зачем-то сообщает Наташа. – Мы с Лидой.