Прерыватель. Все части

Я подошёл в плотную к двери и стал её осматривать. Одну странность я всё же для себя отметил – цифры на панели ввода, расположенные в два ряда по пять, располагались не по порядку, а вперемешку: на первой кнопке была нарисована «5», на следующей за ней «2», потом «4», затем «0», «1» и так далее, без видимой закономерности. Я сказал об этом Борисычу.

– Да, я заметил, – кивнул он. – Но не усмотрел в этом системы. Просто так захотелось, видимо, «Цезарю».

И тут меня осенило!

– Анатолий Борисович! – воскликнул я. – А что если «Цезарь» – это не просто название фирмы, а указание на систему шифра, используемого в этом замке?

– Какую систему?

– Ну как же? – воодушевился я. – Шифр Цезаря. Вы в детстве не играли с друзьями в зашифрованные слова?

– Играл. Но такого шифра не помню.

– Самый простейший из его вариантов называется «ROT1». Это когда вместо правильной буквы пишется буква, следующая за ней в алфавите. Есть более сложные: «ROT2», «ROT3», «ROT4» и так далее. Цифра указывает на количество шагов, которые разделяют правильную букву в алфавите от подставной.

– Ну да, – почесал затылок Миронов. – Что-то знакомое. Только у нас этот шифр никак не назывался. И если в нашем случае это то, о чём ты говоришь, то как узнать шаг?

– Возможно, начальная цифра и указывает на сам шаг. Пять. Но это я так, навскидку. Первое, что пришло в голову.

– Первая умная мысль, – едва сдерживая смех, сказал Борисыч, – и ту высказала блондинка, – и тут же расхохотался. – Прости, Лёш. Это из «Визитёров». Само вырвалось. Не мог удержаться.

Я нисколько и не обиделся, потому как наверняка знал, что Миронов, сыпля цитатами, никогда не имел в виду никого лично. Это у него своего рода болезнь такая, вроде клептомании.

– Давай попробуем, – успокоившись, предложил он. – Значит, так… Шаг пять. Следующая два. Надо прибавить пять?

– Да.

– Тогда семь, – Борисыч нажал на семёрку – на табло загорелась первая цифра. – Четыре плюс пять – девять. Ага. Ноль плюс пять – пять. Есть. Один плюс пять – шесть.

На табло теперь значилось: 7956. Когда загорелась четвёртая цифра, раздался громкий щелчок. Дверь дёрнулась и немного сдвинулась с места.

– Ёшкин кот! – воскликнул Миронов. – Да ты гений!

– Только не говорите никому, что я такой умный, – зачем-то сказал я.

– Это цитата? – улыбнулся Борисыч.

– Нет. Но можете запомнить. Потом будете ссылаться на моё авторство.

Дверь оказалась толстенной и очень тяжёлой.

За ней было совсем крохотное помещение с механизмом, похожим на карусель. Только вместо кабинок на длинных планках – прямоугольные ящики в три яруса, такие же, как тот, что валялся открытым на полу за стеной, в комнате выдачи. В центре этой «карусели» находился чёрный металлический короб со всей электронной начинкой и с мотором, приводящим в движение всю эту компактную красоту. Ячеек я насчитал 136 штук. Как раз столько, сколько было ключей в сейфе около кассы, если к ним прибавить тот, что принёс с собой покойник.

– С виду ничего сверхъестественного, – осмотревшись, констатировал Миронов.

– По крайней мере, – сказал я, – ячейки теперь доступны, на случай, если потребуется их досмотреть.

– Пойдёмте тогда в архив, Алексей? Может быть, там попадётся что-то более интересное.

7

Потрёпанных картонных коробок, набитых бумагами, в архиве оказалось раз в десять больше, чем в кабинете у Веры.

Мы с Борисычем предположили, что документы, касающиеся столь отдалённых времён, логично было бы искать в самых дальних коробках. С них-то мы и начали.

До обеда наши поиски привели только к желудочным спазмам и желанию поспать хотя бы часика два. Ни я, ни Миронов за последние сутки ни на минуту не сомкнули глаз. К тому же на протяжении сорока часов я не ел ничего, кроме пирога с чаем.

В первом часу дня Борисыч отлучился в отделение, чтобы оформить показания Марины и Веры. Пришлось дать ему ключи и код от сейфа, куда он собирался убрать часы. Все остальные улики, включая ключ от ячейки «096», пистолет и пулю, насквозь прошившую голову мужика, он аккуратно упаковал в пакетики и оставил до ночи на почте. Вместе с трупом он собирался лично доставить это хозяйство в город и поторопить экспертов с анализами. Мы запланировали это мероприятие на ночь только затем, чтобы не возбуждать лишний раз любопытство вроде как успокоившихся подковцев. Так что ни кушать, ни отдыхать нам не светило ещё как минимум двенадцать часов.

Около двух дня, уже отчаявшись справиться с ворохом разнообразной макулатуры, я наконец обнаружил то, что и требовалось найти. Информация о депозитарии хранилась в отдельном файле и умещалась на двух листочках, не пестря какими-то особенными подробностями. Меня это взбодрило – усталость как рукой сняло.

Я пробежался глазами по перечню владельцев ячеек и по краткой инструкции, касающейся самого депозитария. Им пользовалось довольно ограниченное число лиц, среди которых я нашёл имена всех, кто покоился нынче рядом с моим отцом на местном погосте: 116 – Колесов Андрей Викторович, 027 —Рогов Константин Георгиевич, 121 – Очеретный Алексей Леонидович, 011 – Лычко Олег Петрович, 124 – Баршин Борис Владимирович, 088 – Тайрекбяров Ринат Шамильевич, 099 – Петухов Олег Макарович, 007 – Лазов Константин Андреевич. Да, мой отец тоже пользовался депозитарием. Ячейкой «007». Ну прямо Джеймс Бонд, подумалось мне. Что он там мог хранить? Все документы и ценные вещи нам с мамой вернули в целости и сохранности. Вскрывали ячейки?

Вот, кстати, в инструкции сказано: «Почта, осуществляющая функции банка, имеет право вскрыть сейф через 30 дней, начиная со дня, следующего за днем окончания срока аренды».

Но если вскрывали, то почему тогда часы остались на месте и пролежали нетронутыми в течение двенадцати лет? Кто-то из тех, кто не оказался под песчаным завалом, продолжал продлевать аренду?

В списке были ещё три фамилии: Гарин Константин Георгиевич, Басов Андрей Петрович и Козырев Николай Евгеньевич. Итого одиннадцать человек, арендующих ячейки. Гарина я знал. Это был директор карьера, который после долгих разбирательств в прокуратуре, был всего лишь оштрафован на крупную сумму и вскоре благополучно исчез из города, вначале разведясь с женой и продав большой загородный дом. В течение последнего года я безуспешно пытался выяснить его теперешнее местоположение, но он как в воду канул. А вопросов к нему у меня имелось немало. Басова я совершенно не знал. Но фамилия Козырев засела где-то глубоко в памяти, и я минут двадцать пытался вспомнить, где я мог её слышать. Это было важно ещё и потому, что ячейка под номером «039» принадлежала как раз ему. То есть, это был его палец, с помощью которого пока ещё неопознанный мужик смог добраться до нужной ему ячейки. Под завалом этот Козырев не погиб, но пальца каким-то образом лишился ещё в то время, когда что-то случилось на почте сразу после ЧП на карьере. И я наконец вспомнил, кто он такой. Отец редко называл его по фамилии. Обычно говорил «Коля», когда заходила о нём речь. Это был водитель, с которым отец мой смог сдружиться ближе, чем с другими вахтовиками. Жив ли сейчас этот Николай Евгеньевич? Это казалось маловероятным.

Я до конца пробежался глазами по инструкциям, но ничего особо полезного для себя больше не обнаружил: «Доставка клиенту ячейки из автоматического депозитарного хранилища в клиентскую комнату осуществляется при помощи введения кода и идентификации клиента по отпечатку пальца. Каждая ячейка закрывается на механический замок, ключ от которого выдается клиенту.

Вес предметов банковского хранения, находящихся в ячейке, не должен превышать 25 кг».

И ниже перечень всех ячеек:

«36 ячеек: ширина 240 мм, длина 370 мм, глубина 49 мм;

72 ячейки: ширина 240 мм, длина 370 мм, глубина 152 мм;

28 ячеек: ширина 240 мм, длина 370 мм, глубина 186 мм».

Не густо. Разве что удостоверился в том, что, помимо отпечатка пальца, необходимо было знать дополнительно личный код.

Я посмотрел на часы – 15:10.

Борисыч не возвращался. Неужели всё ещё возится со свидетельницами?

Я ещё раз спустился в подвал.

Труп по-прежнему оставался без признаков разложения. Гарью уже почти не пахло.

Я вглядывался в лицо незнакомого мужчины, и меня начинала распирать злость. Кто же ты? Почему ты решил распрощаться с жизнью? В ячейке не доставало какого-то предмета? Настолько важного, что можно было так с собой поступить? Но для чего перед выстрелом надо было производить все эти манипуляции с механизмом, который мы с Борисычем условились называть японскими часами? Надо будет внимательнее их рассмотреть. Каждый миллиметр, каждую детальку. Всё дело в них.

Прихватив с собой документы, я вышел из почты, запер дверь и направился в отделение.

В этот раз никто не приставал ко мне с расспросами. Даже дядя Гена, поприветствовав меня из-за забора, ничего более не добавил. Может быть, вид у меня был слишком измученный, или Борисыч уже успел что-нибудь рассказать особенно любопытным. Не знаю. Но я был рад, что меня никто не достаёт.

В отделении я застал Миронова уткнувшимся лицом в бумаги, беспорядочно разбросанные по письменному столу. Он просто-напросто спал.