Любовь. Адаптация

– Не выходи больше ночью никуда, тем более без меня. Знаю твои придумки, только сейчас всё как-то не так происходит, не нужно рисковать. Пожалуйста, Стёп, не расстраивай меня, – проваливаясь в сон, пробормотала женщина. – Приедет Саша, и вместе во всём разберёмся.

– Да, хорошо, буду дома. Засыпай, я тоже сейчас прилягу! Проверю всё и сразу лягу!

Степан сел рядом и какое-то время успокоительно поглаживал жену по руке. Тоня была права в одном. Происходящее в этот день было странным. Оно рушило все логические связи и довольно сильно пугало. Расстраивало и то, что Саша с Юлей так и не появились. Договорённость с ними всегда работала как часы. Зная, что письма в Балешево ходят с опозданием, они писали и договаривались о дне приезда заранее. Назначали дату, оставляя два – три дня на форс-мажоры. Степан Ильич решил, что в нынешнем году погода внесла свои правки в происходящее, и им стоило успокоиться и набраться ещё терпения. Саша хорошо водил авто, дорогу знал отменно, а значит, было делом времени, когда он доберётся по такой капризной погоде. Конечно, нарушение планов заставляло волноваться, но сейчас ещё больше нервировали события в посёлке…

Стараясь не скрипеть половицами, Степан Ильич подошёл к окну и прильнул к щели меж ставен. Отсюда было хорошо видно часть улицы, освещённую тусклым светом фонаря. Снег перестал падать, ветер затих. Балешево безмолвствовало.

Степан прокручивал в голове произошедшее, и по спине бежали мурашки. Кошмар наяву – не иначе! Только как такое было возможно? Подробности всплывали слишком явно, от этого к горлу снова подкатывал ком.

«Ужастики» Степан не смотрел. Не понимал зачем. Верить в потустороннее не хотел, хотя в жизни много чего повидал. Степан привык всему находить логическое объяснение, даже когда события были странными. Сегодняшняя встреча заставляла думать о прогрессе, но фраза Тони разбивала эту теорию: «Какие роботы в Балешево?» Так что же оставалось думать?

Только если это были не роботы, то Степан убил человека и за это придётся отвечать по всей строгости закона. Пьяница это был или сумасшедший, но ведь голову-то ему он оторвал. Так что могло выйти так, что зимовать Степану Ильичу придётся на нарах.

Навалилась жуткая тоска. Старый дом, который они готовились покинуть, вдруг стал милее всего на свете. Хотелось затаиться здесь навсегда. Родное Балешево, его сады, банки с «закрутками» и тишина. Степан стоял на кухне около наблюдательного пункта и смотрел на полутёмный отрезок улицы так пристально, будто хотел запомнить каждую досочку забора и изгибы ветвей деревьев.

Заныло сердце и затекла рука, которой опирался о подоконник. Под тиканье часов старик отсчитал себе сердечных капель в стакан и выпил залпом. Перевозбуждение и усталость измотали его, но ложиться спать было отчего-то страшно. Это казалось потерей контроля над ситуацией: ведь кто знает, что произойдёт, когда он закроет глаза.

Степан прошёл до входной двери, снова проверил засовы. Поразмышлял, какие у них шансы спастись, если кто-нибудь явится. Прежде дом не подводил: крепкий сруб издали предупреждал любителей лёгкой наживы, что придётся попотеть, легко его вскрыть не удастся. Может, не подведёт и теперь? Немного успокоившись, старик пошёл к себе в комнату.

Кровать скрипнула пружинами, матрас качнулся и замер. Степан тихо лежал в тишине. Беспокойные мысли настойчиво лезли в голову, переключиться на другое не выходило. Неожиданно для себя Степан начал размышлять о судьбе всего человечества. Его давно тревожило происходящее. Поступки людей стали малопонятными, почти всегда корыстными, слова расходились с действиями. Казалось, все сошли с ума, растеряв ценности.

«Вот в наши годы.., – начинал было думать Степан, но одёргивал себя. – Что за стариковский бред? Когда ты успел понабрать его, Стёпка?!»

Как многие, он понимал, что люди всегда остаются прежними, меняются лишь обстоятельства, в которые их загоняет жизнь. Взрослые дети, обросшие бронёй и злостью. Мало кто из них уцелел внутри. Ещё меньше тех, кто был готов признаваться в таком. В этом круговороте Степан не мог понять одного: как же вышло, что большее число людей стало мерзавцами? Не могло быть так, чтобы у всех в жизни возникали лишь трудности! Почему хорошие добрые и понимающие люди исчезли из поля зрения, а на виду оказались прохвосты?

«Заборы – выше, люди – злее. Разве так должно быть? Бегут за наживой, вещами, переделывают дома, а чашку чая налить и душевно поговорить разучились. Зачем так жить? Что после себя оставят?»

Мысли кружились, перетекали от печальных к радостным, спутывались, а потом Степан Ильич тихо заснул. Снаружи усилился ветер и начал тревожно бить ветками по ставням; короткий ноябрьский дождь налил лужи и растопил снег. Балешево стало тёмно-серым. Когда в призрачном тумане погасли фонари, а утро нового дня ещё не успело окончательно вступить в свои права, в старом саду скользнула неясная тень. Испуганная птица сорвалась в небо, не решившись нарушить мёртвую тишину криком. Лишь шелест крыльев на несколько мгновений заполнил собой воздух, а после снова всё затихло, словно и не было никакого движения.

3. Авантюра

Новый день принёс лёгкое похолодание и туман. Кисельная пелена укрыла сады и подошла к самым окнам. Казалось, земли нет, а дома построены на облаках. Только эта погодная аномалия не радовала стариков, а лишь усилила неопределённость и тоску.

Всё утро Антонина ходила по дому в ожидании. Завтрак не лез в горло, чашка с остывшим чаем стояла на подоконнике. Степан проснулся и, ворча на весь мир, сел отгадывать кроссворд. Время шло медленно. Желание услышать звук мотора вынуждало стариков общаться полушёпотом, а Тоня иногда даже шикала на деда, когда тот покашливал.

Степан постепенно тоже начал думать, будто произошло что-то нехорошее, прочие объяснения не шли в голову. Могло статься и так, что их отъезд переносился на неопределённый срок, а то и вовсе откладывался. Некоторую надежду оставляла договорённость о форс-мажоре, но Степан Ильич уже мысленно начал примиряться с тем, пора было самому сесть за руль. Впрочем, эта перспектива не особенно радовала. В последнее время у него начали болеть ноги, и потому от мысли, что предстоит проехать внушительное расстояние на механике, становилось страшновато.

Когда во дворе что-то звучно громыхнуло, старики радостно переглянулись.

– Неужели?

– Наконец-то приехали!

– Вот он сейчас у меня получит!

– Да погоди ты! Дай сперва человеку с дороги отдохнуть, а уж потом… – Антонина направилась к входной двери. Ожидание настолько утомило, что мысли о предосторожности ушли на третий план. Даже жуткое происшествие накануне не заставило их задуматься.

Степан бодро направился следом за женой, полный эмоций разного толка. Мысленно он уже и так неоднократно высказал Саше всё, а теперь собирался повторить это вслух, сделав речь покрепче. Увидев, что Тоня остановилась на пороге, он недовольно крякнул, приобняв её за плечи, проскользнул мимо вперёд. И замер.

Двор был пуст.

– Никого нет, но я же что-то слышала! – удивилась Антонина Матвеевна.

– Да и я тоже.

Степан осмотрелся. Он помнил, что Саша умел бесшумно скидывать их капризную щеколду ворот и открывать так, чтобы они не скрипели. Сейчас в саду было по-прежнему тихо и это неожиданно опечалило старика. Не могло же им показаться!

– Ветер где-то по крыше ударил, а мы и сорвались с места, – Тоня вернулась в дом. Она была раздосадована ещё больше и не могла скрыть этого. – Ох, это ожидание меня убивает! Сколько же можно?

Неожиданно грохот повторился и, как показалось, он шёл из сарая. Внутри что-то падало, полностью рассекречивая вторгшегося гостя. Звук был настолько громким, что утренняя тишина оказалась окончательно разрушена.

– Ах ты! Кто там роется? Вот сейчас как наподдам! А ты иди в дом! – сжав лопату, Степан бодро зашагал в сад. Антонина не успела возразить и послушно прикрыла дверь, оставив щёлочку, чтобы подсматривать.

– Вчера одного прибил и сегодня прибью! Повадились беспредел устраивать, откуда только такие черти берутся!

Полный решимости разобраться с вором, Степан быстро дошёл до сарая. Внутри слышалось движение: шуршала одежда, и иногда звякали висящие на стенах инструменты, лопаты и запчасти. Старик сначала решил, что к ним влез охотник за драгметаллами. Он припомнил, что в коробке можно было найти пару мотков медной проволоки, а уж железа в сарае было – завались.

Тихо обойдя сарай, старик осторожно заглянул в прореху. Внутри можно было рассмотреть покачивающийся силуэт. Поглубже вздохнув, Степан постучал по доскам, привлекая внимание, а потом быстро кинулся обратно к двери сарайчика.

Стремительно распахнув её, не глядя, Степан с силой маханул в темноту лопатой.

– На!

– Ай, твою мать, ты чего?! Прибьёшь же! – сипло заорали изнутри. Звучно пахнуло перегаром и луком. – Что за такое…

– Кто тут? Дима? Ты?! Твою дивизию! А ну, выходи!

Из угла в серый ноябрьский свет шагнул Сивашов. Это был рослый мужчина с небритым отёкшим лицом. Пивной живот, на котором с трудом смыкалась единственная пуговица затасканного пиджака и проплешина на голове придавали ему некоторой солидности. Поправив разодранные штаны, Сивашов робко кивнул:

– Дед Стёп, ты чего? Убил бы щас меня.

– А вот и убил бы! Ты чего забрался сюда, а? Чего забрался? – хищно прищурился Степан Ильич и начал наступать. – Вчера нажрался, а сегодня искал, что стащить, чтоб продать?

– Да нет! – почти шёпотом произнёс Димка. – Да и что тут брать-то? Старьё сплошное! Нафиг мне это надо, что я, отморозок, что ли какой?

– Ты чего шепчешь-то? Стыдно стало?

– Да что стыдно? За что стыдно? Лучше ты не ори, а то они услышат.

– Давай-давай рассказывай мне тут! – выдохнул Степан, удобнее перехватывая лопатку. – Виноват, а перекладываешь на кого-то другого!

– Нет, дед Стёп, ничего не перекладываю. Ты бы лучше дверь закрыл, пока они не заметили.

Степан переступил на месте. Было в голосе Димки что-то такое, что заставило послушаться. Он потянул за верёвку, и через мгновение они оказались в темноте. Через дощатую дверь слабо пробивался дневной свет, он позволял рассмотреть лишь силуэт Димки. Тот замер и к чему-то прислушивался. Степан Ильич тоже помолчал какое-то время. Снаружи шумел ветер, скрипели старые деревья, галдели вороны – всё было привычно, но вместе с тем что-то не то.

– Ты не подумай, что я пьяный. Я и дыхнуть могу. Со вчера не пил, не до того было.

Степан Ильич едва успел отвернуть лицо в сторону, как пары спирта и нечищеных зубов настигли его. Старик закашлялся, матернулся и немного отошёл назад.