Приют отверженных

– Сейчас поищу, – Антонов достал из кармана напарника сверток, развернул и вытащил одну длинную самокрутку, прикурил и протянул другу.

– Я не дотяну Глеб, сам все видишь, – после недолгого размышления, прокашлявшись проговорил Филин. – Сейчас главное помочь нашим друзьям. Иди на юго-запад, отсюда до лагеря несколько километров. Боюсь, ночь не переживу, оставь мое тело здесь, не думай, что бросил и не захоронил как полагается. Сейчас важнее люди, которые нас ждут, потому выходи самым ранним утром, и иди как можно быстрее.

– Я понял, Саша, – закивал Антонов, едва сдерживая слезы. – Я все сделаю, я не подведу тебя, доставлю коробку нашим друзьям.

– Как давно я не никого не видел из парней, – пытаясь улыбнуться, тихо проговорил Филин, глядя в пустоту. – Интересно как они сейчас, чем занимаются, что у них нового и интересного. Я бы с большим удовольствием посидел со всеми у большого костра, слушая их рассказы под жареную оленину и настоянную бормотуху, – Филина передернуло, он весь затрясся, его голос стал тише и надрывистее. – Но больше всего, хочется обнять свою маму и младшего брата, вернуться в детство, когда все вокруг было светлым и чистым, хотя бы на один вечер. Мы бы посидели все вместе на кухне за вкусным ужином, говорили, спорили, обсуждали, шутили, смеялись, – Саша сжал рукав Антонов, посмотрев другу в глаза и улыбнулся, – Я помню дни, когда мы с братишкой смотрели телевизор, а наша мама жарила семечки в старой чугунной сковородке, и горячих, высыпала их на большую газету. Нам нравилось слюнявить пальцы и макать в жареную соль, которую мама никогда не жалела.

Взгляд Филина стал отстранённым, улыбка понемногу стала угасать, а рука, державшая за рукав ослабевать.

– Хочется поговорить с родными, сказать, как сильно я по ним скучаю, и как их люблю. Брату дать совет – не повторять моих ошибок, жить и идти по жизни самому, но не в одиночку, найти свою любовь, создать семью и продолжить наш род, раз я уже не смогу.

Заканчивая осторожно перематывать руку, Антонов почувствовал, как тело Филина вздрогнуло и напряглось. Его здоровая рука, поднялась указывая в сторону. Лицо стало еще бледнее, глаза расширились и уставились в одну точку, а изо рта послышался сдавленный испуганный стон.

Страх легким холодком прошелся по спине Антонова, он словно почувствовал, как кто-то надвигался сзади, а Филин видел это обезумевшими от страха глазами.

Зверь, размерами, куда большими своих мертвых сородичей рванул вперед. Он настиг людей мгновенно, в несколько прыжков. Антонов успел лишь отпрыгнуть на метр в сторону и встать на ноги, но тут же упал, получив удар мощной когтистой лапой, порвавший ватник, оставляя длинные царапины на груди.

Но зверю нужен был не Глеб. Чувствуя кровь, тварь медленно подошла к человеку, лежащему на земле и мгновенно, с яростным рыком, вцепился чудовищными зубами в горло беззащитной жертвы. Ужасный, сдавленный хрип умирающего, пролетел по округе сотрясая ночи.

– НЕТ, – забыв о пистолете, Антонов вытащил нож, и, вскочив на ноги, бросился на зверя. Тварь, чуя опасности, отшатнулась от добычи, и прыгнула на нападающего человека. Глеб увильнул вправо, и оставшись стоять на ногах, резко рванул к постройке. За пару секунд добрался до дома, проскочил полуразрушенное крыльцо, забежал и закрыл дверной засов. В тот же миг, когда ржавая задвижка оказалась в двери, Антонов ощутил мощный удар, от которого затрясся дом, но деревянная, полусгнившая дверь устояла.

Большие когти скребли древесину, мощные лапы пытались подцепить дверь снизу и открыть, но она была не преступной, зверь злился, метался, рычал, но оставался по ту сторону. Антонов понимал, это ненадолго, вытащив пистолет, направил дуло в проем, и стал ждать, когда зверь вынесет преграду, отделяющую его от жертвы.

Резко стихло. Несколько минут человек стоял неподвижно ничего не слыша вокруг, кроме собственного дыхания и бешеного стука сердца. Не убирая оружия, Антонов медленно подошел к двери, и прислонился ухом и чрез пару минут убедился, что зверь ушел.

Антонов повернулся спиной к двери и медленно сполз вниз. Дозарядив пистолет, убрал оружие под телогрейку, вынул из кармана грязную тряпку и вытер лицо от пота. Его взгляд за секунду оглядел не большое помещение, и резко становился на стенном проеме, через которое он видел ночное небо.

– Окно, – сглатывая сухую слюну прохрипел Антонов, видя, как в узкой прорези медленно появляется страшная, окровавленная морда зверя. Увидев человека тварь с рыком рванула вперед, но не смогла протиснуться в оконный проем. Когтями и зубами, рыча и хрипя, псина вгрызалась в гнилые доски, быстро расширяя себе проход к добыче.

Не думая, Антонов вскочил на ноги, и, с криком бросился на зверя с ножом. Одним ударом вогнал лезвие в морду, пронзая верхнюю челюсть насквозь. Тварь взвизгнула, начала метаться и скулить, силясь вытащить жалящую сталь. Узкое окно зажало здоровое тело, не отпуская назад. С большей силой она начала рвать дерево медленно пролезая вперед. Тихо пятясь назад, Антонов нащупал рукоять своего пистолета, вытащив его, взвел курок и направил на цель. Выстрелы один за другим прогремели без осечки. Семь пуль вошли в тушу, оставляя рваные кровавые следы на шерсти. Мертвое тело зверя, хрипя, повисло в оконном проеме, наполовину выходя наружу.

Тихие шаги неизвестного осторожно прошлись по поляне. Огибая трупы, человек остановился у мертвого, с разорванным горлом мужчины, не много постоял, и затем подошел в плотную к запертой двери дома. Дуло ружья уперлось в деревянную преграду, слегка надавливая, скользнуло вниз и уперлось в пол сгнившего крыльца. Антонов вжался в угол и осел, держа перед собой пустой револьвер. Видя, как длинный и широкий нож, медленно входит в узкую щель между дверью и стеной, пытаясь отжать замок.

– У меня еще есть патроны, стреляю, – закричал Антонов, взводя курок и топнув сапогом по полу. – Уходи, хватит на сегодня смертей.

Нож быстро исчез в темноте за дверью, и тихи шаги, скрипнув досками под ногами, скользнули за угол дома. Старая бледная рука, с грязными длинными ногтями показалась в проеме окна. С нежностью погладила окровавленную шерсть зверя, почесав за ухом, и исчезла. Опустив револьвер, Антонов еще долго смотрел на мертвую тушу, висящую в окне, и не мог поверить в произошедшее. Бросив оружие, он посмотрел на очертание своих рук, закрыл лицо и тихо заплакал.

2.

Высокий человек, в длинном брезентовом плаще, вглядывался в ночную темноту, внимательно изучая округу. Он стоял на смотровой деревянной вышке, в плотную примыкающей к трехметровой стене из вкопанных вертикально в землю толстых еловых бревен, заострённых вверх. Худые длинные пальцы, еле слышно барабанили по бревенчатым перилам. Уставшие глаза медленно блуждали по ночной округе, но не находили желаемое. Каждый шорох куста или ветки дерева молниеносно притягивали его внимание, но через мгновение мужчина понимал, что это был всего лишь ветер.

Человек запрокинул капюшон от плаща на голову прячась от мелкого, неприятного дождя. От напряжения, глаза начали уставать и заболела голова. Зажмурившись, он влажной рукой потер свой лоб и правый висок, давая отдых глазам.

Постояв еще немного, мужчина на вышке тяжело вздохнул, и уже собирался спускаться, когда услышал за спиной тяжелые и медленные шаги, поднимающиеся по ступеням вверх. Пожилой мужчина, слегка сгорбленный, с трудом поднялся и встал у края лестницы тяжело дыша. Невысокий и плотный, с седыми волосами и бородой, он укрывался от холода в выцветшую зеленую телогрейку, сильно большую в длине и рукавах. Отдышавшись старик подошел к человеку в плаще по-отечески похлопав рукой по плечу.

– Все ждешь, друг мой? – тихим, скрипучим голосом спросил старик, доставая из кармана потрёпанный алюминиевый портсигар и спички. – Поздно уже, он не придет.

– Должен, – не поворачивая голову произнес человек в плаще. – Филин человек обязательный.

– От него целый месяц вестей не было, – проговорил старик, протягивая собеседнику папироску. – Могло случиться многое.

– Если и произошло, то со всей группой, а иначе кто-нибудь из них уже прибежал, – ответил высокий, беря папиросу в руки. – Не хочу верить, что с ними приключилась беда, но поганые мысли сами лезут в голову. Филин должен был прийти еще пять часов назад, как по-твоему Палыч где он?

– Да откуда же мне знать, – ответил старик, пожимая плечами и прикуривая. – Я очень надеюсь, что ничего страшного не произошло, и они все живы.

– И я верю в это, но если к утру Филин не появиться, то выбора не остается, пойдем с тем что осталось.

– Я за этим к тебе и пришел, – кривыми морщинистыми пальцами старик медленно залез во внутренний карман своей телогрейки и извлек маленький предмет передавая собеседнику и тяжело вздыхая. – Вот и дожили Люгер, у нас остался последний кусочек золота.

– Мы знали, что однажды так произойдет, – Люгер осторожно забрал небольшой, размером с ноготь, слиток золота тускло-желтого цвета, и спрятал его в пустой спичечный коробок. – Что обменять на него, патроны, медицину или еду?

– Чего не коснись, все нужно, – вздохнул старик, опускаясь на узкую лавку. – Многое на исходе. Из медикаментов пара бинтов и осталась, патроны, сам знаешь, как орешки щелкаются, а про еду я просто молчу. У нас двадцать с лишним ртов, и чем их кормить не представляю.

– Тогда еда в приоритете, – кивнул Люгер. – Завтра потратим остатки, а что потом? Золото у нас больше нет и не будет. Стандартные пайки от военных уходят меньше чем за неделю, а вторую просто голодаем. Патронов не то что бы мало, их катастрофически не хватает. С тем что имеем сейчас даже на охоту сходить не можем, я уж не говорю про защиту лагеря. Да и как охотиться, если на нас самих капканы поставили.

– И не говори, весну и лето спокойно прожили, а тут за две недели троих ребят убили, – Палыч глубоко вздохнув доставая из кармана тряпочку и вытирая мокрые глаза. – Жалко вас молодых, все мне как сыновья.

– Понимаю, самому погано, – ответил Люгер. – Двоих охотников ни за что подстрелили, засаду устроили, стреляли в спину. Рыбака нашего, Витька, утопили, твари трусливые.

– Хорошо хоть Сырник выжил, услышал головорезов раньше, чем его увидели и спрятался в высокой траве.

– Молодец, на рожон не полез, а то бы последнего хорошего рыбака лишились. Трусость иногда спасает.

– Все так, сейчас за стены лишний раз боюсь ребят посылать, даже за водой, мало ли эти отморозки засели неподалеку, – Палыч затушил окурок, выкинув в консервную банку, стоящую на лавке. – Их видели на днях. Славка, дозорным стоял на западной вышке, наблюдал вдалеке, как сквозь кусты перебирались. Говорит, что пятерых насчитал, но кажется их все же больше. Не спроста так близко к стенам подходят, я уверен, что они замыслили гадость устроить.

– Уже устроили, троих убили, живых напугали, моральных дух подавили, – скрепя зубами сказал Люгер, круча папиросу в руках. – Рано или поздно, мы встретимся, тогда они за все ответят.

– Я хотел еще кое-что сказать, – признался Палыч, немного помолчав. – Ко всем прочим проблемам добавились еще одни.

– Это какие же?

– Ко мне приходят ребята с жалобами. Говорят, у них пропадают вещи, а именно патроны, разных калибров, ножи и консервы.

– Только крысы нам в лагере не хватало, – покачал головой Люгер. – Скольких обворовали?

– Ко мне семеро подошло, но думаю пострадавших больше.

– Не кажется ли тебе Палыч, что все это неспроста, – после не долгих раздумий произнес Люгер посмотрел на старика в упор. – Эти кражи, нападения и убийства. Нас не трогали пять с половиной месяцев, и вот резко все началось, за пару недель столько событий, это не случайно.

– Не знаю, друг мой, – старик покачал головой, размышляя. – Убийства это одно, а кражи совсем другое. Скорее всего, еду ворует тот, кто не доедает. У нас ведь сейчас паек на человека маленький, вот кто-то и начал с голода таскать у других, не брезгуя и патронами. Давай не будем играть в шпионов и диверсантов, их просто нет в лагере. Я здесь каждому, как тебе верю, правда воришку изловить все же надо.

– А я иначе все вижу, – дослушав старика, ответил Люгер. – Тогда, прошлой весной, мы были сильными, ели досыта и у каждого ворох патрон для своего обреза. Помнишь, как люди Маркграфа, налетели на наши стены, надеясь на легкую победу, и как они обломались, потеряв не мало людей. Вспомни, как мы радовались той свободе что обрели, особенно после указа Монарха оставить нас в покое. Но теперь мы на грани. Все меньше припасов, нам не на что торговать, а впереди зима, к которой мы не готовы. Людей убивают, а ряды наши не восполняются. Я боюсь, что холод и голод в будущем, нам не страшны, мы до них просто не доживем.

– Все сказанное тобой имеет смысл, что очень грустно, если задуматься. Не далеко то время, когда свои стены будем камнями и деревянными копьями защищать, – тяжело вздохнул Палыч. – Нужно было сказать тебе раньше про воровство, извини.

– Нормально, – Люгер покрутил в руке так и не прикуренную сигарету и протянул ее старику. – Забери, я же бросить пытаюсь, неделю назад в боку колоть стало и дышать труднее, а не дымлю и вроде легче.

– Это правильно, – ответил Палыч, аккуратно убирая мятую сигарету в свой портсигар. – А я даже пытаться не буду бросить, пятьдесят четыре года непрерывного курения, это большой срок, я же курю лет так с семи примерно. Как говорила моя мама – все дети букварь прочли, а мой сынок его скурил.