Розалина снимает сливки

Наконец, им разрешили пройти к ряду табуретов, где они расположились и стали ждать дальнейших инструкций. Последний инструктаж проводила продюсер шоу. Дженнифер Халлет оказалась высокой женщиной лет тридцати, с длинными песочно-каштановыми волосами и поведением, которое, в целом, говорило о том, что она не приемлет глупостей.

– Для начала, – сказала она им. – Нужно запомнить некоторые моменты. – Она начала загибать пальцы. – Вокруг будут камеры: старайтесь не обращать на них внимания, пока кто-нибудь не задаст вам вопрос. Если вам задают вопрос, старайтесь ответить так, будто вы не отвечаете на вопрос. Иногда мы будем просить вас сделать что-то еще раз – вас это будет раздражать, но смиритесь, котята, это телевидение.

Она прервалась, чтобы сделать небольшой вдох.

– И последнее, помните, что это семейное шоу, так что выкиньте из своего организма «говнюк» и «ублюдок» до того, как мы включим камеры, потому что вы запорете мне материал, а если я что-то, к хренам, ненавижу, так это когда мне портят материал. Кажется, что четырнадцать часов – это долго, но давайте будем реалистами, недоумки: десяток людей будут печь торты в шикарном доме, и девяносто пять процентов происходящего будет смертельно скучным. Так что если какой-нибудь сукин сын испортит наш единственный хороший кадр с шатающимся тортом или заматерится над разбитой посудой, я лично брошу его сиськи и/или яйца в блендер.

Пробегая взглядом по ряду конкурсантов, она целенаправленно устанавливала зрительный контакт с каждым, чтобы подчеркнуть, что предельно серьезна.

– Это все, что я смогла сейчас вспомнить. Но позвольте напомнить вам, что вся моя ссаная работа зависит от того, посчитает ли вас британская публика очаровашками, поэтому застенчивые улыбки и слащавые веселые истории о ваших семьях – на вес золота, но, черт возьми, держите свое мнение о Боге и премьер-министре при себе. Удачи, веселья, и не заговаривайте со мной, если только не будете заживо гореть.

С этими словами она ушла, оставив Розалину в раздумьях, какой ее считать: пугающей или сексуальной. В этот момент помощник Дженнифер, нервный Колин Тримп, взял на себя командование, и их наполовину уговорили, наполовину принудили занять соответствующую телегеничную позицию перед появлением судей.

Двух судей сопровождала давняя ведущая шоу, Грейс Форсайт, чья работа, насколько Розалина могла судить по просмотренным сериям, заключалась в том, чтобы привносить в происходящее смесь старой доброй эрудиции и откровенной пошлости. Она была из тех ведущих, которым сходило с рук многое из того, что обычно не позволяли другим, поскольку она была национальным достоянием – то есть выглядела как двоюродная бабушка, одетая как трансвестит, и любила хвастать тем, как принимала наркотики в Букингемском дворце.

– Таллихо, пиф-паф! – Она приветствовала конкурсантов, как будто они были стипендиатами в престижной школе-интернате для девочек. – Добро пожаловать в теплые, сдобные объятия нового сезона «Пекарских надежд». В течение следующих восьми недель вы будете соревноваться, чтобы поразить судей своим кулинарным мастерством в погоне за, с позволения сказать, довольно вульгарным денежным призом в десять тысяч фунтов. И, что еще важнее, вы сможете забрать домой гравированный кусочек торта, на котором будет написано, что вы победили в конкурсе.

Камера определенно была направлена в сторону Розалины, и она надеялась, что выглядит подобающе радостной от того, что находится здесь, а не уставшей, растерянной, ошеломленной и размышляющей, не зря ли ела кукурузные хлопья.

– Как всегда, – продолжила Грейс Форсайт, – вас будет судить дедушка нации, невероятно талантливый Уилфред Хани, и великолепная Марианна Вулверкот, которая покорила страну своими булочными.

– Здесь уместнее термин «кондитерские магазины», – сказала Марианна Вулверкот. Она была из тех женщин, которые могли протяжно произнести практически все, даже слова без долгих гласных, и каждый ее жест выглядел так, будто при этом в руке был мундштук.

– Торт останется тортом, дорогая, как его ни назови. – Послушно отшутившись, Грейс Форсайт хлопнула в ладоши, как хозяйка игры. – Итак, первый наш раунд, как всегда, – выпечка вслепую. Вы проверите свою… черт, простите, дорогие, я запорола хренову строчку.

Прошло мгновение, прежде чем все начали заново.

– Как всегда, наш первый раунд – выпечка вслепую. Сегодня мы проверим ваши кулинарные способности с помощью классического лакомства, которое, по легенде, было впервые приготовлено для Марии Стюарт, королевы Шотландии. Но на самом деле его придумала мармеладная компания из Данди.

Ох, не может быть, чтобы Розалине так повезло. Она оглянулась в поисках Алена, которого из-за роста отсадили назад, и они заговорщически переглянулись.

– Все верно. – Грейс Форсайт кивнула. – Мы просим вас приготовить идеальный, классический с сухофруктами, миндальной верхушкой и капелькой виски, – последнюю часть она произнесла с заметным шотландским акцентом, что, по мнению Розалины, было чересчур, – Данди-кейк.

Да. Они смотрели его рецепт сегодня утром. Он был в «Тортах от Миллов».

– И он будет по моему рецепту, – добавил Уилфред Хани, – поэтому я надеюсь, что вы будете особенно внимательны. Потому что, если все выйдет как надо, обещаю, это будет высший класс.

* * *

«Бланшируйте миндаль», – гласила первая строка хайку, которое служило инструкцией.

И вдруг Розалину захлестнула огромная волна нереальности происходящего. Какого черта она, собственно, тут делает? Каким образом докатилась до того, что вообразила, будто выпечка Данди-кейка перед камерами исправит ее жизнь? А сейчас, глядя на чайник и миску с орехами, отчетливо осознала, что это ничего не исправит.

Чуть меньше десяти лет назад она училась в одном из самых престижных университетов мира. И если бы продолжила учиться, то через три года стала бы квалифицированным неврологом, кардиологом или еще каким-нибудь впечатляющим специалистом. Спасала бы жизни или расширяла границы человеческих знаний. И у нее были бы заботы важнее, чем вопрос, как долго нужно бланшировать миндаль – две минуты или пять.

А в самом деле, бланшировка миндаля занимает две минуты или пять? Имеет ли это вообще какое-то значение?

Хуже всего было то, что она дошла до такого состояния сама. У нее были все преимущества. Превосходные школы. Состоятельные родители. Хорошие зубы и стопроцентное зрение на оба глаза. Но ничто из этого не компенсировало ее способность принимать поистине чудовищные решения.

В конце концов, она могла бы отреагировать на измену Лорен как взрослая женщина и простить ее, вместо того чтобы возвращаться к парню, который ей почти не нравился. Могла бы не забыть о презервативах. Даже после того, как решила оставить ребенка, могла бы позволить родителям ей помогать, как они того хотели, и вернуться в университет. Но нет, она настояла на том, чтобы самой воспитывать Амели. Присутствовать в жизни дочери. Дать ей такое детство, какого не было у Розалины. Вот только, если отмотать время назад, она была не в состоянии дать дочке и половины того, чего та заслуживала, и пыталась компенсировать это участием в реалити-шоу, которое прославилось в первую очередь тем, что однажды кто-то сел на чужой бисквит.

– Чем вы занимаетесь? – Колин Тримп был тут как тут, а также камера, оператор, звукооператор и микрофон.

– Сомневаюсь в мудрости каждого выбранного мною решения. – Черт. Она сказала это вслух?

Колин Тримп улыбнулся своей самой скупой улыбкой.

– Это мило. Но давайте запишем еще раз, как если бы вы не отвечали на вопрос.

– Не уверена что «сомневаюсь в мудрости каждого выбранного мною решения» звучит прекрасно на национальном телевидении.

– Не волнуйтесь. Конкурсанты постоянно произносят подобные реплики. Это помогает им выглядеть правдоподобно.

Розалина замешкалась, пытаясь понять, что хуже – то, что она подписалась сделать эту объективно бессмысленную вещь, или то, что пытается отказаться от объективно бессмысленной вещи, которую подписалась сделать.

– Итак, в данный момент, – сказала она, стараясь, чтобы ее слова были хотя бы немного похожи на шутку, – я пытаюсь решить, как долго бланшировать миндаль, и сомневаюсь в мудрости выбранного мною решения.

* * *

Они прервались на поздний обед, чтобы команда успела сделать гламурные снимки выпечки, которая, в некоторых случаях, выглядела не так уж гламурно. Розалина хотела догнать Алена, но его, Анвиту и еще нескольких участников увели на интервью. Из-за этого Розалина чувствовала себя как в первый день в школе, пытаясь самостоятельно сориентироваться в сырых сэндвич-роллах.

Сжимая в одной руке печального вида сыр и соленый огурец, она подошла к тележке с чаем и обнаружила, что стоит рядом с человеком, который, по-видимому, был вторым потрясающим красавчиком Анвиты – парнем с мужественными руками, чью обтягивающую футболку, по мнению Розалины, никак нельзя было назвать соблазнительной.

– Чайку, милая? – спросил он.

Боги, он из тех самых. И да, его руки говорили: «Мы такие благодаря честному труду», а ресницы были как у олененка. И да, его джинсы топорщились в тех местах, куда приличные девушки не должны смотреть. Но это закончится одним из двух вариантов: либо она скажет ему, чтобы он перестал называть ее «милой», и он начнет защищаться и заставит ее чувствовать себя дерьмово, либо не скажет и будет чувствовать себя дерьмово по собственной вине.

Выбрав тот сорт дерьма, при котором она хотя бы не устроит сцену, она стиснула зубы.

– Да. Спасибо.

– Вот, держи.

Он поднял большой серебряный кувшин, на который кто-то услужливо наклеил этикетку «Чай», и наклонил его над первой из двух чашек. Ничего не произошло. Он снова опустил его и попробовал надавить на верхнюю часть. Ничего.

– Вот черт.

– Иногда кнопку делают на ручке, – предположила Розалина.

Он пригляделся к кувшину.

– Чего я не понимаю, так это почему их не делают так, чтобы все они работали одинаково.

– Возможно, чтобы сделать нашу жизнь интереснее.

– Если мне захочется чего-то интересного, я послушаю радио. Сейчас я просто хочу выпить чертов чай.

– Может, снимешь крышку?