Рубль-пять

Рубль-пять
Алёна Берндт

Романы рунета
Без матери, родительской любви и ласки, Наталья росла под присмотром строгой бабушки. И вроде все ничего, но у девушки врожденный недуг – одна нога короче другой.

Безродная и хромая, кому такая нужна? А для нее это не стало преградой. Пройдя все испытания судьбы, сохранив любовь и жажду жизни, героиня смогла обрести свое счастье, найти родителей и принять себя.

Перед вами удивительная история о силе характера и красоты души, даже если ты «Рубль-пять».

Алена Берндт

Рубль-пять

© А. Берндт, текст, 2023

© Издательство АСТ, 2023

* * *

Глава 1

Мать Натку так и не увидела, ни глазком не глянула на дочь. Да и Натка тоже, можно сказать, что маму свою знала только по фотографиям и рассказам бабки Дарьи Ивановны. Наткина мать имела редкое для захолустной деревушки имя – Элеонора. Что сподвигло бабку так назвать свою дочку, внучке она никогда не рассказывала, но от теток деревенских слух ходил, что Наткина бабка Дарья в молодости была не только умна и чрезвычайно характерна, но и дивно хороша собой. И ездила даже в самую Москву, на какой-то съезд. Там и услышала сие диковинное для сельских мест имя. После, когда ударница труда и передовая доярка Дарья Никиткина вышла замуж за Гаврила Рыбакова, справного серьезного деревенского парня, выучившегося в городе на агронома, никто тому не удивился – пара была на загляденье.

А вот когда у Рыбаковых родилась дочка и, вопреки желанию Дарьиной свекрови, была названа Элеонорой, та предрекла девочке несчастливую судьбу. Это положило конец общению Дарьи со свекровью на всю жизнь, до самой смерти последней.

Однако Гаврилина мать оказалась права, не было счастья в судьбе Элеоноры, да и саму Дарью счастливой трудно было назвать. Дарья рано овдовела – неведомая хворь свалила Гаврилу, когда ему было чуть за тридцать, угас он за считаные дни.

Оставшись с дочкой, Дарья держала Элеонору в строгости, любовью и лаской не баловала, за провинность бывала Элька и бита-колочена, и в холодном чулане ночевала за принесенную из школы тройку. Хотя учеба давалась Эльке легко, и тройки случались не часто, скорее из-за недосмотра или редко случавшейся лени девочки.

Учителя прочили способной девочке большое будущее, а деревенские кумушки судачили, что девчонка хороша необычной для деревни красотой.

Эля была тоненькая, изящная, словно паутинка в сентябре, которую несет вдаль еще по-летнему теплый ветерок. В кого такая уродилась, удивлялись бабы, но громко шептаться про это не смели – за такое можно было получить от дородной Дарьи так, что долго в голове гудеть станет.

Окончив восьмилетку, Элеонора поехала учиться в райцентр, в лучший техникум, на бухгалтера. Тут уж стали судачить, что в родной колхоз такая краса не вернется – присмотрят ее женихи, не чета деревенским.

Что там сталось, доподлинно неизвестно, много слухов ходило по деревне. Болтали, что приглянулась Эля сыну какого-то партийца в высоком чине, и тот жениться вознамерился. Но в деревню Эля тогда и в самом деле не вернулась. Дарья ничего не рассказывала про дочь, а ее никто и не спрашивал, побаивались ее острого языка и сурового нрава. А только ходила Дарья мрачнее тучи.

Прошло несколько лет, и объявилась Эля в деревне… От автобуса, дважды в день приходившего в деревню из райцентра, шла женщина в светлом платье и косынке. Шла она, тяжело ступая, потому что была на сносях.

Старухи на скамейке у забора с удивлением опознали в женщине Элеонору. Она вошла в свой двор и скрылась в доме. Старухи, ожидая хоть что-то распознать со двора Рыбаковых, услышали только звон лязгнувшей на двери щеколды.

Так же тихо и незаметно уходила Эля из родного дома следующим утром в сторону автобусной остановки, и больше ее в деревне никто никогда не видел. Бабки шептались, что жестокосердная Дарья не пустила домой беременную невесть от кого дочь, выгнала на все четыре стороны. Как было на самом деле, никто никогда так и не узнал.

А по осени, когда уже распутица прошлась по местным дорогам своей бороной, случилось нечто, украсившее досуг скучающих деревенских сплетниц.

С приехавшего с большим опозданием из райцентра автобуса сошла средних лет женщина в строгом сером пальто. Кое-как пробираясь в своих коротких ботиночках по разъезженной уличной грязи, женщина оглядывала дома в поисках написанных на них названий улиц и номеров домов.

Остановившись перед домом Дарьи Рыбаковой, женщина стряхнула с пальто капельки начинавшего моросить дождя и решительно открыла калитку. Жившая напротив дома Рыбаковых Валентина Крушинина стояла у своего забора и изо всех сил старалась разобрать громкий разговор, доносившийся из соседского дома. Но, к своему великому сожалению, не расслышала почти ничего.

В недоумении ушла Валентина домой, решив, что зря мокнуть под осенним дождем не имеет смысла, и уже в окно увидела, как приехавшая дама в модном пальто вскоре удалилась из дома Рыбаковых, имея довольно сердитый вид.

Спустя пару дней после этого сама Дарья собралась в райцентр. Обратившись к соседке, жившей рядом кривой Галине Черемных, чтобы походила два дня за ее скотиной, Дарья уехала в райцентр с самого утра. Галина, пожав плечами, спрашивать немногословную Дарью не стала, просто пообещала добросовестно похозяевать в отсутствие соседки. В конце концов, та не так часто и обращается с просьбами, и не лезет в дела соседей, за что Галина, поколачиваемая мужем регулярно, была ей благодарна. Вообще, если подумать, это было впервые, когда Дарья о чем-то попросила Галину, и соседка была даже этому рада.

А вот возвращение Дарьи вызвало много толков и пересудов, подарив местным кумушкам новый замечательный повод для сплетен и обсуждений. Дело в том, что вернулась Дарья не одна, а со свертком в казенных роддомовских пеленках и одеяльце. Это и была Натка.

Родив дочку, Элеонора умерла, не придя в сознание, а так как перед поступлением в роддом единственным родственником она указала свою мать, то спустя время к Дарье и приехала строгая дама из какой-то там комиссии по сиротам. Элеонора, будто зная, что умрет, оставила письмо матери, с поручением назвать дочку Натальей.

Отругав Дарью, что та бросила дочь, и теперь внучка остается сиротой при живой бабке, дама взывала к совести.

Ну, видимо, у Дарьи она была, потому что, смирив себя, она все же внучку забрала и нужные документы оформила. Так оказалась Натка в маленькой деревушке, затерянной в лесах Приуралья.

Натка родилась нездоровой, одна нога у нее оказалась короче другой, по какой такой причине – кто ж в деревне разбирался. Наверное, в роддоме про это сказали, какие-то рекомендации давали, но Дарья про это молчала.

Может, и можно было это лечить, но либо Дарья про то не знала, либо что еще. Недуг был совсем небольшим, какие-то сантиметры, но, когда несмышленая Натка только начала ходить, хромота стала заметна. Потом как-то все свыклись, что у Дарьи внучка-калека, посудачили, да и перестали обращать на это внимание.

Глава 2

А Натка росла. Несмотря на то что Дарья была ей на самом деле скорее бабкой, чем бабушкой, и держала внучку в строгости, как и когда-то дочь, Натка имела характер добрый и улыбчивый, явно не в бабку. Дружила Натка со всеми, хоть некоторые из деревенских детей и дразнили ее частенько за ее изъян, и кличку обидную придумали – «Рубль-пять»…

– Почему Рубль-пять, – едва сдерживая слезы спросила Натка рыжего задиристого Сеньку Гракова, который дразнился громче всех.

– Потому, что ты идешь: рубль – пять, рубль – пять, с ноги на ногу! – хохоча прокричал Сенька и убежал вслед за ватагой мальчишек.

Заплаканная Натка похромала домой, всхлипывая и размазывая по чумазым щекам горькие слезы и намереваясь пожаловаться бабушке. Уж та точно найдет на Сеньку и остальных управу, будут знать, как дразниться! Бабушку все в деревне боялись, за проказы могла любого озорника и хворостиной отходить, и попробуй жалуйся потом родителям – те еще добавят…

– Что сырость развела, – сердито проворчала бабка Дарья, завидев вошедшую в калитку заплаканную девчонку. – А ну, сопли подбери да сходи дай зерна курам! Хоть толк от тебя будет.

– Бабушка, меня мальчишки дразнят! Уродом называют, хромоножкой и еще Рубль-пять! Граков и Терехов Борька, и еще…

– Хватит ныть, я сказала! – прикрикнула Дарья. – Ну и дразнят, так что – ты ж и есть хромоногая, привыкай! Жизнь долгая, нога твоя не отрастет, всю жизнь такая будешь! Все, не жалуйся, иди лицо умой да кур корми, нечего болтать попусту!

С той поры не жаловалась Натка ни бабушке, никому. Молча сносила и насмешки сверстников, и притворно-жалостливые вздохи соседок. Не жаловалась и улыбалась приветливо всем. Даже когда вошла в отроческий возраст, и в рост костей все ее худенькое тельце разламывалось от боли, наливались и деревенели мышцы от напряжения. Ночью ноги сводило так, что Натка однажды прокусила себе губу, сдерживаясь, чтобы не закричать и не разбудить бабушку.

Вот тогда она и научилась «прятать» от всех свою хромоту – ходить она стала, приставляя одну ногу «на цыпочку». Все тело при этом напрягалось, поясница к вечеру болела неимоверно, но Натка терпела и не жаловалась, ибо не было в этом смысла. Со временем походка ее стала плавной, «с мысочка», ровная спинка и приветливый взгляд, за ними не стало видно тщательно спрятанной хромоты и невыносимой боли.

Училась Натка хорошо, всего лишь одна и была у нее четверка – по физкультуре. Потому что принципиальная бабушка попросила учителя физкультуры спуску внучке не давать и гонять вместе со всеми.

Учитель физкультуры, Геннадий Павлович, прекрасно понимал, что «как все» Натка не сможет, и чаще усаживал ее на скамейку, но спорить со строгой бабкой не желал, потому и ставил в журнал четверки. Зато он показал Натке упражнения, которые укрепляли мышцы, снимали напряжение, и их можно было делать при ее состоянии. Наверное, благодаря этому к выпускному классу Натка имела точеную фигурку.

Натка сама и не заметила, что вдруг перестали ее дразнить. И не слышно стало ни «хромоножки», ни более обидного «Рубль-пять», и тот же Сенька Граков, смущаясь и краснея, предложил ей как-то понести домой ее портфель.

– Смотри у меня! Принесешь в подоле, как мать – вот этими руками придушу! – ругала ее бабка Дарья, непонятно только за что. – Мне все равно, я старая! Сперва тебя придушу, потом сама в омут брошусь, чтоб на этот свет не глядеть больше! Только увижу еще около тебя этого паршивца Сеньку, или еще кого, тебе все космы выдеру! Ей-ей, наголо побрею, чтоб ни один на тебя не поглядел!

Натке очень хотелось спросить, что же такое – «принести в подоле», но бабушку она боялась так, что язык сам прилипал к гортани, отказываясь шевелиться. А Сеньку она и сама видеть не хотела – его она тоже боялась, так и ждала, что вот сейчас глянет насмешливо и закричит: «Рубль-пять, рубль-пять!» Какой уж тут портфель – несла сама, спиной ощущая, как топает Сенька следом, недовольно посапывая от того, что эта вредная девчонка ему отказала!

Вообще, хоть и улыбалась Натка всем приветливо, а боялась она всего этого мира, пребывание в котором приносило ей ежедневные страдания – дорога до школы и обратно, по выезженной неровной и комковатой колее причиняла боль, хотелось лечь в нее, и пусть тебя переедет колхозный трактор, и все это закончится… Но надо идти, потому что сегодня бабушка велела почистить у курей и приготовить пойло для Голубки, бабушкиной невысокой, но очень удойной коровки.

Сама Дарья с колхоза не спешила уходить, хоть уже и была на пенсии, поэтому уставала к вечеру, и основные заботы по хозяйству лежали на Натке.