Офицерская жизнь

Через неделю я уже был в г. Навои Бухарской области. Меня с женой встретили и разместили в новой трехкомнатной квартире, в зале. Две другие комнаты были пока свободными. В доме напротив жил мой друг Валера Бармаков. Так мы снова оказались вместе. Командовал батальоном майор С. Чалей, начальником штаба был капитан Субханов. Батальон размещался при штабе в сборно-щитовых казармах, как и весь штаб бригады. Полный интернационал был и в ротном звене. Командиром первой роты был узбек, второй – казах, третьей – осетин, четвертой – русский, комбат – белорус, начальник штаба – узбек. Все четыре замполита рот были русскими, один из них – мой однокурсник по училищу. Встретил меня подполковник В. А. Таджибаев. Заместителем у него был подполковник Крупенников, старшим инструктором оргпартработы–капитан Дзех, выпускник ВПА имени Ленина. Коллектив был сплоченным. Бригадой командовал участник Великой Отечественной войны полковник Шпак. Он был очень уважаемым человеком как в дивизии, так и в главке: твердый, волевой, порой жесткий, но справедливый. Он прошел всю войну и очень ценил солдата, считая, что победитель – рядовой и к нему всегда надо относиться с заботой и уважением. Именно это было его отличительной чертой, как я убедился позже в работе с людьми.

Свою работу я знал хорошо, но надо было самоутвердиться, так как по возрасту среди командования батальона и командиров рот был самым молодым. Кроме того, на эту должность метил заместитель командира первой роты старший лейтенант Мирошниченко. Командир батальона четко распределил обязанности среди лиц командования. За мной были закреплены вторник, пятница, воскресенье. На два дня к 5.00 я должен был приехать в батальон вместе с офицерами, ответственными по ротам, и следить за выполнением распорядка дня до 21.00, а после отбоя убыть домой. В другие дни моя служба начиналась в 7.00 и заканчивалась в 20.30. Вторник и пятница – дни политзанятий, воскресенье – день отдыха и активной спортивно-массовой работы. Комбат отвечал за понедельник, четверг и субботу. Правда, иногда он отдавал субботу начальнику штаба, а среду брал на себя.

Объем службы был велик, за сутки надо было проверить два суточных объекта: охрана ИТК и 28 выводных объектов. Транспорта не хватало. В батальоне имелся один семиместный «ГАЗ-69», и один автозак выделялся для проверки службы. От такой физической нагрузки без привычки у меня поднималось давление, ноги в сапогах болели, а постоянное недосыпание отражалось на семейных отношениях, особенно после рождения дочери в 1974 году. Я не мог активно помогать жене по хозяйству и заботиться о дочке. Но надо было все пережить, ведь у меня была цель поступить в ВПА им. Ленина. Я пристально наблюдал за стилем работы командира батальона. Он все больше рос в моих глазах не только как командир, но прежде всего как человек. Восхищали его умение строить отношения с подчиненными, требовательность к себе и другим. Он не хитрил, был прямолинейным человеком. Если срывался, то быстро отходил, и мы сразу прощали его. Мы подружились семьями.

Позже я заметил, как изменилось отношение ко мне офицеров ротного звена. Я видел, что два командира рот, первой и третьей, имеют слабость выпить бутылочку водки или пива, чтобы снять усталость после службы. Командир четвертой роты Падерин и его заместитель капитан Гаврилов вели скрытный образ жизни и в свою жизнь никого не пускали, так как у них были проблемы в семейной жизни. Командир второй роты капитан Куанжанов был хорошим семьянином, позже мы стали соседями и дружили семьями.

Конечно, приехав в Навои, я обрадовался, что буду служить рядом с другом Валерой. Он жил в отдельной квартире, а я целый год жил в трехкомнатной, где моими соседями стали подчиненные. Это были две молодые семьи. Конечно, жить было сложно, неудобно, тесно, все три семьи испытывали желание быстрее разъехаться.

Передо мной стояла задача найти подход к политработникам рот. Замполит первой роты капитан Мирошниченко спал и видел себя слушателем академии, обижался, что его не повысили в должности. Я решил начать работу именно с ним, о чем поставил в известность командира батальона. Тот предупредил меня, что Мирошниченко обидчив и чуть что – сразу пишет жалобы. Я взял на контроль организацию и проведение всей политико-воспитательной и индивидуальной работы, изучив взаимоотношения в звене «офицер – сержант – солдат». После чего провел индивидуальные беседы с каждым офицером, указав им на ошибки в работе с подчиненными. Это позволило мне лучше узнать подчиненных.

У командира были проблемы с семьей, так как не было детей, и он очень сильно переживал это. За внешней грубостью в нем скрывалась тонкая и нежная натура. Он был вспыльчив, но отходчив.

Один из командиров взводов давно перерос в должности, потерял интерес к службе и не скрывал этого. Частенько напевал песню: «Как надену портупею, все тупею и тупею».

Надо было решать кадровые вопросы. Вместе с комбатом мы пришли к выводу, что замполита надо будет отпустить в академию, подписав ему рапорт, командира взвода назначить заместителем командира роты по контролерской службе, чему он обрадовался, так как устал от работы с солдатами срочной службы. Новая должность давала возможность выйти на новый уровень взаимоотношений в звене «сверхсрочники – осужденные – руководитель ИТК».

Работая в данной роте, я познакомился с начальником ИТК общего режима капитаном Карповым. Он был вдумчивым начальником. Имея экономическое образование, сумел трудоустроить осужденных, открыть новые рабочие места. Особенно удачным было открытие художественного цеха, в котором использовался местный материал с территории ИТК. Здесь росло много белых тополей, их пилили толщиной до 2 см, затем обрабатывали и изготавливали поделки, которые я и сейчас часто встречаю в магазинах.

Работая в ротах, ежедневно замечал, что командир бригады полковник Шпак внимательно изучает меня, мое отношение к подчиненным. Он завел очень важную традицию в части: главное – это солдат с ружьем. Каждое утро в 7.00 оркестр провожал караулы на службу и с 17.00 до 18.30 встречал в любую погоду. Все офицеры батальона должны были быть во дворе городка и встречать солдат со службы. Медики изучали состояние их здоровья, тыловики шли в столовую, службисты проверяли качество службы, офицеры штаба помогали принять оружие и боеприпасы. Политработники получали от актива караулов и войсковых нарядов информацию. Комбриг строго следил за тем, чтобы территория военного городка была чистой, ухоженной и радовала глаз. Все аллеи были выбелены, газоны между тротуарами и садовыми бордюрами подстрижены, земля вокруг деревьев засыпана битым кирпичом. Комбриг лично проходил по городку в часы съема караулов, заглядывал в кабинеты, и не дай бог, если там находился офицер, который не встречал бойца со службы.

Солдаты, сдав оружие, помыв руки, шли на ужин, после чего начиналась боевая и политическая подготовка. Мне было сложно понять, как можно о чем-то говорить на этих 40–50-минутных занятиях, где солдаты сразу засыпали от постоянного недосыпания и больших физических нагрузок. Ведь им надо было целый день стоять на вышке на 50-градусной жаре. Подменный выделялся на 3–4 поста. Солдаты так уставали, что не видеть этого мы не могли. Помещений для занятий не хватало, на четыре роты было две ленинские комнаты.

Поработав в первой роте, я набросал эскизы для оформления ленинской комнаты, согласовав с командованием роты и утвердив у комбата. Через начальника штаба организовал заготовку необходимого материала: бетонной крошки для пола, фанеры, красок, клея и т. д. С боем вырвали со службы двух военнослужащих и приступили к работе. Через три недели все сияло. Нашу работу изредка, набегами контролировали комбриг и начальник политотдела бригады. Бетонный пол охлаждал воздух, в ленинской комнате стало прохладно. Все сразу оценили это. Также мы переоформили ленинскую комнату третьей роты.

Работая в батальоне, я видел, как важно создать здоровые отношения в коллективе, особенно в караулах и войсковых нарядах, с учетом постоянного воздействия на личный состав осужденных. Ведь каждый конфликт в карауле, где все вооружены, мог привести к тяжелейшим последствиям.

В это время, в начале 80-х годов, в армии зародилась дедовщина. Сначала она проявлялась в мелочах. Например, при чистке картофеля в столовой, где старослужащие заставляли выполнять эту работу молодых солдат. Или в суточном наряде перекладывали часть своих обязанностей на младших товарищей. Иногда этим злоупотреблял сержантский состав. Узнав о таких фактах издевательств и глумлений, комбат был очень суров и справедлив. Он завел железное правило: всех, кто был замечен в этих злодеяниях, подвергал публичному осуждению и наказанию. Выстраивал на плацу весь личный состав, выводил на середину плаца «отличившихся», объяснял суть случившегося и на глазах всего личного состава заставлял принести извинения. Кто не выполнял, заставлял отжиматься от пола, ходить вокруг плаца вприсядку. После этого объявлял, что названные им казарменные хулиганы будут уволены 31 декабря в 23 часа 45 минут. И он делал это, и это заставляло многих подумать, прежде чем совершить что-то подобное.

С пьяницами мы поступали другим способом. Разбирались, откуда взяли деньги на спиртное. Если выслали родители, то сообщали им, зачитывая эти письма перед строем. Пьяную речь записывали на магнитофон, готовили злую радиогазету и включали ее вместо радио. Это было действенным средством, влияющим на повышение качества службы, привитие ответственности за ее результаты. Приведу лишь один пример. Работая в первой роте, как я уже говорил ранее, я познакомился с начальником ИТК и начальником строящего военного объекта. Мы договорились с ними о встрече с личным составом на тематическом вечере «Наша служба почетна и трудна», где просили поощрить лучших военнослужащих, несущих службу на их объекте. На встречу пригласили комбрига как участника Великой Отечественной войны. Вечер начали с прослушивания замечательной песни «С чего начинается Родина». В это время на экране демонстрировались отрывки фронтовой хроники. О тяжком солдатском труде в годы войны рассказал комбриг. После чего прозвучала музыкальная радиогазета, а на экране появились лучшие военнослужащие батальона. Затем выступил начальник ИТК, рассказал, как достигается надежная охрана объекта, доложил о результатах хозяйственной деятельности и вручил подарки. Когда он завершил свое выступление и вручение подарков, увидел военнослужащего – часового КПП, извиняясь, снял свои наручные часы и вручил солдату за хорошую службу. Зал взорвался аплодисментами. Начальник строящегося объекта также поблагодарил солдат и сержантов и добавил к поощренным офицеров роты. После их выступления мы показали художественный фильм о городе Навои «Есть такой парень». После этого вечера комбриг с начальником политотдела собрали командиров рот и их заместителей и поставили в пример работу командования батальона. Вскоре в часть приехала группа офицеров из журнала ВВ МВД РФ «На боевом посту» для обобщения и пропаганды нашего опыта.

Время шло быстро, мы получили пополнение офицерских кадров, сразу пять человек. Это была большая помощь. Мы их встретили, разместили, закрепили наставников. За год службы двоих из них назначили заместителями командиров рот по политчасти, один женился на медсестре из санитарной части, позже женились и другие. Свадьбу организовывали с размахом. Ведь г. Навои – молодежный город, средний возраст жителей – 28 лет. Город молодой, красивый, его можно было пройти по диагонали за 20–25 минут. По Навои ходили по кругу два маршрутных автобуса. Украшением города было искусственное озеро площадью 320–360 га. Это было излюбленное место отдыха горожан. Выделялся Дворец искусств, где часто выступали артисты и ВИА. Кафе и ресторанов было немного. Одно из кафе мы выбрали для свадьбы. Оно размещалось на кольце. Как всегда, офицеры сбросились на коллективный подарок. Чтобы не было обиды, кто останется с горячо любимым личным составом, бросили «армянку». От командования батальона мы с начальником штаба загрузили в «ГАЗ-69» наш общий подарок и поехали в кафе. Выгрузили подарок, занесли его в гардероб, осмотрелись, знакомых лиц не встретили и пошли на второй этаж.

Свадьба уже началась. Нас с подносом, выпивкой и закуской сразу встретили сваты с украинской земли и под руки усадили за стол. Сразу налили по второй, мы выпили, но, увидев молодых, поняли, что попали на другую свадьбу. Подозвали сватов, объяснили, что ошиблись, и попытались тихо, по-английски уйти, но у нас ничего не вышло. Выход перегородила молодежь с подносами, и нас снова заставили выпить за молодых. Когда спустились вниз, свадьба уже началась, и нас снова ждали сваты, опять же с Украины. Мне предоставили слово. Я, как и положено, поздравил молодых от лица командования бригады и батальона. Комбриг выписал молодому офицеру Полякову хорошую премию, а мы вручили стиральную машину. Веселились вместе со всеми. Через час поняли, что надо покидать свадьбу: от самогона, выпитого на втором этаже, нам стало жарко, хотелось выйти на свежий воздух. Уехать из кафе уже было не на чем, автомашину мы отпустили. Но нам повезло: мимо проезжал военный комендант гарнизона, увидел нас, согласился развезти по домам.

В гарнизоне кроме нашей бригады стояла бригада строителей, которая сооружала военные объекты под землей. Недалеко от города, рядом с мощнейшим бетонным заводом, стоял еще один батальон под номером три, взводного состава. Комбатом был майор Пивень, земляк комбрига. Его замом по политчасти был капитан Михуткин. Про их батальон в дивизии ходила масса всяких баек, взятых из жизни.

Расскажу об одном невероятном случае, произошедшем у них в батальоне. Там служил командир взвода, который увлекался выпивкой. Комбат выпускал его в город очень редко, он жил в общежитии при батальоне. Однажды, находясь в городе, он выпил и пошел в барак к знакомой женщине. У нее он обнаружил подвыпивших друзей. Между ними возникла ссора, его избили и оставили в комнате одного. Придя в себя под утро, избитый до крови, он выполз в общий коридор, где его заметили жильцы общежития и вызвали «скорую». Дежурный врач решил, что он мертв, и отвез в морг. Там его приняли, уложили рядом с покойниками. Офицер замерз, пришел в себя, начал стучать в дверь, но никто не открывал, пока не пришла уборщица. Открыв дверь и увидев живого «мертвеца», женщина упала в обморок. На ее крик прибежали санитары. В одежде «мертвеца» они обнаружили удостоверение офицера, сообщили в комендатуру, те – дежурному по бригаде. Из морга его отвезли на гауптвахту. Отсидев пять суток, он вернулся в батальон, осознал на офицерском суде суть допущенного и поклялся не допускать подобного впредь. Суд снял с него звездочку.

Тогда в стране только разворачивалась всесоюзная комсомольская стройка на БАМе. Он решил реабилитировать себя, собрал взвод, поговорил с личным составом, заставил всех написать рапорты с просьбой послать на стройку. Поверх этих рапортов он положил свой рапорт и прибыл в штаб бригады. Попав на прием к комбригу по личному вопросу, он едва унес ноги, так как тот пришел в ярость от такого вида инициативы.

Случались и другие казусы в этом батальоне. Они были у всех на устах, но никто не говорил плохо о командовании батальона, отделываясь шутками и насмешками.

Служба продолжалась, я все больше втягивался в нее и стал своим человеком в офицерской среде бригады. Примерно в 1974 г. мне и комбату Москва предложила повышение: должности командира отдельного батальона и его заместителя в г. Шевченко. По численности часть была такой, как наш батальон, только рот было не четыре, а семь. Мы подумали и отказались.

В августе меня назначили старшим офицером политотдела бригады. Комбат получил звание подполковника, начальник штаба – майора. Батальон разбили на два, по пятьсот человек каждый. В это время я активно сотрудничал со СМИ ВВ МВД СССР: журналом «На боевом посту», армейской газетой «Красная звезда», под псевдонимом Алексеев. Анализируя свою работу, я находил узкие места, изучал их, применял новые формы и методы по их устранению.

Помню одну из статей: «Письма бывают разные». К изучению этой проблемы меня подтолкнули несколько случаев из жизни. Работая с молодыми призывниками, я видел, что в армии солдат очень тоскует по родным и близким, друзьям, знакомым, любимым. Письма на родину, обмен здоровой информацией помогают каждому из них чувствовать плечо родных и близких. Как правило, переписка ведется с пятью-десятью адресатами, затем поток сокращается. После шести месяцев службы переписка ведется уже с двумя-тремя адресатами: родителями, подругой, другом. К концу службы переписка затухает, наступает «дембельский синдром». Все мысли солдата нацелены на возвращение домой: как устроить свою жизнь, с чем он столкнется на гражданке. Теперь уже родители пишут в часть: что случилось, почему нет писем?

В своей статье я написал и о том, чего не хотел бы читать солдат в письмах от родных и близких. Особенно о трагических случаях в семье, измене или замужестве его девушки и т. д. Получив такое известие, не все и не всегда справляются с этим. В моей практике было много трагедий, приведших к тяжелым ЧП: одни топились, другие прыгали со второго этажа, третьи стреляли себе в ногу… Приведу лишь несколько примеров.

Как-то в часть прибыл солдат из неполной семьи: отца не было, мать гуляла, нарожала одиннадцать детей, которые были ей не нужны. Получив письмо от друзей, солдат узнал, что его братья и сестры сданы в интернат, а мать снова в запое и загуле. Он пришел в сильное возбуждение, написал записку, что в жизни он никому не нужен. Лишь счастливый случай не привел его к самоубийству.

Помню, когда служил в г. Иванове, произошел такой случай. В армию прибыл солдат из неполной семьи, который встречался с девушкой также из неполной семьи. Родители работали по сменам, и, когда их ночные смены совпадали, дети предавались чувствам. Кончилось это беременностью. Узнав о случившемся, теща убедила будущего зятя, что ее дочь родит двойню и он служить не будет. Эта мысль постоянно сквозила в переписке. Солдат ждал, а будущая жена все не рожала, лишь писала, что обязательно будет двойня. Однажды зимой он заступил в караул по охране военных складов далеко от города, в сосновом бору. Переживая о будущей встрече с женой и ребенком, не справился со своими мыслями и решил ускорить процесс возвращения: снял автомат с плеча, приставил ствол АКМ к правой ноге в валенке и нажал крючок. На выстрел прибежал начальник караула со сменой. Принесли его в караульное помещение, сняли валенок и увидели, что пуля попала между двумя большими пальцами ступни. Пострадавшему оказали первую помощь.

Сигнал о случившемся я получил от дежурного по части. Приказал вызвать начальника медчасти и вместе с ним выехал к месту происшествия. Солдат плакал и твердил, что он «скоро будет дома». Я сказал ему, что это не так, что его могут посадить за членовредительство. Было возбуждено уголовное дело, в часть приехали родители потерпевшего, а через несколько дней у невесты случились преждевременные роды. На свет появилась девочка. Узнав, что у него не двойня, солдат отправил письмо будущей теще, что она искалечила ему и ее дочери жизнь и по возвращении он ее убьет. Солдата осудили на 6 месяцев дисбата. Он дослужил и уволился.