Там женщина одна лгала,
А я любил ее обманы.
И вот на финишной прямой
Дальневосточные закорки,
Где сопок абрис голубой
И диких яблонь цвет нестойкий.
Где спит саранковая блажь
На звоннице пичуг певучих.
И я один им вой и страж
На листопаде дней нелучших.
По осеннему Ейску
Ейск. От скуки слоняюсь без дела.
Осень грустным каштанам срывает листву.
Сердце чуткое, ты ль отзвенело,
Гулким боем лаская вдову?
Я окликнул ее со спины,
Зацепившись дурацким вопросом.
Ветер листьев вздымал буруны,
Дождь швырялся остуженным просом.
Что-то мямлил – в ответ пара слов.
Непогода нам кров подарила .
Не был стыд к этой встрече суров,
И упорством вдова не струила.
Сколько брошенок я поизмял,
Сколько выпил тепла одиноких…
А на эту простушку запал,
На глазах поскользнувшись глубоких.
Пламень губ ли, в осу тонкий стан,
Может, голос с тоскою певучей
Окунали в смертельный дурман.
Или ангел сошел невезучий.
Так слонялся, про все позабыв,
Извлекая из листьев шуршаших
Стон застывшей короткой мольбы
На слезинках безвольно дрожащих.
И тонул в дымке ласковых глаз.
Обмирал, трепет рук вспоминая.
Тем в потемках и брел, всякий раз
В блюдца луж ненароком влезая.
И с гордыней незримый вёл бой -
Болен проигрыш ни за копейку.
Так, бесславно убитый вдовой,
И бродил по осеннему Ейску.
Неупокоён
Все! Не верю в Бога – с этим точка.
И смиренным не желаю быть.
Даже если станет плохо очень,
Зельем лжи теперь не опоить.
Пусть взасос того целует робость,
Кто голубит розовый обман.