Жгучие травы и темные воды

Жгучие травы и темные воды
Алена Воскресенская

В Безымянном королевстве готовятся к войне с соседней республикой – надо во что бы то ни стало заполучить доступ к Серому морю и его торговым путям. Но у Светлейшего канцлера другой план решения этой задачи. Для его реализации не хватает лишь ключа к зашифрованным чертежам взрывного устройства. Обладательница секретных сведений ведет свою игру, но однажды ее находят убитой. Смогут ли канцлер и его сторонники добиться желаемого? На кону стоят не только их жизни, но и судьба всего королевства.

Алена Воскресенская

Жгучие травы и темные воды

Пролог

Вечерело. Сумерки только-только начали опускаться на город. Саим ар-Азаж очень любил именно это время. Воздух становился густым, а тени – плотными, и слиться с ними было очень просто. Ар-Азаж накинул потрепанный серый плащ и неслышно пошел по улицам, никем не замеченный, неуловимый и свободный. Да, это время суток определенно нравилось ему больше всего.

Горожане постепенно скрывались в своих домах, двери запирались на крепкие засовы, кое-где в окошках загорался свет. Собаки глухо перегавкивались в подворотнях. Звуки приглушались: даже цоканье копыт, такое звонкое и частое днем, становилось все тише и реже.

Ар-Азаж очень хорошо изучил город за то время, пока жил здесь. Боковыми улочками он уверенно вышел к условленному месту у реки. Годы прошли с того момента, как река Марта из-за падения Великой скалы изменила свое русло, и построенный через нее мост, все еще называемый горожанами Новым, уже успел зарасти кустарником и покрыться мхом и водорослями. Ар-Азаж не торопясь выбрал укромный уголок в зарослях акации и стал ждать.

Человек он был крайне пунктуальный и хотел того же от других. Поэтому, когда его ручные часы на золотой цепочке тихонько отзвонили четверть восьмого, нахмурился и в нетерпении начал постукивать о землю носком правой ноги. Когда же, наконец, раздалось похрустывание мелких камешков на берегу, ар-Азаж уже пришел в совершенно раздраженное состояние и еле сдерживался от того, чтобы не высказать пришедшему на встречу человеку свое недовольство столь сильным опозданием.

Впрочем, посредник как всегда был молчалив и на укоризненное постукивание ар-Азажем пальцем по циферблату часов лишь пожал плечами. Стало уже совсем темно, но встретившиеся не зажигали огня; слабого сияния месяца было достаточно, чтобы посредник разглядел тубус у ар-Азажа и нетерпеливо протянул руку за ним.

– Погодите, – остановил его ар-Азаж. – Прежде чем я отдам вам последнюю часть чертежей, нужно прояснить кое-что.

Посредник безмолвно ожидал продолжения.

– Здесь не хватает некоторых сведений. Чертежи зашифрованы; чтобы прочитать необходимые пояснения, нужен ключ. Вы получите его позже. Нам нужно убедиться, что все идет по плану.

Посредник склонил голову в знак согласия и вновь протянул руку за тубусом. Ар-Азаж показал взглядом на свою пустую ладонь – на нее тут же опустился увесистый кошель, и только тогда чертежи были переданы посреднику. Не говоря ни слова, тот сразу удалился, чуть слышно шурша темным плащом, и ар-Азаж снова остался один.

– Стоило так долго ждать ради пары минут, – недовольно проворчал он себе под нос, взвешивая на руке кошелек. Затем направился по песчаному откосу вверх к городу, но через мгновение обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на реку и мост. – Не сказать, что буду скучать по тебе, – обращаясь к Марте, пробормотал ар-Азаж. – Но когда взорвут Великую скалу, мне в любом случае лучше быть подальше отсюда.

Он отсалютовал реке и бесшумно исчез в лабиринте засыпающего города.

Глава 1. Две недели до взрыва. Альтаир

Взвившуюся над дорогой пыль первыми заметили деревенские мальчишки. Наступила самая макушка лета, дождей давно уже не было, стояла сушь. Мужики с любовью и надеждой посматривали на налитые колосья пшеницы, чуть еще зеленоватые, но ровнехонькие, один к одному, обещавшие сытую зиму. Трава на луговинах иссохла и шелестела под знойным ветром, не приносившим ни малейшего облегчения от воцарившейся духоты, не спадавшей даже к раннему утру. Полноводная по весне река сократилась вдвое, обнажив широкие песчаные берега, и не спеша катила серо-зеленые воды вдаль к вылинявшему небу.

Поэтому-то на растрескавшейся дороге поднималась пыль даже от копыт старенькой кобылки деревенского старосты, низкорослой и тощей, как и сам хозяин, а уж от целого взвода солдат плотно встало огромное облако, которое и приметили разомлевшие от жары и спрятавшиеся в тень развесистого дуба пастушки. О том, что это именно военные люди, а не бродячий цирк или торговый караван, мальцам подсказал нестерпимый блеск надраенных кокард и мерный шаг, не сопровождаемый, однако, маршевыми песнями. Причина молчания становилась понятной при первом же взгляде на одуревших от жары, запыленных и пропотевших солдат, с ненавистью стиснувших зубы со скрипевшим на них песком и щурившихся от невыносимо яркого полуденного солнца.

Когда догадка переросла в убеждение, с мальчишек как рукой сняло дремоту, и они помчались в деревню наперегонки, сверкая грязными босыми ногами, с воплями: «Солдаты! Солдаты идут!»

Опустевшие от жары дворы мигом наполнились встревоженными жителями. Женщины в светлых рубахах и цветастых юбках стояли на крыльцах домов или у калиток, не решаясь выйти дальше, прикрывали рты кончиками платков, повязанных на головах, с напряжением всматривались вдаль. Мужчины собрались на небольшой, ровно утоптанной площадке вблизи колодца, служившей местом для немногочисленных деревенских сходов, и негромко переговаривались.

– Опять пришли по закромам шарить, – раздраженно проговорил коренастый крестьянин с окладистой пышной бородой и густой шапкой кудрявых волос. – Еще урожай не собрали, а им, ненасытным, все мало.

– Да нет, там целый взвод, не иначе, как к войне дело, – возразил ему другой – долговязый мужик, сложивший руки на груди. – Точно пришли парней в солдаты забрить.

– Дак не осень еще! – не согласился третий, раскуривший коротенькую глиняную трубочку крестьянин, в перепачканном кровью кожаном фартуке, по виду – мясник. У него подрастало трое сыновей, и слухи о возможной мобилизации всегда волновали его. – Нет, за хлебом и мясом пришли, черти окаянные. – Он презрительно сплюнул в сторону. – Ты им, Гаврила, шиш, а не харчи, – обратился он к старосте, невысокому щуплому мужичонке с седоватой бородой.

– Так и скажи, урожай еще не собрали, нет у нас ничего, – поддакнул соседу первый говоривший. – В прошлый раз они так прошлись по амбарам, что самим в пору было зубы на полку класть.

– Так а что я сделаю, если там солдаты? – произнес дребезжащим голосом староста. – Вдруг король и вправду готовится к войне с проклятыми республиканцами…

Все мужики, не сговариваясь, повернулись на юг и погрозили кулаками.

– …Тогда и парней забреют, и хлеб заберут, – мрачно закончил долговязый.

Так что когда вся измученная зноем солдатская процессия достигла первых домов, ее встречали нахмуренные и настороженные лица, впрочем, разглядывавшие не без интереса отдельных ее представителей.

Особое внимание деревенских жителей привлек явный предводитель процессии, высокий худощавый мужчина средних лет, облаченный в офицерский мундир и восседавший на великолепном гнедом жеребце. Раскрасневшееся лицо всадника можно было бы назвать красивым и даже утонченным, если бы не шрам на левой щеке, растянувшийся от глаза к уголку рта, немного приподнимавший его и придававший, таким образом, выражение постоянной злой усмешки. Темные глаза офицера с презрением рассматривали толпу, собравшуюся у колодца; руки в холщовых перчатках сжимали поводья и небольшой хлыстик с кожаным кнутовищем. Богатая упряжь лошади, щедро изукрашенная рукоять клинка и его дорогие ножны, а также сапоги всадника, изготовленные из очень хорошей кожи, выдавали в нем человека обеспеченного, высокого происхождения, это подтверждал и надменный взгляд, выискивавший среди деревенского люда старосту.

– Эй, кто здесь главный? – хриплым от усталости голосом с раздражением спросил офицер. Мужики помялись и толкнули вперед старосту, несмело придвинувшегося к визитерам.

– Я, господин, – дрожащим голосом негромко сказал старик, смущаясь и комкая в руках засаленный картуз. – Дозволено ли будет спросить, кто вы и что делаете в наших краях?

Всадник, раздражаясь от тихого голоса старосты еще больше, осадил нетерпеливо приплясывавшего коня и отчеканил:

– Вопросы задаю я. Солдат разместить и накормить. Коням – отдых и корм. Мне и моим спутникам – приличная гостиница. Денег на фураж и провиант получите.

Староста сконфузился еще сильнее, вместо ответа обернулся назад в поисках поддержки от односельчан и, не найдя ее, повернулся назад, но сказать от страха ничего не смог.

– Что непонятного? – пришел в бешенство офицер. – Или тебе, собаке, особые указания нужны?

В припадке гнева, потеряв всяческое самообладание, всадник размахнулся и ударил старосту хлыстом. Тот вздрогнул от неожиданности и боли, согнулся, прикрываясь руками, и залепетал:

– Не гневайтесь, господин, все сделаем, все сделаем, все найдем, накормим, разместим, – и от ужаса перешел и вовсе на бессвязное бормотание, но с места не сдвинулся.

К офицеру подъехал второй всадник, тоже высокий, но светловолосый и светлоглазый, с небольшой бородой, выглядевший несколько моложе своего спутника. Лицо его было спокойным и доброжелательным, взгляд ясным, несмотря на усталость от трудной дороги. Одет всадник был в штатское, однако выправка выдавала человека с военным прошлым, что подтверждалось и тем, как он уверенно держался в седле, и клинком в потертых ножнах, бившимся о бок наездника. Впрочем, левую руку он держал несколько скованно, так что человек с наметанным глазом без труда предположил бы наличие раны или даже увечья.

– Капитан, эдак мы ничего не получим, – негромко сказал он. – Люди перепуганы. Позвольте мне поговорить с ними.

Офицер раздраженно сделал неопределенный жест рукой, уступая место товарищу. Тот выехал чуть вперед и ласково спросил старосту:

– Как зовут тебя?

Тот, вжав голову в плечи, как будто ожидая нового удара, несмело ответил:

– Гаврила я, господин, староста местный.

– Любезный Гаврила, – продолжал тем же спокойным тоном второй всадник, – сделай милость, перестань трястись и выслушай, что нам надо. Солдатам требуется место, чтобы поставить палатки, да чтоб невдалеке река была и защита от солнцепека. Жара у вас стоит неимоверная, а мы люди к ней непривычные. Понимаешь?

– По… понимаю, – заикаясь закивал староста.

– Солдаты все пешие, покормить их надо хорошенько, оголодали они на сухарях. Деревня-то у вас крепкая, ты уж подсобери им на кашу с подливой и хлебца посвежее. Поди найдется? И выпить, но не так уж чтоб в голову ударило по пеклу.

– Найдется, – уже увереннее согласился старик.

– Ну а нам четверым, – всадник небрежно указал назад, – нужна хорошая гостиница, чтобы отдых был и еда приличная, и коням уход.

Староста, подслеповато щурясь, поглядел за спину всадника, и сказал: