Второй патрон

– Да, именно так и был помечен патрон, который некоторое время находился у меня, – сказал Живиков.

– Вы уверены?

– Да что вы! Не сомневаюсь ни капельки. Этот крестик ставил майор.

– А как вы определили? – не унимался Снеговской.

– Да-к вот же! Глядите сюда. Вот буковка на гильзе. Это заводская серия. И крестик начинается от самой буковки. На моем точно также было. Я его часами рассматривал. К слову, если помните, в материалах скорого на руку расследования также указывалось, что на стреляной гильзе был нацарапан крестик. И еще, что в кармане застрелившегося лежал годный патрон, без рокового знака.

Удостоверившись в словах Живикова, Артур Станиславович задумался, от чего весьма рассеянно распрощался с майором.

Догадка осенила внезапно. Логическая цепь размышлений замкнулась. Последнее звено проявило себя и все стало на свои места. Артур Станиславович понесся в дежурку, всячески понося про себя Слизунова: – Ну, надо же уродиться таким идиотом! Ах, балбес! И как земля-то таких придурков сносит. Муфлон, даун! Чему вас только в школе учили?

К везению, там нес службу коротко ему знакомый и бесшабашно относящийся к нарядам офицер. Тот без проволочек вскрыл сейф и незаконно выдал Снеговскому пистолет безо всякого учета. Артур Станиславович ушел за пределы части, зарядил пистолет меченым патроном. Щелкнул курок – выстрела не последовало. Это означало только одно: особисту, может случаем, а может и по долгу службы, стало известно о способности погибшего. Из своей молодости ли, из недалекости ли, но, как бы то ни было, Слизунов решил проверить телепатические возможности майора. И не нашел иного способа, как подменить негодный патрон на рабочий дубликат. Этот дурак, наивно полагая, что человек, обладающий даром предвидения, определит неладное, на рабочем патроне нацарапал похожую мету, а затем в обойме поменял местами с нерабочим.

Заступивший на дежурство майор, видно, не мог и предположить, что его оружие кто-то трогал. И, наверняка, не задумывался о возможном подлоге. Из боязни солдат тоже ни словом не обмолвился о ночном посетителе. Самоуверенный майор, твердо знающий, что первым в магазине покоится меченый патрон, а может и убедившийся в наличии рокового знака, приставил пистолет к голове и спустил курок. Из каких побуждений он не в пол направил ствол, а прислонил к виску: что помешало ему сначала высыпать патроны из магазина и перебрать их; отчего решил именно таким образом развлечь себя служака, отказала ли интуиция теперь уже не узнать. Остаётся списать это недоразумение на коварные выходки судьбы. Последнее, что услышал майор – глухой хлопок выстрела.

Какие события случились после доподлинно мне не известно. Обрывки сведений, которые на слуху и которые я смею изложить ниже, весьма кратки, скучны и вряд ли способны занять читателя. Тем не менее, я рискну. Русский авось пока ещё никто не отменял.

На страну обрушились революционные потрясения. Армия и народ переживали не лучшие времена. "Счастливый полк" в короткий промежуток расформировали. Полгода военный городок пустел и вскоре был окончательно заброшен.

Знаю, что Ниночка в положенный природой срок родила здоровенького сынишку и уехала жить к маме. Она писала Снеговскому, но её письма, вероятно, до адресата так и не дошли. Подтверждением этому случайно подобранное мною на пустыре нераспечатанное письмо Снеговскому без обратного адреса. По иронии судьбы, а, может, из-за халатности работников почтового отделения крик несчастной души долго пылился на полке одного из шкафов. И, скорее всего, позднее письмена были выброшены солдатом, не удосужившимся доволочь ставшую ненужной корреспонденцию к мусорному баку.

Надпись, исполненная волнительным почерком, ясно свидетельствовала о глубоких переживаниях и душевном потрясении молодой женщины. Вскрыть конверт, дабы прознать о содержимом послания, мне не позволило чувство такта. Читать чужую боль, а равно и радость неприлично. Потому я изорвал письмо в мелкие клочки и кинул их в текущий неподалеку ручей.

Замполит полка вроде как оставил армию и спился. Слыхивал, будто Артур Станиславович вышел в запас, и работает агентом в какой-то фирме, разъезжая по всему Дальнему Востоку. Ещё в миру витает упорный шепоток, что Слизунов бросил службу, подался к бандитам и был застрелен. Пуля легла точно в лоб бывшему особисту. Дело закрыто за отсутствием улик и подозреваемых. Да мало ли бурные девяностые наворочали, унеся множество невинных и грешных душ!

Причастен ли к этому Артур Станиславович, данных нет. Человек он скрытный. Всякое может быть. Людей в этих краях наперечет, немало среди них и озлобленных друг на друга. Встретить старого знакомого без свидетелей здесь пара пустяков.  А припоминается, картежник из Снеговского был неплохой, да и умением стрелять он в свое время мог удивить, на стрельбах перебивая из "макара" травинку в 20-ти метрах…

Заклубились дали розовым туманом

Заклубились дали розовым туманом.

Полыхнула осень пламенью обмана.

Покидая рощи, золотые клены

Иволга прощальным огласила стоном.

Васильковой скукой напостившись вволю,

Кровь раздула жилы да с обманом в доле

Безогляд за сердцем припустила жарким,

Будто отхватила жалящей припарки.

Выжду синий вечер, выйду на дорогу.

Заскольжу неслышно к дому недотроги.

Яд струите звезды, зелье квасьте травы.

Пусть сомлеет девка, пригубив отравы.

Потемну к зазнобе заберусь украдкой.

Нашепчу дурехе вкрадчиво и сладко,

Будто так болею, что совсем нет мочи,

Насмерть, мол, сразили голубые очи.

Сам задую свечи, привлеку голубу.

Крепко стисну плечи, нежно трону губы.

Буду к ней упорным, ласковым и смелым.

Где-то, может, грубым, где-то неумелым.

Чтоб её знобило, чтобы в жар кидало,

И, смущаясь, кротость робко растеряла.

Пусть она обмякнет, гордость пусть обронит,

Иволгой далекой жалобно простонет.

Засыпайте рощи, опадайте клены.

Помянула девка вас протяжным стоном.

Надышавшись далей розовым туманом,

В пламени сгорела моего обмана.

Плачет друг

Плачет друг. И это больно.

Насмерть ранен – не излечить.

Будто зверь на цепи в неволе

Обречен от бессилья выть.

Плачет, огненной плачет болью.