Вечная жизнь

Притти сумела справиться, со своим чувством утраты, оправилась от невосполнимой потери, и поняла, что очень важно не привязываться эмоциями к покойному отцу, а наоборот следует отпустить, помочь ему совершить переход души из тела в тело, и что это самый благородный поступок, который может совершить человек, для своего усопшего родственника.

Через год после смерти отца Притти родила сына Баджи. Когда она взглянула ему в глаза – они показались ей до боли знакомыми и родными. У нее появилось чувство, что она этот взгляд давно знает, и мелькнула мысль – возможно, это её отец, переродившийся и пришедший в мир в качестве ее ребенка!

Сын рос, Притти наблюдала за ним, но о своих догадках никому не говорила. Однажды они семьей готовились к празднику Дивали, и она разбирала лоскутки ткани, чтобы сшить праздничный костюм. Вдруг подбежал её трехлетний малыш, достал из мешка лоскут и громко закричал: «Это мое! Я помню, я это носил!». Это была ткань от отцовского костюма десятилетней давности. Притти сразу же позвонила матери и тете. Мать, которая не верила в подобные вещи, призадумалась, а тетя сказала: «Я всегда знала, что он – наш Бабу».

Так они и жили, зная, что отец к ним вернулся. Мать и тетя приезжали на каждый день рождения Раджу. И тогда он начинал говорить интересные вещи. Например, когда ему исполнилось четыре года, он изрек: «Сегодня не простой день, сегодня два дня рождения: у меня и Бабу». Мать Притти, услышав это, оцепенела.

До пятилетнего возраста мальчик говорил им напутствия, точно такие, какие раньше говорил Бабу, интересовался их жизнью, вспоминал детали из далекого прошлого, известные только им, четко знал родственные связи семьи, любил копаться в грядках. После он все реже и реже вспоминал о прошлой жизни, но зато Кумари теперь знала, что её любимый Бабу вернулся к ней в образе внука.

И это доказывает, что реинкарнация все-таки существует, хоть многие в современном мире и считают такое перерождение человеческой души сказкой.

ЧАСТЬ 2. ВЕЧНО ЖИВОЕ ДЕЛО И ТО, РАДИ ЧЕГО МЫ ВСТАЕМ ПО УТРАМ

Всё счастье, что ни есть в мире,

Происходит от желания счастья другим,

А всё страдание, что ни есть в мире,

Происходит от желания счастья для себя.

Неужели нужно сказать больше?

Посмотрите на них, кто как ребёнок – старается ради себя,

И на Будду, кто старается на благо всех:

Сколь они различны!

    Шантидева.

ГЛАВА 1. «АГАПИ!»

Океан мирно ласкал волнами берег. Широкий пляж с выглядывающими из-за пальм крышами хижин, которые в сезон сдают туристам, благодарно покоился на территории славного полуострова Индостан.

Трое друзей, молодая пара – Ольга и Максим – и их знакомая, Юлия, наблюдали за тем, как вода медленно перебирает песчинки, унося с собой те, что сейчас ближе всего волей судьбы и природных игр оказались к воде, и, возвращая их снова на берег. Максим и Ольга сидели на песке, пересыпая его в ладонях. Ребята только что вернулись из поездки в Малый Тибет, что на севере штата Карнатака, и отдыхали в ожидании своего давнего знакомого, индуса, который, к слову, и направил их туда, и с которым им теперь не терпелось поделиться впечатлениями. Юлия, которой надоело наблюдать за песчинками, теперь прогуливалась вдоль берега по мокрому песку. Тёплые лёгкие волны изредка касались её ног, омывая, и отступали обратно в океан. Юлия прислушивалась к своим ощущениям. Казалось нежность самой жизни, которая теперь представала перед ней в виде теплой воды, щедро сдобренной за день индийским солнцем, проникает через ступни ног и растекается по телу.

Она размышляла о том, что в Индии есть много мест, которые называют в честь других государств. Возможно, потому что они утратили национальный колорит или сильно разбавили его, смешав с иностранными красками, впитали другие культуры, предоставив дом и убежище гостям, оказав гостеприимство. И все же, думала она, и в этом есть настоящая Индия, она таинственна, загадочна и многослойна, как какое-нибудь изысканное блюдо, вкус которого раскрывается и трансформируется по мере взаимодействия с человеческими рецепторами.

Далай-лама XIV когда-то назвал себя сыном Индии, потому что был принят ею, несмотря на опасения кабинета индийских министров, что монах окажет политическое влияние на систему. Он назвал себя сыном Индии хотя бы потому, что больше шестидесяти лет своей жизни прожил в этой гостеприимной стране.

«В этой многослойности Индия чем-то похожа на Россию, – продолжала свой внутренний монолог девушка, любуясь волнами, – только в Индии люди намного дружелюбнее и загадочнее, ведь страну создают живущие в ней люди, носители её культуры, традиций, уклада, характера. В Индию едут, чтобы прикоснуться к неизведанному, стремятся причаститься загадочной индийской душой».

Ребята, вернувшись с пляжа Арамболь, сидели на верхнем этаже своего гестхауса. Они любили сидеть на открытом воздухе. Открытый этаж под крышей в хорошую погоду это красивейшие рассветы по утрам, упоительные закаты – по вечерам и вся видимая плеяда звезд – ночами.

– Привет, привет, драгоценные мои! – раздался совсем рядом голос их индийского друга. Аамир Кхан, так звали вошедшего мужчину, поприветствовал друзей, которые не могли отвести от него глаз. В самом деле, на него достаточно было просто смотреть или находиться рядом, чтобы получать эстетическое удовольствие. Чист, ухожен, хорош собой. Никто не мог бы сказать точно, сколько ему лет, а он предпочитал не рассказывать о себе лишнего. Судя по внешнему облику, он был молод, но его взгляд совершенно точно мог бы принадлежать и старцу.

– Очень рад, – пожал ему руку Максим, привстав, а Ольга, как всегда, с ходу засыпала его вопросами: – Ответь мне, кто такой бог? – провокационно начала она.

– Ну, это сложный вопрос! – протянул, устраиваясь поудобнее, Аамир Кхан.

– А я считаю, что Бог – это не бородатый дядя на небе, это моральные законы природы по регулированию жизни. Вот в природе как? Выкопал слишком много, к примеру, руды, или чего там копают? На тебе обвал или землетрясение, или еще хуже – настроил некачественных загрязняющих воздух заводов, – получи кислотные дожди и плохую экологию. А в жизни человека, как происходит? Поступил плохо – на тебе тревоги и неудачи. Живешь с ненавистью в сердце – получи, например, язву желудка. Изнутри ненависть разъедает не хуже озлобленности. Только вот если про влияние на природу все более или менее понятно и ясно, и все причинно-следственные связи абсолютно очевидны, то о взаимосвязях в человеческой жизни ведутся жесточайшие дискуссии, и не одну уже тысячу лет.

– Так и что в итоге-то? – улыбнулся их индийский друг.

– Непонятно мне, конечно, как оно там все регулируется, но у всего оказывается своя цена. И у «совестной» жизни, и у бессовестной тоже, – продолжила Ольга. – Еще считаю, что всё в мире взаимосвязано. Параллелей очень много. Как по мне, иногда слишком много, чтоб уж точно все их заметить. Ну а если что-то нельзя логически объяснить или просто уложить в привычные для нас рамки, это совершенно не значит, что этого нет или не существует. Может, у нас просто логика пока не дотягивает? Ну, или еще что-то там… Мне вот папа много раз пытался объяснить теорию, по которой может быть возможным, чтобы на какой-нибудь гипотетической планете с иными, совсем не похожими на наши, законами строения и устройства мира и жизни во всех отношениях и смыслах, два плюс два могли бы равняться пяти. Или сорока. Или там просто может не быть привычного для нас счета, как такового. В принципе. Мне до сих пор не до конца понятно как это, если честно…

– Логика вообще странная штука, Оля, – дружески подмигивая, продолжил спор Аамир Кхан, – вот представь только ситуацию: что если взрослые спрашивают семилетнего ребенка, как пишется слово «жвачка»… Как он должен ответить? И какая должна быть у него логика, чтобы он ответил правильно?

– По логике нужно начать рассуждать: любопытный ребенок бы наверняка предположил, что где-то рядом кроется слово «жевать», и тогда жвачка пишется как ж-вач-ка, – нашлась Ольга.

– «Нет!» Сказали бы ему хитрые взрослые, – засмеялся Аамир Кхан, – какая логика дальше?

– Дальше он бы, конечно, решил вместо «е» поставить «и» и предположил бы «жИ-вач-ку»… – поддержал возлюбленную Максим.

– «И снова нет!» – сказали бы взрослые, – Аамир Кхан как всегда прекрасно отыгрывал роль ведущего.

– Тупик? – задумалась Оля.

– Да нет… возможно ему бы задали наводящий вопрос, – Аамир Кхану явно самому была интересна логика друзей в этой ситуации.

– Какой? – оживилась Оля.

– Ну, например, «что ты делаешь с ней?» – выдал Аамир Кхан первое, что пришло в голову.

– «Жую!» – ответил за выдуманного ребенка Макс.

– Следуя этой логике, ребенку нужно было бы написать жУ-вач-ка… – поддержала всеобщее рассуждение Юля, рассмеявшись.

– Нда…

– А там пусто! Где ж тут логика? – пожал плечами Аамир Кхан.

– Ну, хорошо, – сдалась Ольга, – но я думаю, что надо идти хотя бы, как минимум, работать над ответственностью, внутренней, в первую очередь, научиться анализировать происходящее с нами и делать выводы! Только выводы. Ответственные, а не аморально-эгоистические. Надо быть честным хотя бы перед самим собой. И это уже будет шаг. Иначе никогда не сдвинуться нам с мертвой точки. Ведь на деле-то выходит, что порядочный и честный атеист оказывается гораздо ближе к Богу, чем ретивый верующий.

– А ты как считаешь? – спросила она Юлию.

– Думаю, все сложнее… Особенно в христианском мировосприятии. Цена – безусловно. Закон равновесия – конечно. Но мерило и регулятор, думаю, это любовь.

– Любооовь – протянула романтичная Ольга.

– Да, – посмотрела на неё Юлия, продолжив, – то, как Пирс понимал агапэ. Мораль нашего мира, добро и зло, полярность и взаимосвязь выстроены на примитивном понимании этой любви. Подозреваю, что наше сознание не в состоянии воспринять её более полно. Хотя ключ есть в Библии, полагаю. Про атеиста и верующего – думаю, нас сбивают с толку штампы. – Поясни, пожалуйста, как Пирс понимал агапэ, – попросила Ольга, – я слышала, что так греки обращаются к своим любимым: «Агапи! Агапи моя!», – умилительно изобразила она, и её губы подёрнула задорная улыбка, которая всегда свидетельствует о легком характере её обладателя.

– Пирс называл её творящей энергией эволюции, – ответил первым Максим, – по крайней мере, так пишут пособия по психологии.

– Мне кажется, самое правильное в этом случае – спросить самого Чарльза Сандерса Пирса… – заметил индус.

– Ну почему же… – смогла, наконец, закончить свою мысль Юлия. – Если представить себя на месте буддийских монахов, которые, между прочим, изучают философию не меньше четверти века, то, уверена, каждый сможет хоть на минуту почувствовать любовь ко всем живым существам.