– Бери, Рома, поторопись…
Когда за Васенко захлопнулась дверь. Исайчев включил запись. Он внимательно вглядывался в экран, несколько раз возвращал запись назад, прокручивал вперёд и опять возвращал назад, увеличивал и уменьшал изображение. Нажав на кнопку «Стоп», Михаил резко, будто вытолкнутый пружиной, встал с кресла и как мельница, размахивая руками, побежал по кабинету, разминая затёкшие руки и ноги.
За потемневшем окном взвыл ветер. Исайчев остановился, вгляделся в круговерть, которую устроили в усадьбе взбесившиеся потоки воздуха с полей и такие же с реки. Они, как два разъярённых быка, ударили грудью друг друга, отвоёвывая территорию. Взвихрились, раскачивая похожие на чёрные перевёрнутые колокола кусты, пригнули к земле головы цветов на подсвеченных прожекторами клумбах, привели в бешенство розово-голубую воду в бассейне, выплёскивая её через край. Поняли, что не одолеют друг друга, в бессильной злобе схватись за ветки старого чернеющего дуба и начали рвать их в разные стороны, воя неистовым воем: моё-ё-ё, уйди-и-и, убью-ю-ю. Однако, покалечили не противника, а отхватили старую сухую ветвь, бросили её на мощённую плиткой дорожку, покатили с треском и грохотом. Били по всему, что встречалось на пути. Покуражились, устали, сложили рваные крылья, нырнули в привычные норы – один под камень в степи, другой в прибрежный омут. Отломанная ветка дуба поскрипела, поныла от боли и затихла на большой переливающейся огнями клумбе, где она была совершенно некстати. Только туча, наблюдавшая за битвой, пожалела ненужную никому ветку и разразилась обильным плачем. Постучала грустными каплями по стёклам открытых окон, заливая слезами подоконники. Стекала на полы, и там собиралась в лужи. Михаил, прекращая нашествие нахальной воды, резко закрыл окно кабинета.
– Как в природе всё просто. Побушевала и затихла. Оставила свежесть и прохладу. Почему же у людей всё так грязно и кроваво. И так непоправимо… – горько усмехнувшись, подумал Михаил и только тут услышал, что за дверью кто-то топчется, не решаясь войти.
Глава 6
– Хватит за дверью колготиться, входите! – крикнул Михаил, и тотчас в образовавшейся щели дверного проёма показалось востроносое лицо в рыжих конопатках и с рыжим кудрявым чубом, спадающим на лоб.
– Разрешите войти, Михаил Юрьевич, – обратилось лицо к Исайчеву и, не дожидаясь ответа, вошло, дополнившись долговязой нескладной фигурой парня в синих джинсовых брюках и такой же рубашке:
– Сергей Мамкин. Ваш новый практикант. Выполняю приказ капитана Васенко.
– Какой приказ? – удивился Исайчев, – ты откуда взялся?
– Прислан к вам «на побегушки» полковником Корячком. Вы же всех оперов по домам отправили. Полковник Корячок в бешенстве. Но выговорить вам, не решается. Боится сбить с тропы.
– С какой тропы? – удивился Исайчев.
– Он сказал, что вы вроде след взяли…
Михаил раздражённо хмыкнул:
– Васенко где?
– Роман Валерьевич уехал выполнять розыскную работу по вашему приказу.
– Ты с ним говорил?
– Так, точно!
– Что он приказал тебе делать?
– Следить, кабы новый труп не образовался… Но пока велел проверить у всех руки, осмотреть все найденные на пальцах и в личных вещах ювелирные изделия. Если кольцо сняли, или заменили, выяснить, что за кольцо, куда делось и сравнить следы… Цель – найти ювелирное изделие с выпавшим драгоценным камнем. Пояснений фигурантам не давать… По выполнению работы доложить вам, скрытно, без свидетелей…
– Как сработал, нашёл нужные драгоценности? – Михаил иронически улыбнулся, глядя на кислую физиономию Мамкина. – Понял, не нашёл…
– Руки у всех под лупой просмотрел, у тех, у кого кольца есть камешки пересчитал. Всё на месте. Заставлял снимать кольца – следы совпадают… Обыскал чемоданы – тоже ничего. Даже серёжки у всех проверил…
– С чемоданами и серёжками ты зря.
– Почему? – удивился Мамкин.
– Камешек выпал из кольца убийцы. Эксперт обнаружил его в волосах жертвы. Тебе Васенко не сказал?
– Не успел, очень торопился.
– Убийца не положил бы поломанное кольцо в чемодан. Он бы его выкинул или зарыл где-нибудь. Преступник знал, что камешек, найденный в одежде Гуидо – улика. Он его искал, но не нашёл, посему должен был кольцо запрятать так, чтобы и мы его не нашли.
– Может быть, мне стоит поискать вокруг здания? – с сомнением в голосе спросил Мамкин.
– Ночью? Ты не догадываешься, что бесполезно даже днём? Иначе, зачем спрашиваешь? Хотя в чемоданах Бурлакова стоит покопаться. Если кольцо очень ценное, такое, с которым жалко расставаться, то спрятать его могли там. Осмотри тщательно чемоданы и апартаменты Бурлакова. Хотя… – Михаил, выражая неуверенность, пожал плечами. – Вероятность ноль. Но для чистоты дела надо глянуть.
– Уже всё по сантиметрам осмотрел…
– Что-нибудь интересное нашёл? – усмехнулся Исайчев.
– Ничего. Он ведь чемодан не распаковывал. Хотя, знаете, Михал Юрич, на кровати, на подушке лежит аккуратно расправленный, но неаккуратно оторванный бант. Я полагаю от женской блузки. Красивый такой: на голубом воздушном фоне меленькие, как будто бархатные, розовые цветочки. У моей мамы в молодости была подобная блузка.
Михаил отошёл от окна и, указав Сергею на стул напротив себя, сел в своё кресло:
– Ты сказал неаккуратно оторванный, это как?
– Давайте я его сюда притащу, – вскочил практикант и уже рванулся к двери.
– Тю-тю-тю, сядь на место! – поспешно вскрикнул Михаил. – Не смей его трогать, пусть лежит, как был положен. Я, надеюсь, ты его в руки не брал? – Михаил попытался поймать ускользающий взгляд Мамкина. – Понятно, брал! Серёга, где тебя учат, а? Как же так? Ты знаешь первое правило практиканта?
Мамкин набычился и молчал.
– Яйцо не должно считать себя умнее курицы. – Михаил поднял указательный палец. – И даже если это и так, помни: яйца в отличие от курицы быстро протухают…
– Я только за кончик приподнял и увидел неровно оборванные нитки, как будто его с места пришива одним рывком содрали. Как по-другому я мог это понять? Хотя, виноват. Надо было эксперта дождаться…
– Ладно, мы Галине Николаевне ничего не скажем, веди следующего фигуранта. Давай Эльзу, хочу на неё посмотреть.
Мамкин в нерешительности потоптался на месте:
– А если она спит? Ночь же… Ругаться будет. Мне сказали, она баба бешеная, брыкается, как лошадь необъезженная. Их ведь даже накормить не успели. Новый повар, которого полковник Корячок из воинской части прислал, заморачиваться не стал, просто сварил макароны. Никто есть не стал!
– Макароны с кетчупом? – сглотнув слюну, спросил Исайчев.
– С кетчупом… его там сколько угодно…
– Избалованные, однако, фигуранты. Ладно, иди веди её. Если спит – буди. Попробуем её в узду запрячь.
– После Эльзы кого приглашать? – вытянулся в струнку практикант.
– После Эльзы – макароны с кетчупом! Я тоже живой человек…
Как только за Мамкиным закрылась дверь, Исайчев поменял в диктофоне кассету и пристроил его на удобное место.
– Сбежал всё-таки Ромка, не захотел быть разводящим, лисья морда… – пробурчал Исайчев и вздрогнул, оборачиваясь на грохот отворяемой двери.
Эльза распахнула дверь рывком, толкнув её ступнёй, и не спрашивая разрешения, вошла. Плюхнулась широким задом на стул у бюро.. Поёрзала, и не говоря ни слова, отставила его в сторону, выхватила взглядом кресло в дальнем углу кабинета, туда и направилась, унося с собой терпкий запах с нотками перца и корицы. Михаил молча наблюдал картину передвижения Эльзы, и как только женщина уселась и вопрошающе уставилась на Исайчева, спросил:
– Вам там удобно, Эльза Фридриховна?