Последний полёт птицы Додо. Психологическая драма с криминальным событием

Венгерова одним глотком допила остывший кофе:

– Детей необязательно рожать самой. Их можно усыновить. Разве не так?!

– Роман?! – Исайчев остановил коллегу, готовому задать следующий вопрос, – продолжайте, Мила Михайловна. Всё же хочу понять почему враг? Из-за распавшихся по бездетности браков? Ревность съела?

– Бездетность каждый раз была официальной причиной развода, – Венгерова встала, подошла к окну, открыла форточку закурила, – извините, не могу больше терпеть. Понимаю, невежливо без разрешения, но пепельниц на ваших столах не увидела и, боялась будите против. А так, поздно реагировать… Не вырвете же вы у меня сигарету? Исайчев с Васенко мгновенно вытянули откуда-то снизу керамические пепельницы и поставили их на столы.

– Не беспокойтесь, подсаживайтесь, курите и мы с вами. У нас тоже уши уже пухнут. Просто третий компаньон, – Роман кивнул в сторону Исайчева, – и по совместительству его жена не разрешает курить при клиентах.

– Сурово, – согласилась Венгерова, присаживаясь на краешек кресла у стола Михаила, – но, вероятно, правильно. Продолжу… Мои браки распались бы и при наличии детей. Со мной жить сложно – я «Дама пять».

– Поясните, – попросил Исайчев.

– Характер дерьмовый. Деспот! Самой иногда тошно. Но там, где начиналась моя карьера по-другому нельзя. Усталых мужиков надо было с диванов поднимать, а лаской этого сделать невозможно. – Мила Михайловна затушила о пепельницу сигарету, – мне всегда не хватало нежности. Я была сурова и со мной были суровы. Серёжка вёл себя благожелательно, на нежности не скупился. Он был очень, очень…

– Тогда почему враг?! – теряя терпение, повторил вопрос Исайчев, – хочу предупредить: дознание вам обойдётся в копеечку. После работы уголовного розыска и Следственного комитета трудно нарыть что-то новое и опровергнуть их выводы. Для возобновления следствия нужна очень важная причина. Я и мой коллега должны знать… В общем, Мила Михайловна, больше конкретики…

Венгерова вскинула руку, будто заслонилась от потока слов Исайчева:

– Ельник совратил мою дочь! – произнесла она твердеющим голосом, – этот подонок совратил мою Янку и теперь девочка считает, что я убила его. Убила из ревности. Она ушла, и я не знаю куда. Посему дерзайте! О гонораре не думайте. Сколько скажете – столько заплачу. – Венгерова открыла сумочку и вынула из неё нераспечатанную упаковку пятисотрублёвок, бросила на стол Исайчеву, – возьмите на организационные расходы.

Исайчев, проследив полёт пачки, извлёк из ящика стола бланк расходного ордера, не торопясь заполнил и, протянул его посетительнице:

– Деньги приняты. Потратим, составим финансовый отчёт. И ещё… Мила Михайловна, давайте работать на принципах взаимного уважения. Мы не из тех мужиков, которых нужно поднимать с дивана некорректными методами. Сядьте, пожалуйста, вон там в уголочке и все ваши сомнения изложите письменно, а мы пока с коллегой сходим пообедаем. Хорошо?

– Хорошо-о-о! – виновато отозвалась посетительница и пошла в указанное ей место.

* * *

– Знаете, ребятушки, как коллеги по театру звали погибшего Ельника, – положив ногу на ногу и, покачивая полуснятой босоножкой, спросила детективов Ольга, – они в его фамилии заменяли «ль» на «б». Говорят, это вполне соответствовало истине. Вы представляете, во скольких постелях нам придётся побывать, чтобы размотать «дело»?

Роман заменил слог на букву и засмеялся щедро:

– Красноречиво! Давайте «дело» назовём…

– Роман! – остановила коллегу Ольга. – Ты взрослый человек, бывший майор Следственного Комитета и туда же…

– Ну что ты, Оля?! – чуть склонив голову набок, нежно произнёс Васенко, – я предлагаю называть дело «Последний полёт птицы Додо». Как?

Ольга вытянула из сумки объёмный пакет. В кабинете запахло котлетами:

– Пойдёт… Вчера была по вашему поручению у специалистов, заходила к Галине Николаевне. Бушует «бабушка русской экспертизы». Говорит лучшие кадры на вольные хлеба подались, остались одни оболтусы. Им бы «дело» побыстрее свалить и на боковую. Подтягивайтесь к моему столу. Кушать подано! Налетай!

– Вот! – закричал, вскакивая с места Роман. – Когда ты вошла, я шепнул Мишке: у тебя в сумке еда-а-а! А он сказал, что это такие духи. Парфюмер самоучка! Ты представляешь, как можно спать с женщиной, от которой тянет духами с запахом котлет? С ней же всё время жрать хочется и больше ни-че-го-го-го!

– Это тебе ничего! – хихикнул Исайчев, – я мне вполне…

– Отставить! – осадила разболтавшихся мужиков Ольга, – котлеты отберу и будет вам ни-че-го!

Пока команда детективов обедала, Ольга рассказывала о том, что выведала у главного эксперта Следственного Комитета Галины Николаевны Долженко по делу «птицы Додо». Оказалось, спектакль «Додо» давали на сцене театра два дня подряд и в первый день всё было нормально, как говорится, ничего не предвещало беды. В день гибели не сработал механизм стопорящий трос. Получается накануне его вскрыл злоумышленник и, не оставляя следов, вывернул гайку. Трос дошёл до нужной точки, но не закрепился. Долженко сказала, что «нехристь» обязательно должен иметь отношение к театру и технике. К театру потому что стопорящий механизм не на виду, до него ещё добраться надо, а к технике потому, что неподготовленный человек не сразу сообразит, что и где надо отвернуть.

Исайчев вытер губы салфеткой, подошёл к жене и, чмокнув её в щёку, спросил:

– Камеры наблюдения зафиксировали всех входящих и выходящих через служебную дверь? Записи смотрела?

Ольга нахмурила брови:

– Видеообзор камеры сбит. Объектив частично фиксировал мимоидущих вдоль стены туда и обратно людей и то с неудобных ракурсов.

Васенко, закончив трапезу так же как Исайчев подошёл к Ольге, чмокнул её в другую щёку, чем вызвал недовольное кряхтение Исайчева:

– Мало того, что охламон поедает мои котлеты, он ещё милуется с моей женой… Надо бы охламона треснуть… – секунду подумав, махнул рукой, – ладно, следующий раз. Оля, ты скопировала то что есть?

Ольга, не отвечая на вопрос, уже вставляла флешку в USB-порт[3 - USB-порт – последовательное связующее звено передачи данных для периферийных устройств.] ноутбука:

– Смотрите, может быть, что-то увидите. Я ничего примечательного не заметила… – И всё же поясни: кого-то из прохожих работники театра опознали? – попросил Исайчев. Ольга подсела к столу, взяла в руки карандаш:

– Среди этой толпы, дежурным вахтёром опознаны актёры, бегущие сначала на репетицию, затем на спектакль – вот, вот и вот… Затем работники технических служб и прочая обслуга – вот, вот и вот. – Ольга водила карандашом по экрану дисплея. – Я посмотрела предыдущие дни, сравнила с этими и ничего необычного не заметила. Не имеющих отношения к театру прохожих, как виденных ранее, никто из коллектива не опознал.

– Это кто? – ткнул наугад пальцем Васенко, – чего он здесь стоит и курит?

– Этот молодой человек, что остановился у бордюра спиной к нам, покурил и выкинул сигарету в клумбу, – тоном строгого учителя пояснила Ольга, – парень их программист. Его администрация театра иногда вызывает для восстановления заглюченых программ. Накануне в бухгалтерии слетела зарплатная электронная ведомость и парень возился с ней полдня. Вот эта весёлая парочка, что перекрестилась прямо в объектив камеры, – Ольга остановила трансляцию и увеличила изображение, – студенты Ельника. Они сдали ему «хвост» по актёрскому мастерству.

– Надо с ними побеседовать, – заметил Васенко, – беру на себя. Мотай дальше…

– Смотрите! – воскликнул Михаил, после того как Ольга вновь включила воспроизведение, – интереснейшая старушка: сгорбленная, серая какая-то с клюкой. Идёт, будто прячется… Клюка есть, но она на неё не опирается! Смотрите! Поставила, приподняла, поставила, но упора на клюку не сделала. Получается палка ей не нужна. Тогда зачем носит? Для антуража?[4 - Антураж – — окружение, среда, окружающая обстановка.] Это явный предмет декорации… Здесь прячется актриса или актёр, или другой какой работник театра. Не хочет, чтобы его признали.

– Почему? – удивилась Ольга, – актёры и работники театра могут свободно входить и выходить. Зачем им прятаться?

– А если их по обстоятельствам не должно быть в театре, например, не задействованы в спектакле, не их рабочая смена, отгул, выходной, отпуск? Да просто не хотела или не хотел, чтобы видели, как персонаж вышел? Старушка, поменяв облик, могла вернуться вновь. Нужно проверить, кто в эти дни входил в здание дважды, а выходил один раз. Роман, распечатай фото и показывай всем, с кем будешь беседовать, может быть, признают знакомые детали одежды, жесты…

– Зачем? – более настойчиво переспросила Ольга. – Зачем кому-то надо выходить неопознанным?

Исайчев откинулся на спинку стула, сказал с раздражением:

– Оль, не тупи! Если есть сомнения, надо их прояснить – это первое. Второе – в театре не работают закоренелые преступники, может быть, нервы сдали. Человек после содеянного захотел спрятаться, успокоится. Главное, ты забыла: нужно унести улику – гайку из стопорящего механизма. Можно, конечно, положить её до времени в карман или в сумочку. А мало ли? Актёры свою одежду снимают и вещи оставляют в гримёрках без присмотра. Вдруг! Бережёного бог бережёт! Что, в театре никогда не воруют? По карманам и сумочкам не шустрят?

– Мишка, театр это большой сундук. Там можно чёрта лысого спрятать и никто не найдёт… – парировала возражения мужа Ольга.

– Я звонил «оперу», который вёл это дело, – вклинился в разговор Васенко, – он пояснил: его ребята всё дважды перетрясли, но гайку не нашли. Тем более это не просто гайка, а такая немаленькая штуковина, которую невозможно ни с чем спутать и не заметить.

– Тем более… мне не нравиться эта старушка. Её надо найти и всё о ней выяснить…

– Надо так надо … – в задумчивости произнесла Ольга, – Роман, ты видел спектакль «Додо»? Мишка точно нет.

Роман отрицательно покачал головой.

– Так и знала! В спектакле птицу «Додо» и его подругу под занавес отстреливают люди. С Ельником поступили также, только способ причинения смерти изменили… Чисто режиссёрский ход! Давайте начнём пытать режиссёра первым. Ему ведь явно не хотелось терять такого актёра и фаворита. Роман звони, назначай встречу.