Миссия

– Все здесь? – хриплым зычным голосом спросил Джеро. Он был здесь кем-то вроде главного среди зэков. А прозвище придумал ему Буру, сказав, что в переводе это «жестокий». Джеро понравилось.

– Кажись все.

– Короче, – продолжил Джеро, – у нас с вами, похоже, случилась жопа.

В толпе раздался гул. Мужчина знаком руки попросил тишины.

– Я в камере живу не один, как вы знаете. Сегодня кореш мой должен был откинуться… это… полчаса назад. Так, Филипп?

– Так, – подтвердил щуплого вида мужичок, представлявший из себя ходячую галерею татуировок.

– Но что-то пошло не так. Мы хотели выяснить у синтов, но тех и след простыл. Нет никого. А потом… Расскажешь, Буру?

– Да, – подхватил тот. – Знаете, я всех раньше выхожу во двор, ещё до завтрака, пока все блины на штанге свободны. Так вот… Иду я, значит, по коридору мимо будки охранников и слышу там возню. Как будто дрались там или мышь ловили… Ха… Да откуда здесь мыши… Я, значит, так осторожно подкрадываюсь, чтобы в окошко к ним заглянуть. И смотрю. Там их двое было, и такое чувство, что они бегали от третьего. Но третий был словно бы невидимый. Вот они смотрят с перекошенными лицами в пустоту и мечутся по комнате, пытаясь подобраться поближе к двери. А тот, третий, невидимый типа, словно им не даёт этого сделать. Одному из охранников показалось, – это я так думаю – что проход на секунду освободился, и он туда ломанулся. И вот… Исчез. Ну то есть пропал вообще, как если бы его и не было в будке до этого. Второй съёжился весь и замер от страха. Вот я не думал, что синты могут бояться. Но натурально, прям передёрнуло его от страха. Да я сам-то чуть было не обосрался. Короче, секунд через пять исчез и этот второй. Точно так же, как будто и не было никогда. Я так думаю, что и третий, если он был с ними, тоже туда же. Ну я не знаю куда. Джеро вам скажет.

– В общем, – снова заговорил Джеро, – разные люди здесь побывали, многие из них знали, что да как устроено с этой Петлёй. Вывод здесь только один: там, по другую сторону, что-то случилось. Портал на выход не работает. Возможно, на вход тоже. Защитный контур, который не давал «блуждающим» проникнуть на территорию, тоже приказал долго жить. Это я точно вам говорю. Эти блуждающие порталы и проглотили синтов. Следовательно, они могут быть где-то рядом. Посмотрите, сколько нас здесь осталось. Сколько, Филипп?

– Тридцать шесть.

– Тридцать шесть. Это, значит, шестерых уже нет. И это только за утро. Я не знаю, что грозит нам, окажись мы сожранными порталом, но точно знаю, что там, за этими стенами, нас ждёт хоть какая-то да свобода. Мне ещё больше тысячи циклов протирать нары. И уже тысячу я здесь. И лично я этот шанс не упущу. Возможно, на той стороне уже вовсю чинят поломку, поэтому времени у нас мало на то, чтобы выйти отсюда. И это не наша вина. Мы спасаем свои жизни. Правда на нашей стороне.

После такого спича все, словно единый организм, ринулись к складу с тяжёлой техникой. Буру самым большим блином с одного удара сорвал с ангара замок. Внутри оказался знакомый уже подъёмник с двумя острыми стальными рогами и экскаватор. Посередине склада в полу была ещё одна дверь. Она-то, видимо, и скрипела, когда прятали «тело» Лимбо. Но на эту дверь времени уже не было, все спешили, да к тому же и никакого видимого замка дверь не имела.

Под одобрительное улюлюканье дело пошло быстро. По всему периметру тюремной территории возвышался семиметровый забор, сверху ещё сдобренный мотками колючей проволоки. Сама тюрьма была всего в два этажа, так что рассмотреть толком что там, за забором, никто не мог. С крыши можно было увидеть только далёкие горы, покрытые густым лесом. Пробивать решили западную стену. Может, луна, повисшая над западным горизонтом, бессознательно сыграла роль путеводной звезды. Работа заняла минут сорок. Стена оказалась толщиной метра полтора. Напихав в мешки воды и пищи из столовой, люди стали выползать, один за другим, на свободу. Буру пришлось труднее всего, не позволяла комплекция. Но всё же и он вылез, виновато улыбнулся, повернувшись в сторону оставшихся за забором и… Исчез…

Все не сговариваясь перекрестились и вопросительно переглянулись друг с другом. Была очередь Филиппа на выход. Но он медлил, даже боясь прикоснуться к стене.

– А что если к вечеру починят поломку? – оглянувшись на Калеба, спросил он с детской наивностью и с таким же, неожиданным для татуированного рецидивиста, растерянным взглядом. Если бы поломку починили, то он оказался бы на настоящей свободе. Замешательство его всем было понятно.

– Это маловероятно, – сказал ему Калеб.

– Да, – пытаясь убедить себя, повторил он и сделал шаг в проём.

И тоже исчез…

Их осталось шестеро. Калеб был следующим. Уже всем было очевидно, что блуждающий портал решил поиграться с их нервами, примостившись у проёма в стене. Словно он был разумен и к тому же шутник. Но Калебу было, в принципе, всё равно где теперь оказаться. Если не в Лейктауне, не на тринадцатом этаже в комнате с Ли, то какая разница. В любом случае, бегай не бегай, а обнуление через тринадцать часов произойдёт в районе того портала, который был последним при переходе. Здесь все знали даже о таких мелочах. Перспектива снова обнулиться в своей камере вряд ли кого устраивала. Но помнил ли сейчас об этом кто-то, кроме Калеба? Не факт. Калеб даже не взял с собой ни еды, ни воды, посчитав это глупостью. Решительно шагнув вперёд, он оказался за стеной. Оглянулся. К дыре прильнуло пять пар глаз.

Все выдохнули с облегчением и, расталкивая друг друга, засуетились. Как оказалось, вся территория тюрьмы стояла на холме, довольно высоком, потому с крыши и не было видно ничего, кроме далёких гор. Западная сторона холма покатым травянистым склоном упиралась в обочину асфальтированной дороги. Видно было небольшую её часть; остальное поворачивало и терялось за елями. Всем понравилось именно это направление, наверное, из-за того, что по ровной дороге идти было бы легче. Калеб не спешил с выбором. Он спокойно наблюдал за устремившимися вниз людьми, замечая, как повсюду в небе летают шары и вспыхивают непонятные розовые обручи, издавая при этом треск. Наконец он принял решение – оказаться подальше от своих бывших спутников. Не то чтобы он как-то недолюбливал их или опасался. Просто страстно захотелось одиночества, чтобы никто не чавкал, не охал и не ахал… Чтобы не исчезал у него на глазах и не задавал глупых вопросов, на которые не существовало ответов. Попрощавшись про себя и пожелав им удачи, он двинулся на северо-запад. Ну, как двинулся… Сделал один шаг – и очутился в незнакомой комнате. Напротив него стояла обнажённая девушка и показывала ему фигу…

6

Экклезиаст утверждал: что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Но вот согласно Закону Старджона, ничто не может быть всё время абсолютно таким же. И вот поди разберись, кто из них прав.

Ли сидела на краю кровати и смотрела на спящего Калеба. Впервые за последние годы она была удовлетворена полностью. Как телесно, так и душевно. Однако, вглядываясь в лицо Калеба, она поймала себя на мысли, что видит его чужим. Оно показалось ей грубым. Этот греческий профиль с носом, продолжающим линию лба и с относительно тяжёлым волевым подбородком. Всё это могло бы восхитить древнего эллина, но ей виделось слишком скульптурным, не предназначенным для живого. Мраморный Давид на площади Синьории, наверно, ещё восхищал флорентийцев и в шестнадцатом веке. Но неужели вкусы не поменялись за пять веков? Впрочем, вся эта её пристрастность могла быть следствием того, что она сама была большей частью уже не настоящей. Ей хотелось неправильности, асимметрии, наконец, какой-нибудь бородавки на самом заметном месте. Сейчас она вполне понимала тех синтогонителей, которые добились того, чтобы их «человечность» убавили до уровня 60. Люди не хотели отдавать им свои неровности, свои родинки в потаённых местах, свои слабые звенья, укрытые показной силой. Она переставала быть человеком. Она это чувствовала. Каждый день она замечала какие-то маленькие молекулярные сдвиги в своём организме; её живой прежде ум превращался в машинный код, выстраивающий бесконечные строки из букв и цифр. «Hello world» – это было заманчивое начало. Но теперь игра кончилась. Цифры стали вторгаться в неположенную для них область, в область её чувств. Неужели и Калеб был просто частью этого кода? 1111000111001101… Строчка в шестнадцать бит.

Она испугалась, что этот ставший вдруг чужим мужчина проснётся и увидит её холодный оценивающий взгляд. Отвела глаза, тихонечко встала с кровати и подошла к окну, за которым кипела обычная ночная жизнь. Хоть городок был и маленький, но в этой своей части он не засыпал ни на минуту. Сновали туда-сюда машины; люди, подсвеченные фонарями, бродили по тротуарам. Всё выглядело красивым, бессмысленным и бесцельным. Ли достала из пачки сигарету и хотела было закурить, но пламя зажигалки застыло в сантиметре от цели. Ей не хотелось курить. Она сунула сигарету обратно, потом помедлила секунду и уверенно смяла всю пачку. Внезапно заболела голова и зазвенело в ушах. Ли всё также крадучись проследовала в ванную, открыла кран с холодной водой и подставила под него лицо. Боль не утихла, а звон и вовсе оказался самым настоящим. Словно зазвонил телефон у неё в голове. Всё чётче осознавая реальность происходящего, Ли вцепилась пальцами в умывальник и с ужасом стала вглядываться в собственное отражение в зеркале. Да она же и сама себе стала чужой! Будто бы собранное из разных, несостыкующихся друг с другом деталей, лицо её являло собой воплощение чистой эклектики. На голубую строму накладывается липофусцин. При электрическом освещении зелёный цвет глаз делался изумрудным. Глаза, хоть слегка и раскосые, были довольно большими, на их фоне терялся маленький нос, а милая ямка на подбородке словно след от утягивающей нити, которая где-то там, внутри, обратным концом была привязана к переносице. «Нет уж, – подумала Ли, – иметь греческий профиль было бы куда лучше». В голове не переставало звенеть. Вернее, уже не звенеть, а звонить. Именно так. Не хватало только «Лунной сонаты».

– Слушаю, – неожиданно для самой себя вслух прошептала Ли.

Звон прекратился. Ли ещё больше насторожилась.

– Ли, – послышалось в её голове так явственно, словно это говорили с другой стороны зеркала. – Не бойся. Не подумай, что ты сошла с ума. Пришло время всё тебе объяснить.

– Кто ты? – разговаривая с собственным отражением, всё так же тихо спросила девушка.

– Я тот, кто спас тебя на Луне. Моё имя Сиит.

– Если я действительно не сошла с ума, и ты существуешь, то ты должен знать, что я не считаю себя спасённой. Это больше похоже на наказание.

– Я понимаю твои чувства, – спокойно продолжал голос. – Часто трудные миссии выглядят именно так.

– Миссии?!

– Именно так, – повторил голос.

– Ясно. Посттравматический синдром, мания величия. Потом дистимия, агорафобия и шизофрения. Не думаю, что ты меня убедил в обратном.

– Через минуту твоя глубинная память проснётся. Ты успокоишься. Всё встанет на свои места. Я говорю с тобой, чтобы предупредить: всё то, что ты вспомнишь, есть истинная реальность. Боль пройдёт, останется только свет.

– Свет… – зачем-то повторила Ли. И от этого слова ей действительно сделалось так легко, как не было никогда в жизни. Она стала будто руслом реки, по которому потекли сияющие воды восторга. Со скоростью света её жизнь стала прокручиваться назад, но при этом Ли успевала прочувствовать каждое из её мгновений. Всплыло лицо мамы, которого она и не помнила никогда раньше. Так живо, так трогательно. Мама улыбалась, а потом целовала её в лицо. И Ли превращалась в газанию, в огромный тёмно-рыжий цветок, и радовалась, как и он, солнцу. Солнце становилось всё больше и больше, пока Ли не начала различать даже его протуберанцы. Они не жгли её. Напротив, они ласкали и щекотали. И из газании она уже вылетала колибри. Жёлто-сине-зелёная, с тёмным брюшком и розовым хвостом. С её клюва капал сладкий нектар, который подхватывали золотистые пчёлы. А она устремлялась дальше, в холодный космос, который тоже не казался теперь холодным. Он был населён мириадами тёплых живых существ. Все они приветствовали её, вспыхивали всеми цветами радуги, рассыпали у неё на пути звёздные конфетти. Раздались звуки божественного оркестра, шум водопадов, омывающих живою водой каждый закоулок вселенной. Потом всё вокруг закружилось спиралью, образовав в центре манящую белую точку. Эта точка стала её целью. Колибри уже сама превратилась в поток света и должна была слиться воедино с этою белизной, отдать ей все остатки нектара. От скорости перехватило дух, и её сознание не справилось и отключилось…

Очнувшись на мягком коврике, постеленном на кафельном полу ванной, Ли ничему не удивилась. Она вспомнила всё. ВСЁ! И это не сумасшествие. Даже не пришлось искать никаких аргументов, чтобы убеждать себя в этом. Просто ничего более очевидного, чем само осознание, не существовало в природе человеческого ума. Пустоты больше не было. Была безукоризненная наполненность. И внутри и снаружи. Всё имело свой смысл, всё имело свою цену и своё настоящее место. Лёгким уверенным шагом она прошла в комнату, где в постели оставался лежать Калеб. Он спал всё тем же безмятежным сном, ничего не подозревая о случившихся переменах. Нежные чувства к нему снова вернулись к Ли. Только они стали глубже, насыщеннее, не так, как это бывает между женщиной и мужчиной при обычных обстоятельствах. Наверное, те же эллины назвали бы это агапе. Да, эллины понимали куда больше нашего.

Ли склонилась над Калебом, нежно поцеловала его в лоб и провела ладонью по небритой щеке. Он улыбнулся во сне. Ли улыбнулась ему в ответ.

– Прости, Калеб, – прошептала она и снова поцеловала его, уже в губы.

Затем она встала с кровати, переоделась в свою обычную выходную одежду, взяла сумочку и вышла из номера. Спустившись из отеля на улицу, она пробежала несколько переулков и открыла дверь маленького интернет-кафе со странным для такого заведения названием «Мериме». Там выбрала себе свободный столик, заказала лёгкий салат и включила компьютер. Выйдя на сайт полицейского участка Лейктауна, она сделала официальное заявление о том, что некто Калеб Эдвардс совершил преступление, вступив в близкий контакт с синтом по имени Юйлань Ли. Потом она скачала видео со своего телефона, записанное этой ночью в номере на тринадцатом этаже, и приложила его в качестве доказательства к заявлению. Спокойно доев салат и вытерев салфеткой губы, Ли нажала кнопку «отправить», оставила телефон на столике, вынув из него симку, и через минуту покинула кафе, двинувшись в направлении Полярной звезды.

7

Калеб побледнел от неожиданного поворота событий. Потом покраснел от смущения. И снова побледнел, не находя своему появлению здесь никаких вразумительных объяснений, если бы таковых, как ему думалось, потребовала девушка.

Ника тоже зарделась румянцем и спрятала за спиной фигу. Потом резко отвернулась, глядя на незнакомца через плечо. Заметив, что взгляд мужчины опускается всё ниже и ниже, она наконец опомнилась, схватила с тумбочки одежду и скрылась за дверью в ванной.

Вся эта бессловесная игра любопытства и смущения заняла считанные секунды. Но Калебу его новое положение понравилось куда больше того, которое осталось там, за порталом. Он сделал шаг вперёд и оглянулся. Увидел в зеркале своё отражение и подумал, что будет, если Филипп или Буру войдут в эту комнату вслед за ним? С Буру он, пожалуй, не справится, если того станут обуревать страсти, а вот Филиппа он наверняка усмирит без проблем. Впрочем, Буру ведь исчез в другом портале. Да и Филипп тоже. А оставшиеся ушли вниз по дороге. Вряд ли минусовой портал отправился им вдогонку. Что ей сказать? Да и надо ли вообще что-то говорить? Вон дверь. Просто выйти из номера, судя по обстановке, гостиничного. Зачем ему вообще объясняться перед этой незнакомкой? Перед глазами проплыла картина Крамского – женщина горделиво и осуждающе смотрела из брички на Калеба. Что-то не давало сдвинуться ему с места. Внизу живота заныло, будто вот-вот должно случиться что-то неизбежное и в то же время заманчивое. Так бывало у него лет в десять или одиннадцать. Да и картина та называлась вовсе не так. «Неизвестная» – вот настоящее её название. А «незнакомкой» она стала по вине Блока, которого одолевали призрачные фантазии, навеянные тёмными инспирациями луны. Просто взять и выйти. Но что вообще за мысли такие странные? Откуда взялся Крамской? Он видел его знаменитую работу, может, лишь раз в жизни. Но так ясно она всплыла в памяти. И чувства странным образом обострились. Влияние перехода через портал? Да, да… Наверняка это оно.

Неизвестно сколько ещё простоял бы в таком состоянии Калеб, если бы дверь в номер внезапно не отворилась и на пороге не появилась Рут.

– Оу, – не ожидая увидеть в комнате подруги парня, воскликнула Рут.

Она оценила его быстро, можно сказать, молниеносно, как случается это у женщин с чрезмерно развитой интуицией. Улыбка, едва промелькнувшая на её губах, обнадёживала – Калеб ей понравился.

– Здрасьте, – чуть кивнув, сказала она.

– Здрасьте, – не придумав ничего другого, ответил Калеб.

– Здрасьте, – подытожила Ника, в это время вышедшая из ванной. Она была уже в топе и шортах.