Несколько секунд, чтобы прийти в себя и понять, где нахожусь. И вот я снова в строю. Хотя это не самое удачное выражение для происходящего – лежу в позе зародыша, голый, на грязном полу. То ли в моих ушах, то ли в кафе гудят голоса.
Дверь рывком открывается – и передо мной предстают двое мужчин в строительных костюмах и солидного вида женщина в юбке, длина которой явно не была рассчитана на мой ракурс.
– Привет, – я улыбаюсь невероятно искренне и выпрямляюсь во весь рост. – Одолжите телефон, срочно нужно сделать звонок.
Мужик глупо, часто моргает. Женщина с опозданием одергивает юбку. Третий – молча, медленно, словно под гипнозом, протягивает мобильный.
В полдень я уже мчусь по трассе. У меня есть новая машина, одежда, мобильный и много любопытных сведений. А на соседнем сиденье со мной едет Лесс. Еще сутки назад я бы и представить не мог, что сам, по доброй воле, предложу ей остаться моей попутчицей.
Трудно сказать, что именно повлияло на мое решение. Осознание того факта, что Лесс спасла мне жизнь – возможно, трижды? Сигарета, которую она утром выцыганила для меня у кого-то? Или наша ночь? Тогда я был сам не свой, знаю. Раздавленный, слабый, отравленный. Но объясняет ли это, почему такие привычные действия с женщиной на коленях выворачивали мою душу наизнанку? Как бы то ни было, отъезжая от кафе, я смотрел на ее силуэт, утопающий в солнечных лучах – он все уменьшался и уменьшался, – и понимал, что хочу добавки. Хочу еще одну ночь с ней, чтобы разобраться, что же такого она со мной натворила.
Так что я дал по тормозам – взвилось облако пыли. Подъехав к крыльцу, приоткрыл дверь со стороны пассажирского сиденья. Немая не удивилась. Села рядом, пристегнула ремень безопасности. Черная лямка слегка пережала ее левую грудь, и я, вскинув бровь, отвел взгляд. С каких это пор такие мелочи цепляют мое мужское внимание?
– Может, скажешь свое имя, раз уж нам предстоит долгое путешествие? – поинтересовался я, поглядывая на попутчицу из-под сдвинутых на переносицу солнцезащитных очков.
Она одновременно пожала плечами и покачала головой: что-то вроде «может быть». Или «отвали».
– Тогда буду звать тебя Алесей, – предложил я. Никакой реакции. – Значит, договорились. Девушка из леса – как раз о тебе.
Мы едем без остановки несколько часов. Лесс молча смотрит перед собой, словно еще и оглохла. Пока тянет радио, я слушаю его, постукивая пальцами по рулю в такт музыке. А потом начинаю разговаривать сам с собой, притворяясь, что обсуждаю вопросы с Лесс. Так лучше соображается.
Что я знаю спустя двое суток после исчезновения Веры? Главным прорывом стало выдвижение требований похитителями. Вчера ночью состоялось эпохальное событие – с Вериным отцом встретился сам Санитар.
Я никогда не видел его, но, судя по описанию, выглядит тот весьма эффектно. Огромный – выше двух метров. Широкие грудная клетка и плечи. Узкобедрый, жилистый, костлявый. У него тяжелая походка, вероятно, связанная с перенесенным заболеванием или травмой. Ноги он передвигает, словно протезы. Правда, когда почуял засаду, эта физиологическая особенность не помешала ему в один прыжок перемахнуть через тоннель перед несущимся поездом и скрыться.
Как и предполагалось, требования оказались невыполнимыми. Но теперь мы знаем, что с Верой все в порядке, и так будет еще неделю – срок, отведенный нам на «подумать». Недели мне хватит.
Я сжимаю в ладони осколок и смотрю на Лесс. Она вдруг отрывается от созерцания невидимой точки на горизонте и переводит взгляд на меня. Темно-каряя радужка почти сливается со зрачком, не глаза – колодцы. И какая-то муть поднимается со дна моей души за те секунды, что мы смотрим друг на друга. А потом Лесс отворачивается. Я откладываю осколок и крепче берусь за руль.
Недели мне хватит. Пусть я все еще двигаюсь крохотными шагами, зато в верном направлении.
Пока информация больше напоминает гадальные карты. У меня полколоды лежит перед глазами, но я понятия не имею, как расшифровать то, что вижу.
Фото владелицы «Гольфа» и сгоревшего дома не совпало с описанием съемщицы Вари. Когда нашли владелицу, выяснилось, что она числится таковой только по бумагам. «Гольфом» пользовался мужчина, очень похожий на пацана с наброска. А дом она уже три года сдавала молодой женщине, с которой общалась только по телефону. Съемщица исправно перечисляла деньги, пока не исчезла около года назад.
Опрос работников кафе не дал полезных сведений (но черт знает, что из услышанного потом окажется кусочком паззла). Осмотр места в лесу, где парковался «Гольф», тоже не назовешь плодотворным. Зато благодаря видению я уверен, что ехать нужно на юг. Полесские пейзажи – эти насыщенные разнотонные полосы полей, болот и лесов – не спутаешь ни с какими другими.
Я знаю, что с Верой все в порядке. В моем видении, правда, неизвестно какой давности – или речь шла о будущем? – она выглядела вполне здоровой, не истощенной, не измученной. Знать бы еще, почему она не пыталась сбежать.
На данном этапе меня куда больше волнует моя способность. Она изменилась. Раньше я просто касался предмета – и что-то видел. Теперь я вижу куда больше и глубже, но за это приходится платить – я выпадаю из реальности. Не понимаю, сколько времени «отсутствовал», не контролирую свои действия в этом провале. Сегодня упал с раковины, на которую не помню, как взобрался. И мне совсем не хочется думать, что в следующий раз это будет карниз какой-нибудь высотки.
Видения, которые могут помочь разыскать Веру, меняют меня. Почему теперь? Возможно, потому что найти Дикарку мне хочется так сильно, как ничего не хотелось прежде. И также я знаю, что не отступлю. Какие бы последствия меня ни ждали.
Глава 6. Нарушая границы
Вера
На следующий день я решилась проверить границы тюрьмы на прочность. Дождалась ухода Никиты и, на всякий случай перетерпев еще полчаса, отворила калитку. Торнадо меня не смел, не заверещала сигнализация, никто не схватил за локоть. Только ласточка прошмыгнула так близко, что едва не задела крылом мое лицо.
Я сделала пару шагов – кузнечики ответили надрывным пением. Высунув язык, мимо проплелась собака. Вслед за ней горячий ветер протянул по пустынной улице жменю сухих листьев, словно указывая дорогу. Всего-то полсотни шагов, но пока добралась до соседней калитки, у меня вспотели ладони.
Дом, обросший кустарником, был ниже и меньше того, в котором сейчас жила я. Калитка тихонько заскулила от моего прикосновения.
На двери ни замка, ни задвижки. Постучала. Послушала тишину за дверью, приложив ухо к теплым доскам. Немного потопталась на крыльце и вошла. Полоса света легла на шкуры животных, висящие под потолком хвостами вниз, потом дверь за спиной закрылась и обрушилась темнота. Нащупывая путь вдоль бревенчатой стены, я добралась до одеяла, висевшего в дверном проеме, и отвела его рукой.
Помещение, в которое я попала, мало напоминало комнату – в привычном смысле слова. Скорее чулан. В окна, похожие на бойницы, лезли ветки сирени, почти не пропуская солнечный свет. Вместо кровати – куча соломы, прикрытая медвежьей шкурой. Из мебели – широкие полки с аккуратными стопками шкурок: темно-бурые – белок и рыжие – горностаев.
Я скользнула взглядом по потолку и стенам – ни лампы, ни проводов – и застыла, заметив блестящие в полумраке глаза. Хозяйка дома молча смотрела на меня из угла. От этого беззвучного приветствия мне стало не по себе.
– Настенька? – прочистив горло, спросила я.
Помедлив, девушка кивнула.
Она оказалась симпатичной, эта Настенька. Стройная, моего роста. Распущенные волосы, черные, как кисточки на хвостах горностаев, спадали до бедер. Было в ее образе что-то необычное, завораживающее. Так завораживают блики ночного костра.
– Говори, – с нажимом произнесла она.
– Хочу готовить сама.
– Хорошо, – не раздумывая, согласилась Настенька.
За это время она ни разу не шелохнулась. Словно зверь, слишком близко подпустивший к себе человека.
Получив корзинку с продуктами, я поспешила домой.
Никита вернулся к обеду. Вошел на кухню и остолбенел.
– Где Настенька? – только и смог он произнести.
– Настенька… – я перевернула лопаткой картофельную оладушку, – освобождена от приготовления еды. Прошу к столу!
Я приподняла тарелку с маленькими золотистыми драниками. Уродливые и пережаренные я предусмотрительно отдала собаке за забором.
Но Никита не спешил набрасываться на обед. Застыв в дверном проеме, он наблюдал за моим перемещением по кухне. Словно приклеился взглядом!
– Я запретил тебе нарушать границы, – слишком спокойным тоном произнес он.
– Ради моей безопасности! – попыталась оправдаться я. – То есть никому, кроме себя, я навредить не могла.
Разве что самому Никите, который должен был охранять меня.
– Я же предупреждал, что узнаю, даже если ты подумаешь о побеге, – Никита шагнул ко мне. – Ты могла жить нормальной, вполне человеческой жизнью, несмотря на свой статус. Единственное условие, которое я поставил, не выходить за периметр двора. Но нет, тебе захотелось испытать меня. Я так… неприятно… удивлен твоей выходкой… – он тщательно подбирал слова, постепенно оттесняя меня к стене, – что предпочел бы запереть тебя в подвале. Но раз я обещал сарай, значит, будет сарай.
Он говорил без злости, как-то лениво. Мол, сама нарвалась. На что я нарвалась, стало понятно, когда Никита грубо схватил меня за локоть и потянул на улицу. Он и в самом деле собрался меня запереть!
– Я ничего не сделала! Ты ошибаешься! – упираясь пятками в землю, возмущалась я. – И хватит тащить меня, как корову!
– Тогда не сопротивляйся. Все равно бесполезно, – ответил Никита, не ослабляя хватки. – Будь я так глуп, как тебе кажется, меня бы к тебе не приставили. Так что иди, отбывай наказание! – он бесцеремонно втолкнул меня в сарай, предварительно забрав вилы, стоявшие у стены.