Верь мне

– А Тоня, думаешь, она знала всё, и убийцу в свой дом впустила? Думаю, неправда это, – снова подала голос Флюра.

Тамара решила не обращать внимания на вредную Флюру и продолжала, повернувшись к другим слушателям, собравшимся возле скамейки:

– Ну, после того как он Киру убил, видать сам забоялся, что обнаружат, и на старую мельницу ушёл скрываться, благо, Тонька его кормила да ночами привечала. А под мельницей старый подвал был, полуразрушенный, вот Глебка там и обитал. Слыхали, на днях взрыв был? Так вот, обрушили тот подвал, развалины мельницы сравняли, от греха, чтоб не было такого впредь.

– А в Тарасовке? – испуганно спросила Галина Кожевникова, – Тоже он убил?

– Говорят, что он. Пришел ограбить, у той женщины от матери в наследство вклад денежный достался, как уж он вызнал, кто знает. Может, у него и в Тарасовке такая «Тонька» была. А наша-то Антонина в это время упорно Сергея Тимофеева под монастырь подводила, чтобы на него всё указывало, якобы он Киру убил. А только в милиции у нас тоже не лаптем щи хлебают! Быстро смекнули, что да как!

– А что тогда Тимофеева сразу-то не отпустили? Неправда это всё, сочиняешь ты, – снова подала голос Флюра, и достала из кармана новую горсть подсолнечных семечек.

– А с Тимофеевым сразу договорились, чтобы настоящего убийцу выманить! Глеб же был уверен, да и Тонька тоже, что раз того арестовали, значит они вне подозрений. Говорят, они уехать отсюда собирались, Тонька дом свой продать хотела, да кому эта развалина нужна! А тут слух прошёл, что Аполлинария Волоконникова совсем плоха ходить стала, дом решила продать и к сестре перебраться. А дом-то у неё не хуже Ульфатова – и добротный, и крепкий, и сад большой. Ну, они и наметились бабку обворовать, думали, она уже деньги за дом получила, на том и погорели! Засада там его ждала, а саму Тоньку возле шоссе поймали, бежала, как увидала, что дружка-то скрутили.

– Да вот тут точно ты врёшь! – не выдержала Флюра, выплюнув шелуху, – На мельнице она его ждала! Высмотрела, что и сама Аполлинария, и соседи все спать угомонились, знак душегубцу дала, а сама на старую мельницу! А Волоконникову-то, и Тимофеевых девчонок, и соседей всех, в это время милиция вывели, вместо них сотрудники в домах-то сидели, и как Глебка к бабке зашёл, его и взяли!

– Да ничего не так всё было! – лопнуло Тамарино терпение, – Это девчонка Тимофеева Глебку случайно выследила, в окно увидала ночью и деду сказала, а тот в милицию сообщил! И не на мельнице он обитал, а в подполе Кириного дома, потому её и убил, что она его не хотела пустить! А к Тоньке он пожрать ходил, да в баню – в том-то дворе не затопишь!

– Да хватит спорить, – выглянула из-за забора Елена Пархоменчук, – Растрещались, сороки! Харитонов сказал, скоро сход будет, всё и объявят.

Далеко разносилась перепалка кумушек, летний вечер был тёпел и чист, лёгкий ветер приносил с лугов запах зацветающего клевера и зреющей на опушке земляники. Покой и благоденствие снова разливалось по округе вместе с вечерней прохладой.

Глава 85.

– Граждане, успокойтесь! Иначе ничего не будет слышно! – субботним утром председатель сельсовета Аркадий Харитонов стоял на ступенях маленького здания сельского совета и пытался утихомирить собравшуюся толпу, – Товарищи приехали из города, чтобы разъяснить нам все недавние события! А вы своим гамом их задерживаете! Да и самих себя тоже!

Люди притихли, разглядывая приезжих. Один был в выглаженной милицейской форме, усат, и вид имел чрезвычайно представительный. Двое других были коротко стрижены, в одинаковых костюмах и казались одинаковыми, словно близнецы. Был и еще один мужчина, невысокий и кряжистый, на фоне остальных почти незаметный, только внимательный зритель мог заметить его острый и пронзительный взгляд, который, казалось, не упускает ни единой мелочи.

–Здравствуйте товарищи! – обратился к собравшимся один из тех, что в костюмах, – Чуть позже мы ответим на все ваши вопросы, но начать позвольте с приятного!

На верхнюю ступень поднялся человек в милицейской форме и хорошо поставленным армейским голосом провозгласил, что Тимофееву Сергею Ивановичу вручается грамота и памятный подарок, за содействие органам в поимке опасного преступника!

– Сергей Иванович, прошу вас сюда! – пригласил тот, что в костюме.

Смущённый Сергей, поправляя безукоризненно отглаженную рубашку, под перешёптывания односельчан, поднялся на ступеньки сельсовета и принял из рук награждающего грамоту и коробку с часами. После поздравлений и рукопожатий, покрасневший от смущения Сергей был отпущен обратно. А следом за ним такая же грамота была вручена и Николаю Николаевичу, за бдительность.

Сельчане поздравляли и хлопали по плечу героев всех поселковых пересудов за последние несколько недель, гордая Женька смотрела на отца и деда, и сама краснела от гордости и счастья, иногда поглядывая на стоявшую рядом с ней Ульяну. Сергей обнял своих девочек, принял поздравление и крепкое рукопожатие от довольного Николая Николаевича, а Меланья Фёдоровна утёрла платочком счастливые слёзы.

Потом милиционер отвечал на многочисленные вопросы, сыплющиеся из толпы, иногда ему помогал человек в костюме, иногда и сам председатель. Но Женька не слушала, что там говорят взрослые, она стояла между отцом и Ульяной, оба держали её за руки, и была совершенно счастлива.

Теперь Женька ходила по улице, гордо подняв голову, и улыбаясь всему – и летнему дню, и сердито шипящему на неё чужому гусю, который вёл своих сородичей на маленький пруд в конце переулка, и встретившейся ей по пути тёте Марине, разносившей почту.

– Женя, иди сюда, я тебе заплету колосок, – позвала девочку Ляля, – Всё же не каждый день у нас такие радостные события случаются!

Дом дедушки и бабушки, и дом самих Тимофеевых, который день гудел в предвкушении еще одного радостного события. Два дня назад Сергей, взяв конечно и Женю, ездил в город встречать родителей Ульяны, потому что в субботу было назначено бракосочетание.

– Я всегда говорила, что Тимофеев мужик порядочный, непьющий! – говорила возле почты товаркам Тамара Политова, – Это всё Тонька напраслину на него наводила! А вы ей и поддакивали, особенно ты, Флюра!

– Ничего я ей не поддакивала! Ты сама её слушала, разинув рот!

– Поддакивала, все слышали! – не сдавалась Тамара, – Ну, и где сейчас твоя подружка Антонина, а?! Говорят, лет восемь ей светит, а то и все десять! А дружка её…сами понимаете, к чему приговорят!

– А Тимофеев женится в субботу! У Ульяны Михайловны родители прибыли на торжество, – перевела разговор побагровевшая Флюра, – Я видела, как они с матерью с пошивочной платье забирали, очень красивое, кремового цвета. И мать у неё очень красивая женщина, ухоженная! Я думаю – москвичка!

– Ой, я тоже видела, – подхватила худенькая Сима Аверина, – Платье у Ульяны Михайловны скромное, но очень оригинальное, без всякого кружева.

– Ну, у неё животик уже видно, зачем ей кружево, – на удивление ласково произнесла Тамара, – Не юная дева, сама это знает, но покраше некоторых молодух будет! И поумнее! Не абы какого мужика себе приглядела, а надёжного, хорошего! И девочка у него умница, такая далеко пойдёт. Семья у них крепкая, друг друга держатся! За таким мужиком, как за каменной стеной, не пропадёшь!

Снова гудело село в субботу. Любопытные с самого утра стояли возле здания сельсовета, чтобы посмотреть на скромную свадьбу, и наконец дождались. Без кортежей и прочих пышностей, счастливая пара вышла из дверей сельского совета, однако встретило их практически всё село – громкими криками «Ура!», поздравлениями и аплодисментами. Особенно опытные подготовились лучше, и бросали под ноги паре крупу, цветы и мелкие монетки – на счастье!

Ульяна, в красивом кремовом платье сияла от счастья, Сергей смущенно принимал поздравления. Ульянина мама, Елизавета Петровна, в нарядном платье и с букетом в руках, стояла под руку с Михаилом Иннокентьевичем, улыбаясь и утирая слёзы. Рядом с ней и Меланья Фёдоровна прикладывала к глазам платочек. Ляля смеялась, глядя, как Егорка махал ручонками сидя на плечах отца. Все они, вся эта дружная и любящая семья знала, как выстрадано это нынешнее счастье, сколько за него заплачено…

А Женька ни о чём не думала! Она просто смотрела на отца и Ульяну, на своих родных, на односельчан, в синее-синее небо, и понимала, что этот день пронизан счастьем, словно солнечным светом, льющимся с неба.

Глава 86.

Дни бежали так быстро, что Женька не успевала их считать. Иногда отголоски прошлого мешали её заснуть, приходили в неспокойных снах, но это случалось всё реже. И постепенно страшное позабылось, пришла надежда, что счастье наконец-то навсегда поселилось в этом, увитом деревянным кружевом, доме.

Как-то незаметно пролетело лето, а осень прошла в приятной и захватывающей подготовке к будущему радостному событию. Ульяна шила пеленки на старенькой машинке бабушки Меланьи, сама Меланья Фёдоровна старательно вывязывала пинеточки и шапочки в двух цветах, розовом и голубом, на любой случай.

Почтальон Марина, улыбаясь, уже в который раз вручала Ульяне, или встречавшей её у калитки Женьке, извещение на получение посылки от родителей Ульяны. Женька просто обожала пересматривать все эти замечательные вещички для будущего её братика или сестрички. Ну и конечно, Елизавета Петровна обязательно клала в посылочный ящичек что-то для Жени. Иногда это была новая книжка, или блокнот, или нарядные банты, какие в провинциальном посёлке не купишь, или московские сладости, которыми Женька щедро делилась с Машей.

Оказалось, что Ульяна сама просто обожает плести разные прически из длинных Женькиных волос, поэтому новые банты сразу же шли в ход и вскоре после получения красовались на девчоночьей голове. А иногда и на голове самой Ульяны – потому что Женька тоже училась плести прически.

Вообще, у Жени и Ульяны сложились отношения скорее, как у подруг, или как у старшей сестры и младшей, этому способствовали еще и частые визиты Ляли, тогда уже дружная пара превращалась в девчачье трио. И уж никак не поворачивался язык назвать Ульяну мачехой, хотя сама Ульяна иногда и подтрунивала над собой, вспоминая известную сказку:

– Женя, ты математику сделала? Радмила Георгиевна сегодня в учительской говорила, что ваш класс контрольную не очень хорошо написал. Получишь двойку – заставлю горох перебрать!

– С золой горох-то? – смеялась в ответ Женька, – И котлы мыть?

– Само собой, и котлы тоже!

Смех и удивительное тепло поселилось в доме. Иногда Женьке казалось, что когда-то уже такое было в её жизни… когда она просыпалась и смотрела, как золотые солнечные нити тянулись от окошка почти через всю комнату, был выходной, и поэтому дом был наполнен ароматом папиных блинчиков…

Сочельник в том году выдался морозный. Оконные стекла почти полностью затянуло морозными узорами, которые были, конечно, искуснее, но всё же так похожи на украшающие наличники работы бывшего хозяина этого дома. Вечером, когда мороз крепчал, чуть потрескивали углы дома, и отрастивший зимнюю шубку Василий перебирался с излюбленного места на подоконнике на диван, поближе к теплу.

Женька и Маша сидели у тёплой печи и грели озябшие руки, они только что бегали, уже в который раз, к соседям, у которых был домашний телефон, чтобы снова позвонить в город.

Ранним утром Женька проснулась без будильника, что-то будто разбудило её. В доме все тихо суетились, и Женька с удивлением обнаружила у них в доме взволнованную бабушку Меланью. На диване, чуть улыбаясь какой-то вымученной улыбкой, сидела Ульяна, держась за живот.

Только сонная Женька хотела было спросить, что происходит, как в дверь вошел отец, отряхивая заснеженную шапку:

– Ну, всё, Ушаков приехал, можно одеваться! Женёк, вы с бабушкой остаётесь на хозяйстве!

– А вы куда? – спросила Женька.

– А мы в город. Пора, Женёк!

И Женька всё поняла. Она смотрела в глаза отца, которые вроде бы и улыбались, но в самой их глубине Женька видела леденящий душу страх. Она кивнула отцу и подошла к Ульяне. Прижавшись к ней, она обняла женщину, посмотрела ей в лицо и прошептала: