Сашка тоже подходил иногда с друганами. Девчонки его не любили и побаивались. Волосы торчком, обесцвеченные перекисью, круглые глаза, острый нос с горбинкой… Особой фантазии не требовалось, чтобы повесить на него кучу кликух: «Сивый», «Дятел», «Сыч». Вечно хмурый и злой, вечно озабоченный: как бы «„насшибать“» полтинник на выпивку. Тигра тогда рылся в карманах, и если у него что-то наскребалось, сваливал в общий котел. Сивый подходил часто, и Тигра опять выворачивал карманы. Когда веселый, шебутной Вован «cтрелял» монету, Тигра также безотказно выскребал остатки мелочи. – Ну какой же это Тигра?! – Котенок! – Мягкий и пушистый. Теперь Танька поняла о нем главное, глаза ее прояснились: никакой он не крутой, он добрый, отзывчивый, и пацаны за него горой.
Чувствительный мальчик, он обнимал «свою» девочку за талию, и иногда, разогретый пивом, в порыве нежности прижимался к ее груди головой, а однажды, провожая, набрался смелости и чмокнул ее в щечку. У Таньки тоже все это было впервые, но первый хмель быстро улетучился, и Танька заскучала.
Однажды, запарившись от погони за мячом на футбольном поле, запыхавшаяся Танька, дерганула молнию на своем просторном спортивном жилете, и, скинув его, начала обмахиваться им, обвевая себя ветерком. И вдруг ее что-то обожгло: Руслан, надменный черноглазый мальчик, не мог оторвать взгляда от ее туго обтянутых футболкой литых округлостей. И позже, вспоминая этот миг, Танька поняла, что и она теперь знает, что такое «зверский взгляд», о котором говорила Нелька. «А он такой гордый и крутой…» – подумала про него Танька. А подружки заметили, что Танька теперь «спецом» не смыкает молнии на спортивке и, картинно прогнувшись, исподтишка следит за Русланом.
А Артему была предложена мирная отставка:
– Давай мы больше не будем дружить с тобой.
Тема сначала ничего не понял, замер с высоко поднятыми бровями, потом быстро заморгал и, побледнев, пролепетал:
– Тогда я больше не приду в ваш двор…
Тигра ушел тихо, и однажды, случайно встретившись с Таней, вздрогнул, сжался весь, и, подняв плечи, быстро зашагал прочь. А пацаны из его компании как будто с цепи сорвались. Однажды они ее зажали, больно и грубо распускали руки и обещали мстить за Тиму. Танька пришла напуганная и сообщила девчонкам, что ей придется мириться с Тигрой, потому что она боится, что пацаны изобьют ее.
Прошло недели полторы, когда Танька и ее подружки увидели толпу знакомых ребят, пересекающих их спортивную площадку. Пацаны их тоже заметили, а Руслан с Вовчиком даже остановились побазарить. Враждебности в их лицах и словах Танька не почувствовала и порадовалась тому, что все забыто и все плохое позади.
Леркин брат сделал на компьютере распечатку песен Бритни Спирс, и девчонки вприпрыжку поскакали к Таньке, потому что в этот раз была ее очередь устраивать МКД – Музыкальный Клуб Девчонок – так они назвали свою «студию звукозаписи». Записываться на магнитофон приходилось в дуэте с Бритнюхой, голос которой звучал с другого мафона, – это было удобно во всех отношениях: накладываешь свое пение уже на готовую музыкальную оранжировку, и получается как по-настоящему. А если петь в микрофон чуть погромче – Бритнюху даже не слышно, получается, как соло. Качество, конечно, не ахти какое, но поскольку других вариантов не было, никто не унывал: устраивало и такое – главное – было весело. Если родители были дома – запирались в комнате и вели себя по возможности скромно, а если никого не было, то «жгли» отвязнее – целое «шоу» устраивали! Пробовали себя во всех ипостасях: как визажисты, и как стилисты, и как модели… Вываливали из своих пакетов на диван прихваченную из дома мамину бижутерию, всевозможные шарфы и платки – пестрые и однотонные, с бахромой и кисточками, мягкие крепдешиновые, легкие шифоновые, с люриксом и без… Поскольку современная мода предполагала минимум одежды на теле, эти самые шарфики и косынки были идеальным строительным материалом для самого убойного прикида: где- то слегка, а где-то откровенно, где-то прикрыто, а где-то забыто… Дефиле по подиуму, походочка от бедра, поворот, кокетливый взгляд из-за плеча…
– Все! Снято! Лерка, теперь ты, готовься!
Напевшись, наигравшись от души сначала в звезд, потом в моделей, девчонки отправились на свой главный наблюдательный пост к теннисному столу на спортивной площадке. Минут двадцать напрасно проторчали – Селезнев на балкон так и не вышел. Зато на пятом этаже появился Лосев Толян. Навалившись корпусом на балконные перила, он покурил, затем, сделав несколько коротких затяжек, небрежно бросил бычок через плечо и исчез в дверном проеме. Незатушенный окурок долетел до четвертого этажа и застрял в складках выстиранного детского платьица. Рядом на бельевой веревке, растянутой в четыре ряда на железной консоли, сушились свежевыстиранные детские колготки, маечки, трусики.
– Счас прожжет дыру и упадет вниз… – сказала Лера.
– Если платье сырое, потухнет и там же останется, – предположила Танька. – У нас однажды такое уже было: в простынях застрял окурок.
Но платье задымилось, из дыма высунулся острый синеватый язык пламени и лизнул ткань.
– Это же мое платье! – закричала Алинка. – Я его узнала! Синенькое, в белый горошек, с оборочками! Я его, когда маленькая была, одевала! Я его в садик носила, помнишь, Тань? Мама его соседке отдала, у нее дочки маленькие! Горит! Оно горит! Побежали!
В четыре кулака подружки колошматили в квартиру, где жила молодая соседка с двумя девчушками – погодками, трех и четырех лет. Но за дверью было тихо. – Бесполезно. Она на работе, – с досадой сказала Таня.
– Ну все, сгорело мое детство в синем платье с рюшечками.
– Да не ной ты! – деловито оборвала Алину Лерка. – Его уже не спасти, твое платье. Пошли наверх. Надо зайти к Лосю и вылить сверху ведро воды, пока пламя на остальное белье не перекинулось.
– Открывай, Лось! Мы же знаем, ты дома! – кричали девочки, но Лось им не открыл.
– Вымерли, что ли! – в сердцах сказала Таня.
– Совесть у него вымерла! Скотина! – выругалась Лера.
Когда они вышли на улицу, в воздухе пахло гарью. Почерневшие тряпочки, обглоданные огнем, валялись на траве, кое – где местами обгоревшей. За балконом четвертого этажа никакого белья уже не висело, веревок тоже не было: они сгорели.
Молодая Соседка, вечером, придя с работы, плакала, говорила, что дети ее совсем раздетые остались. Она ходила к Лосю разбираться, но Толян своей вины не признал, отговорился тем, что ничего не видел, ничего не знает, днем был дома, но спал, как убитый. Его бабушка, как напуганный попугай, твердила то же самое: «ничего не знаем, мы на даче морковку и огурчики поливали».
Тетя Шура, которая разговаривала с молодой соседкой у подъезда, посоветовала ей написать заявление в милицию.
– Составят протокол, и никуда не денутся Лосевы: оплатят ущерб, как миленькие, тем более, как ты говоришь, они уже второй раз белье твое пожгли.
– А кто будет платить-то? – криво усмехнулась Молодая Соседка. Парню только шестнадцать, он в ПТУ учится, нигде не работает. Мать его в другом городе живет и запойно пьет. С бабкиной пенсии ущерб высчитывать? У нее внук-балбес на шее сидит.
Вечером к беседке, где девчонки переписывали друг у друга песенки, подошла Нелька.
– Бабка Толика опять на фазенду умотала. Вот иду ему кушать готовить, – важно сообщила она и присела чуток потрепаться и, конечно же, лишний раз поддразнить своей невероятной опытностью этих зеленых и нетронутых…
– Сегодня всю ночь спать не могла. Толик так храпел, – рассказывала Нелька. – Я его, бля, толкаю, а он только мычит и опять за свое. Ну, думаю, бля, я те покажу, где раки зимуют. Взяла бутылку, налила туда холодной воды из-под крана и засунула ему в трусы. Он как вскочит! Бутылка – бац об пол вместе с трусами! До утра, бля, ржачка была! Ну-ка, покажи свой песенник. … «Oh, baby baby» … – подергиваясь в такт телом, пропела она. – Нет, лучше вот эта: «Oоhh, crа-a-zy».
– Ты знаешь, сегодня Лось поджег соседкино белье? – перебила ее Лерка.
– Это не он. – Нелькино лицо стало жестким.
– Он! Мы видели! – запальчиво вступила Алина, уже накаляясь и готовая вступить в схватку.
– Кумовить пойдете? – угрожающе повернулась к ней Нелька. – Ты знаешь, что тебе за это будет?
– Остынь. Это уже бесполезно. Все уже знают, что он не будет платить, – сказала Лера.
И опять Алина удивилась, как ловко это у нее получается – снять напряжение.
– Тогда какого х…?
– Просто соседку жалко.
– А мне не жалко. Заколебала своими придирками: то ей шелуху от семечек на балкон наплевали, то окурки к ней летят, то презики к ней сверху сыпятся… – Нелька засмеялась. – А мы ей для прикола на дверную ручку каждое утро использованный презерватив привязываем… Вы че, девчонки? Ха-ха-ха! Зеленые, необстреленные… Да мы ж давно живем! Мы ж с одиннадцати лет, то есть это я с одиннадцати лет с ним ходить начала. Год просто так ходили… Мы поженимся! Через два года. Толику исполнится восемнадцать, а мне шестнадцать. Сейчас по закону можно и с четырнадцати замуж выходить, но я еще маленькая, чтобы жить совсем самостоятельно…
– Тупо так рано замуж выходить. Надо же учиться, в институт поступить, – живо подхватила Алина.
– Еще чего? – насмешливо перебила Нелька. – Я перед этими сраными училками пресмыкаться не собираюсь! Математичка у нас стерва поганая, ей точно в психушке надо лечиться! А русичка – сука е..нутая! Мы весной как-то на переменке мелом кидались, весело было. Так она на целый урок нас наказала за то, что мел в классе растоптали. А классная – полный отстой! Как нацепит бусы розовые из прошлого века до самой п… зды, еще и узлом завяжет. Думает красиво! А нам краситься не разрешает! Точно, бля, закажу ее килеру!
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: