Let’s Stay Dreamers

– «Волынка»?

На самом деле uilleann pipes

фирмы Stepforward в будущем стала для меня незаменимым атрибутом «новой» жизни. Это гениальное творение с идеальной длиной рога, шикарной системой мехов для нагнетания воздуха и эргономичным корпусом из воловьей кожи в зеленовато-желтый тортан. Благодаря удобному чантеру не было никакой опаски, что волынка выпадет из рук в начале представления. Раструб с клевером вставлялся в один из бурдонов тенора и шел в первое отделение мешка через стоки. В другое наливалась жидкость (я предпочитала чайную розу, но сойдет и любой другой чай) и, через вдувную трубку, втягивалась в первое, тем самым создавая неповторимый тон. И если четко соблюдать каждый пункт прилагаемой инструкции – весь мрак, все нотки, вплоть до hard D, проникали в мозг, взрывая сознание и делая из него lapapilla

. Только чистый звук – самый сок, короче.

– Ты будешь делать это дома? – спросила я Jerry с дебильным взглядом на волынку у себя в руках: – Вдруг об этом узнают твои родители?

– Да не парься ты. Родители на уикенде, да и я уже не раз играл на ней ирландский фолк. Успокойся и лучше подай мою сумку – надо достать четырехлистник.

После мы врубили музыку, и Jerry наконец оторвал первый листок клевера. Мысли в голове крутились все быстрее и быстрее. Сердце билось в предвкушении чего-то неизвестного, чего-то запретного. Чего-то, что поможет во всех проблемах. Здравый смысл уже давно был убит нездоровым интересом. Пока Jerry создавал все условия для нашего погружения в нирвану, я заваливала его вопросами о том, какие будут ощущения. Будет ли громко, и сколько это будет продолжаться. Но он повторял лишь: «Погодь немного, и сама все узнаешь. Обещаю, тебе зайдет».

И вот всего через один трек «DyE – Fantasy», который впоследствии стал традиционным в наших отношениях, все было сделано.

– Я сейчас принесу самое главное, – сказал Jerry с ухмылкой на лице, и перекатившись с кровати на пол, выбежал из комнаты. – Никуда не уходи – это будет для тебя сюрпризом, моя дорогая Alis! – кричал он снизу, брякая посудой и дверью холодильника.

– Та-да, мать вашу! Это я сделал специально для тебя! Сам и с любовью! По бабушкиному рецепту, так сказать! – ворвался он в комнату с подносом в руках: – Правда, моя бабушка ужасно готовила. Может, поэтому она не прожила долго, Бог решил убрать ее быстрее, чем она умудрится убрать кого-нибудь своей стряпней?! Хах, ты не представляешь, каким мучением было для нашей семьи ходить на праздничные ужины к любимой Gvendolin. Из-за болезни Альцгеймера и странной любви ко всему жирному. Иногда я ел что-то вроде мини-панкейков, но с них так сильно текло масло, что я боялся начать просвечивать как бумага после трапез. Не знаю, зачем я это рассказываю? Ну… в общем, ты поняла, что рассчитывать на вкусняшку не стоит. Но вскоре ты съешь все, невзирая на болезнь, – сказал он, протягивая поднос с двумя стаканами апельсинового сока и тарелкой, набитой кексами с шоколадной крошкой.

– Ты серьезно? Не думаю, что стану их есть. Ты, конечно, не обижайся, они выглядят аппетитно, но я не хочу, – начала я, но Jerry положил свою руку мне на плечо, посмотрел сияющим счастьем прямо мне в глаза и улыбнулся.

– Мы это еще посмотрим. Давай уже сделаем это, а то я так и умру девственником. Ну ты поняла?! А?! Сделаем это вместе! Или ты не такая?!

– Опять твои пошлости, – отмахнулась я с угрюмым лицом, хотя внутри смеялась над еще одной тупой шуткой своего лучшего друга.

Я села на край его двухместной кровати. Jerry подкатил ко мне на стуле c уже полностью раздутым бурдюком и, всучив волынку мне в руки, объяснил на пальцах, как на ней нужно играть. На самом деле оказалось проще, чем я думала.

Первый вдох, и на моих глазах проступили слезы, а горло и легкие сжались от спазма. Я мгновенно выпустила густой мрак, пропитавший мое тело, и начала неконтролируемо кашлять. – Ничего-ничего! Все нормально. У меня тоже так в первый раз было. В первый раз всегда больно и хочется плакать. Но давай условимся, на втором такте держать все в себе. Ок? Такую вещь жалко на ветер выпускать, а прыгать по комнате балериной, ловя остатки, не очень круто, – говорил Jerry, хлопая меня по спине и вдыхая смог, оставшийся в воздухе после моей слитой партии. Второй вдох, и я уже изо всех сил постаралась не закашлять. Но через секунду мрак все же вырвался из меня пушистым облачком.

– Вот так уже лучше. Чувствуешь что-нибудь?

– Нет, никаких ощущений. Вроде никаких. Что должно произойти-то? – в растерянности спрашивала я, в то время как Jerry затягивал свою hard D. Как-то иначе, как-то по-другому он выдыхал одурманивающий мрак, опустошая клетчатый мешок.

Держа резную трубку за бурдон в правой руке и поджимая бурбюк левой, Jerry давил его с таким усердием и трепетом – пока самая высокая нота не стихнет в уголках комнаты. Пока весь смог не переберется через узловатое устройство Stepforward и не проникнет прямо в мозг. А после этого он с все больше и больше краснеющим лицом посмотрел на меня и указательным пальцем дал понять, что сейчас я должна сделать все точно так же.

– Да выдохни ты уже! Лицо скорчил, словно тебе пластинку Nickel-Jack на Рождество подарили, – пихнула я его в бок, забирая волынку из рук. – Сколько у тебя еще этой хрени?

– У-у-у-у. Хрени еще полно, но не думаю, что ты будешь ее так называть уже через пару минут, – словно выдохнул он из себя ответ вместе с густым мраком. – Это просто улет! В прошлый раз четырехлистник был не такой счастливый. Кажись, меня с одного листа обескуражило! Смотри! Цени-цени, как мажет! – начал он смотреть себе на ноги с глупым выражением лица и смеясь через нос хрюкающими звуками. – И скорее не Nickel-Jack на Рождество, а кусок дерьма перед носом! Только очень красивого и радужного – как у единорогов. Хотя ты права – отличий между тем и другим почти нет. Ох, я б щас погонял на единороге по радуге. Хотя стоп. Еще три клевера, и я не то что гонять, я сам единорогом стану! – так же смотря себе на колени и похрюкивая, продолжал он. – Главное, рогом не застрять в какой-нибудь дырке. Ну ты поняла?!

– Хватит говорить глупости, лучше проследи, чтобы я все сделала правильно, – с презрением на лице и непониманием того, что несет Jerry, попросила я, уставившись на этот удивительный музыкальный инструмент.

– Ну, значит так: сейчас я даю тебе клевер и надуваю мешок сам. Твоя задача – тупо всосать в себя все, что будет. От начала партии до самого back D. Чтоб весь звук проник прямиков в сердце и наполнил твою грудь. Поняла?! Надо сосать, – объяснял он, размахивая перед моим лицом пальцами, сопровождая все жестами. А я в это время уже поднесла дуло ко рту и ждала окончания его зажигательной речи.

– Значит, ты умеешь сосать? А где научился?

– А тебе все скажи. Места знать надо.

Сверкнуло несколько ярких вспышек, породивших пламя зажигалки. Очень длинный и яркий язык дрожал от дыхания Jerry и отражался в его глазах. Музыка словно стихла, когда он аккуратно поднес огонь к клеверу. Выдох почти склеил мои легкие, а после глубокий вдох. Вдох, как будто я много лет была взаперти. Была скована цепями в маленькой темнице. И тут словно Prometheus – Jerry принес мне огонь и зажег свет в моем мире. Я выдыхала не мрак, а солоноватый воздух океана. Легкий свежий и бодрящий бриз. Время начало ползти. Да… Время словно приостановило свой ход. Я уже должна была закончить свой вдох давным-давно. Уже несколько секунд или минут назад, но легкие не наполнились даже наполовину. Клевер только-только превращался в тлеющий пепел.

– Тяни-тяни-тяни! Давай! Вот эта хорошо пошла, – говорил Jerry, но его голос отдавался эхом. Он словно был рядом со мной, но при этом очень далеко. И его фраза из тихого шелеста листьев перерастала в гром, разрезающий небо. Но я уже почти все. Я сделала это. Я добралась до тлеющих угольков в ля бемоле.

– Еще чуть-чуть. Добивай последние глотки, – опять раздался голос эхом, отражаясь в моей голове. И вот, словно через несколько веков после выдоха, шум океана затих. Весь мрак прошел через клетчатый бурдюк и вошел в мои легкие.

– Все, Alis! А теперь подержи в себе. Недолго, секунд пятнадцать. Считай про себя, – забрав волынку, пояснил Jerry и уставился на меня с дурацкой ухмылкой, опять начав давить из себя хрюкающие звуки.

В голове непроизвольно начался неумолимый отсчет. Пятнадцать – цифра четко раздалась в моих мыслях. Четырнадцать – также разнеслась, вылетев и затухнув в потаенных уголках подсознания. Тринадцать – уже прогремела у меня в голове. Двенадцать – сорвалась, не дав фону от прошлой исчезнуть. Одиннадцать – стала для меня самой запоминающейся. Она пронеслась по моей голове, сделав несколько кругов и вызвав приятные мурашки по телу. На десять я поняла, что мне не хватает кислорода, и ускорилась. Девять и восемь проскочили незаметно. А с семи даже быстрый счет стал плестись. Все встало, хотя при этом продолжало идти.

Часы четко давали понять, что секунды так же быстротечны, как и всегда. Но при этом их совокупность была вечностью. Шесть – выпустив немножко смога и поняв свою ошибку, я сморщила лицо, стараясь удержать все в себе еще немного. Пять – и в моих глазах потемнело. Четыре – опять раздалось эхом в голове и улетело через уши или нос.

«Финишная прямая», – пролетело мельком в моих мыслях, и отсчет пошел вслух.

– Tres, – почему-то вырвалось из меня клочком мрака и растворилось в пространстве комнаты. – Dos, – продолжила я, выпустив еще один туманный клубок из легких. – Uno, – сказала я, полностью освободив весь оставшийся смог с голосом, будто меня схватили за горло.

И тут все прояснилось. Мой разум словно оторвался от физической оболочки. В глазах немного потемнело, и я наконец перестала слышать раскаты грома от тринадцатой цифры.

– Jerry, кажется, я поняла в чем смысл жизни. Ты меня слышишь? Похоже, его просто нет. Похоже, это и есть мой смысл, – произнесла я в некоем самокопании и с опущенным в пол взглядом. Ковер с белым и очень длинным ворсом, покрывавший все пространство комнаты, стал безумно пушистым и мягким. Он явно был куплен именно для такого состояния. Мое тело с блаженством стекло в его объятия.

– Уууу. Да ты же в хлам! Alis, у тебя глаза краснющие! Как ты теперь домой пойдешь?! – стал троллить меня Jerry, переключив на своей фанере песню, и под какую-то электронщину начал сам потихоньку раздувать бурдюк.

Его фраза начала проворачиваться в моей голове, смешиваясь с эхом и словами из песни: «Yes, I feel sweet emotion every time you're near me. Every time you are near…» – и все это превращалось в полнейший фарш. Но мне не было страшно. Не было страшно в нормальном понимании этого слова. Я волновалась о реакции родителей и общества по поводу происходящего. Но чувствовала себя на несколько дюймов правее своей физической оболочки. Словно я была уже не я, а лишь энергией, что управляет марионеткой. Куском мяса, который не может переживать, думать или стремиться к чему-то. Я управляла своим телом, давая при этом дергать за невидимые ниточки чему-то абсолютно абстрактному и незримому. Дергай невидимые нити и танцуй – маленькая деревянная кукла.

В осознании этого я приподняла голову, и в поле моего зрения попало одно колено, затем другое. Мышцы сокращались под музыку, продолжая феерию любимого всеми трека, и у меня вырвался первый смешок. Его было трудно удержать – такой проворный и чистый, такой невинный и исходящий прямо из подсознания, когда я была маленькой девочкой в красивом кружевном платье лимонного цвета.

Это удивило меня так сильно, что пришлось даже переспросить Jerry, я ли это сейчас засмеялась, а в ответ: «Да уж, Alis, тебе больше нельзя – у тебя совсем крышка едет. А глазки-то, глазки-то… У-у-у-у!» – и вновь передал мне волынку.

– Но ты же сказал, что мне нельзя?! Как я домой-то пойду? – спросила я, глядя в его быстро расширяющиеся зрачки.

– А? Да нормально все будет! Я же шучу! Что ты сразу параноика включаешь?! Моих родителей до завтра не ожидается, и мы не такие jews

, как вы, чтобы нанимать уборщиц. Так что расслабься и просто играй помедленнее.

Y luego empezо (А потом началось)

Jerry всегда был меломаном с неплохим вкусом Он никогда не жалел своих родителей для приобретения новеньких пластинок, колонок «Solo что-то там» и еще кучи других музыкальных примочек, совершенно необходимых «нормальным» людям, для прослушивания цифры и винила, купленных недавно в местном магазинчике. Да что говорить? Он всегда ходил в своих кричащих красных наушниках Beast, снимая их, только ложась спать.

И вот этот мудак встал надо мной:

– Ну что, детка? Rock this house

? – и подбросив зажигалку в воздух правой, поймал левой, как жонглер, из-за спины. После кинул ее на компьютерный стол, чтоб переключить мелодию на «Laura», ставшей еще одной обязательной песенкой в наших с ним отношениях.

– Это же бомба! Ты чувствуешь, как твое тело танцует?! Ты чувствуешь, как твое сердце бьется в такт мелодии?! Это же улет! Словно каждая клеточка – это микро… Даже не так. Это нано-динамик, вибрирующий под басы! – кричал он, кривляясь и прыгая по комнате, как двинутый на голову.

Но что самое странное в этой ситуации – он был прав на все сто. И я действительно чувствовала бит, исходящий из углов его комнаты и пронизывающий мое тело.

– Да, Jerry! Это реально круто! Я никогда не чувствовала себя такой счастливой! Эта…Эта легкость! Боже, как же мне хорошо. – Смеясь и перекрикивая колонки, вскочив на кровать и прыгая на ней как ребенок, я растворялась в этом блаженстве полностью.

Минуты три мы скакали по кровати, пытаясь подпевать своими скрипучими голосами, но это казалось вечностью. А после рухнули в эйфории, припадочно смеясь, но при этом продолжая дергаться под музыку.