Тут быть богатыми опасно.
Здесь вместо клюшек костыли.
Дух, нос сникают неподвластно
средь оглупленья и пыли…
Дома-воины
Дома, как воины с козырьком,
глядят навстречу трубам зла,
плюющим с мощным огоньком
картечью, ядрами с поста,
врагам в лицо, что бой чинят,
дырь рытвин в их портрет внося,
моргая стёклами, болят,
в ответ, подмоги не прося
у замков и сараев, древ.
Сражаясь, никнет верный строй.
Стан осыпается, истлев.
За их спиной живой покрой.
И наклонясь, хранят свой нрав.
Глаза, фуражки вниз летят.
И видит город-генерал
погибель рот, полков ребят…
Придут на смену сотни чад
и ветеранов с сетью швов,
что будут биться без пощад
за жизни хат, полей и рвов…
Lonely coffee
Порохом горячим
кофе слизь дробит
и горчинкой скачет.
Я стрельбою сыт.
Брызги чёрно мечут
свой сырой салют,
тем печали лечат.
Сахарный тот брют
патокой втекает,
мягкою смолой,
сердце подгоняет
молотой волной.
Вкус плетётся сочно.
Чистый, ёмкий вкус.
Жив рецепт построчный.
Низкой пенки мусс.
Влага, как из рая.
Пышный запах юн.
Приходи, родная,
нам двоим налью…
Черепки-2
Вязко и плохо, извечно в тоске,
жизнь непроглядна, и тесно, темно,
хмурые краски при каждом мазке.