сползают снег, льняные грани,
накрытья с поля, троп и глыб,
и обнажаясь щебень, камни,
глядят, как очи древних рыб
из вод озёр на синь небесья.
Сквозняк срывает пелену.
Дождь удержавшие древесья
в стекольном замерли плену.
Капь по карнизовому краю,
по клавишам. Смычки теней.
Шуршащей светлостью играют
хрустальны струны всех ветвей.
И окна искрово сверкают,
скрипит сарай своим холмом,
и партитурой выступают
листы изогнутых домов,
где вещи – ноты для симфоний,
и иероглифы антенн…
Кружит поток живых мелодий,
поющий, вольный пересмен.
33
Тройка и три, как значок "бесконечность",
коли одна повернётся назад,
и разворот сотворит уже вечность,
да и скрепится вселенский разлад.
Нечто превысшее, суть ли Иисуса,
или двух цифр бесцельный повтор?
Шифр, загадка всё ширит, не узит.
Души масштабнее тел и их пор,
и бесфинальны, бессрочны родами,
ростом и возрастом старше Земли.
А оболочки-одежды с годами
трутся и блёкнут, копя боль, рубли.
Этот износ только временно горек.
Дата – средина, конец ли моста?
И получая год новый из троек,
не повторить бы судьбины Христа…
Бегство
Из стенок бетона, асфальтовой пашни,
сетей проводов и вонючих штанов,
и острых клешней, и тюремистой башни,
гудящих моторов, торговых шатров,
из кучи камней и стекла, и бумаги
(какую взымели леса изгубив),
где сэры не стали ни Богом, ни магом,
исконной природы тот идол срубив;
из тонн штукатурки и пудры, помады,
из жижи духов и бензиновых луж,
скоплений носов и волос, будто ада
и топи болот, на раздолье и сушь