Ты только руку протяни… Два детектива под одной обложкой

– Прошу прощения, господин следователь, – язвительно улыбнулась сестра Бурлакова, – я заметила, с каким удовольствием вы лицезрели вдову. У вас хороший вкус… вы стареете…

– Не понял! – удивился Михаил.

– Юноши вожделеют любую женщину, зрелые мужчины вожделеют красавиц, когда у мужчины появляется хороший вкус, он стареет…

– Позволю с вами не согласиться, фрау Леманн, я чувствую себя бодрым и полным сил. Имею молодую и очаровательную жену, на других красавиц смотрю с удовольствием, как на произведение талантливого художника, не более того… Вам я посоветовал бы сменить духи, они вас старят. Но я не напрасно сказал «посоветовал бы», так как именно вам ничего не хочу советовать, ходите так. Теперь внимание: вопрос «Вы ослушались меня, и пошли в столовую, а не в свои апартаменты. Почему?»

Эльза возмущённо вскинула плечи:

– Ну, я пока ещё жива. И так же, как и вы, элементарно хотела жрать.

Она повернулась и быстрым шагом пошла по коридору, дойдя до своей двери, обернулась. Михаил поднял руку и слегка пошевелил пальцами. Эльза фыркнула, вздёрнула в негодовании плечо и так, перекособочась, скрылась за дверью. Исайчев вынул из кармана телефон, набрал номер:

– Сергей, веди вдову. Я готов к допросу… Ирина в столовой.

Уже в кабинете он увидел на бюро телефон в режиме ожидания и понял, Ольга прослушала запись.

– Позвоню утром, пусть поспит, – подумал Михаил, с удовольствием представляя лицо жены.

* * *

Ирина вошла в кабинет, вероятно, с самой очаровательной улыбкой какая только имелась в её арсенале. Исайчев отметил: к её светлому брючному костюму добавлен чёрный траурный шарфик, в столовой его не было:

– Откуда? – Михаил взглядом указал на появившийся аксессуар.

– Шейный платок Сайруса, – вздохнула Ирина – Брион передал его мне в столовой.

Вдова всхлипнула, затуманила взор траурной дымкой:

– Абсолютно не была готова к такому повороту событий… Не представляю своего дальнейшего существования. Мои девочки так любят отца…

– А Брион получается был готов, раз захватил скорбный шарфик? – усмехнулся Исайчев.

– Нет, что вы! – испугалась Ирина. – Он всегда возит с собой целую коллекцию платков.

– Ирина Витальевна наш с вами разговор будет записан на диктофон.

– Я возражаю! – лениво произнесла Ирина и встала со стула.

– Ирина Витальевна, сядьте, пожалуйста – попросил Исайчев.

– Нет, нет! Отпустите меня или уберите диктофон. Я под запись беседовать не буду…

– Сядьте, Ирина Витальевна, – вновь попросил Исайчев.

Но вдова, невзирая на просьбу Михаила решительно двинулась к двери и, подойдя, тихонько пальчиком поскребла облицовку.

– Откройте, откройте, – едва слышно проронила она. – Иначе буду кричать, а потом заявлю, что вы пытались меня изнасиловать… – Ирина мило улыбнулась и добавила, – я не шучу…

Михаилу вновь пришлось извлечь из кармана телефон и набрать номер:

– Мамкин, мигом в аппаратную. Включи в резиденции аппаратуру наблюдения, а главное, видеозапись моего кабинета!

Ирина резко отошла от двери, лицо её выражало удивление пополам с вопросом:

– Я, надеюсь, раньше видеозапись не велась?

Исайчев неопределённо пожал плечами.

– Как! – повысила голос Бурлакова. – Нам обещали…

– Ну, раз обещали, то, наверное, не велась…

Ирина безразлично махнула рукой, и вернувшись к бюро села на предложенное ей место:

– Хватит наводить тень на плетень, мой муж не позволил бы за собой подглядывать. Настаиваю, выключайте диктофон и спрашивайте под протокол, повторяю под протокол. Надеюсь, беседа будет недолгой, – она посмотрела на часы, – светает, очень устала, с ног валюсь… Ну?

– Нет, уважаемая, теперь мы подождём моего помощника. Сейчас он подаст знак и начнём.

В замке двери послышался поворот ключа. В кабинет заглянула физиономия в рыжих конопатках. Практикант Мамкин моргнул обоими глазами и исчез.

– Теперь можно! Представьтесь, пожалуйста, – попросил Исайчев – Вынужден предупредить: всё, что в данный момент происходит в кабинете, фиксируется в аппаратной на плёнку видеозаписи. Причём отныне запись будет вестись везде и всегда. Можете посплетничать об этом с другими.

Ирина, неожиданно для Исайчева, равнодушно пожала плечами, зевнула, прикрывая рот ладошкой:

– Я, Ирина Витальевна Бурлакова, вдова убитого Олега Олеговича, по национальности еврейка, гражданка России и Германии. Мать двоих детей – дочерей Инги и Ульяны Бурлаковых. Постоянное место жительства Санкт-Петербург, улица Большая Морская. Что ещё?

– Назовите, пожалуйста, причину, по которой вы никогда не убили бы своего мужа.

Ирина с изумлением посмотрела на Исайчева:

– Как вы сказали?

– Я спросил, по какой причине вы никогда не убили бы своего мужа? – чеканя слова, повторил Исайчев. – Или всё-таки убили бы?

– О как! Отвечу по-еврейски, вопросом на вопрос: зачем?

– Хочу знать, хотелось ли вам когда-нибудь убить своего мужа. Говорят у жён, периодически возникает это желание, но что-то их останавливает. Хочу узнать, что останавливало вас?

– Мне жалко его по-человечески, но с его убийством в моей жизни кардинально ничего не измениться, – Ирина устало прикрыла глаза. – Почему вы не выясняете, по какой причине я не хочу говорить под диктофон, а под протокол согласна?

– Потому что знаю. Вы хотите зафиксировать свои ответы, но не эмоции. Вы человек, привыкший вести себя по собственному усмотрению и не ограничиваться ни в чём. Вы плохо стравляетесь с объективными эмоциями и это может играть против вас. Я прав?

– Объективными? – Ирина открыла глаза и с интересом посмотрела на Исайчева.

– Да, да именно объективными. Эмоции имеют две стороны – субъективную и объективную. Субъективная сторона – это внутренние переживания. Объективная – внешние проявления. Внешние эмоции прорываются у вас помимо вашей воли и выдают вас с головой, особенно мелкие детали: всхлипы, вздохи, хмыканье и особенно тон речи.

– Тогда чего? – возмутилась Ирина. – Если для вас эта мысль доступна, то выключите к чёрту диктофон!