– Хорошо, буду у себя. Если про меня вспомнят, скажи, занят, переношу встречу на завтра. Они еще тут денек посидят, кофейку попьют, – проговорил Соломон. – И совсем потеряются. Мне очень нужно, чтобы они остались.
Когда рабочие выгрузили мешки, оттащив их к черному входу за углом, машина, заурчав, отъехала. Соломон уехал следом.
«Кофейку попьют… Кофе в казино пила я… Семеныч ночью пил у Соломона кофе, и, судя, по количеству чашек, они выпили много. Потом, когда шли сюда, он был почти нормальный, и мы здесь первым делом пили кофе, потом его дурацкий разговор, он ушел. Кофейку попьют… Ах да! Я же хотела принести Семенычу кофе!» – спохватилась Катя и вернулась. Налив две большие кружки, взяла лепешку с завернутым внутрь аппетитно пахнущим салатом, и, осторожно, стараясь не расплескать жидкость, понесла наверх.
Разгоряченный Семеныч сидел у мониторов в той же позе. Она поставила ему кофе на стол и вложила в левую руку лепешку. Семеныч был в наушниках, в такт чуть покачивая головой. Пальцы правой руки скользили по сенсорной подложке. Она подождала, пока он поест и выпьет кофе. Хотела рассказать про то, что слышала и видела внизу, но мысли стали непослушно путаться.
– Семеныч, я тут рядом. У компьютеров, я не помню номер. Через три двери направо, ладно? – отогнув у него одно ухо наушника, проговорила ему. Семеныч кивнул. Катю звал к себе недоделанный тигр на высококлассном экране.
Она села за компьютер и пропала в нем.
* * *
Прошло несколько часов, когда Семеныч почувствовал легкую усталость. Затекшее от долгого сидения тело требовало разминки. Он понял, что занятие стало надоедать. Дело было не в исчезновении интереса, а в том, что Семенычу потребовалась смена занятия и обстановки, которая сошла бы за отдых или перерыв, чтобы с новыми силами вернуться к делу. Завершив очередной фрагмент аранжировки, он снял наушники и сказал сидящему рядом молодому человеку:
– Пойдем, покурим?
Тот удивленно глянул на Семеныча:
– Ты шутишь?
Семеныч удивился:
– Нет. А что тут смешного?
– Лучше кофе попей!
– Я не хочу кофе. Я его, наверное, несколько литров выпил.
– Тогда поешь.
– Я не хочу есть. Я курить хочу.
– У нас не курят.
– Кто у вас не курит?
– Никто у нас не курит!
– Да? Тут такое большое количество людей, и ни один человек не курит? – Семеныч внезапно разозлился. Адреналин моментально разрушил то состояние полублаженства, в котором он находился в течение последних нескольких часов. Сознание его немного прояснилось, и он ощутил сильную горечь во рту, вызванную огромным количеством выпитого кофе и лепешек, которые все вокруг периодически жевали, не отрываясь от своих занятий.
Выйдя на улицу, он закурил. С каждой затяжкой создавалось впечатление, что его мозг выходит из туманного забытья. Семеныч словно прозревал, одновременно ощущая наваливающуюся усталость и опустошенность.
«Что за черт? – раздумывал Семеныч, ища разумное объяснение происходящему. – Что-то тут не так! Что же?»
Смутное впечатление неестественности не давало ему покоя. Услышав негромкое жужжание, Семеныч поднял голову вверх и увидел черное колечко видеокамеры, наблюдающей за ним.
– Что же вы тут устроили? – усмехнулся Семеныч и, выдохнув густую струю табачного дыма прямо в видеокамеру, бросил окурок, потушив его подошвой ботинка.
* * *
– Где она? – спросил он женщину, сидевшую за столиком возле входа.
– Кто она? – поинтересовалась та.
– Где девушка, с которой я сюда пришел?
– Вы? Но вы же сейчас один вошли?
– Сейчас один, а до этого…
Семеныч внезапно понял, что ничего не добьется: «Что-то Катя мне говорила, уходя… Черт, не могу вспомнить!»
«…я тут рядом. Через три двери направо…» – наконец в памяти вспыли ее слова. Семеныч поднялся на второй этаж, нашел кабинет, где он записывал музыкальные фрагменты для виртуального мира, отсчитал три двери направо, и открыл дверь. Катя сидела перед огромным экраном, на котором здоровенный тигр разинул пасть и сделал прыжок. Зверь замер с оскаленной пастью. Катя дернула мышкой, нервно нажала клавиши зависшего компьютера.
– Пошли отсюда! – Семеныч схватил ее за руку.
– Я никуда не пойду! – Катя смотрела на Семеныча, но ее взгляд не выражал узнавания, словно ее сознание оставалось где-то там, внутри монтажной ленты компьютерной программы.
– И не иди! – Семеныч наклонился, схватил ее в охапку, поднял на руки и быстрым шагом вышел с ней из кабинета. Катя пыталась сопротивляться, отталкиваясь и брыкаясь. Семеныч поцеловал ее в губы, и она затихла, обняв его за шею.
– Мы уходим, – твердо сказал Семеныч, опустив ее.
– Можно я останусь? – попросила Катя.
– Поздно. Я даже не знаю, сколько сейчас времени. Соломону надо позвонить. Пойдем. Мы еще завтра придем, – мягко уговаривал ее Семеныч.
– Я кофе возьму себе. Я пить хочу, – Катя сразу направилась к автомату, как только они оказались в холле.
– Не надо этого кофе! Уже дурно от него! – Семеныч потянул ее за руку.
– Я пить хочу! – вдруг разозлилась Катя, выдернув руку. – Мне попить тоже нельзя? Вот воды хоть возьму.
С этими словами, Катя мимоходом схватила одну из бутылочек воды, которые стояли на высоких подставках, рядом с булками и лепешками. Пока Семеныч соображал, что тут тоже может быть какая-то загвоздка, Катя открутила крышку и, жадными глотками выпила воду. А пустую бутылочку швырнула за стенд с прессой.
– Ты что вытворяешь? – удивился Семеныч.
– Мне показалось, что там должно быть мусорное ведро, – пожав плечами, спокойно ответила Катя.
– А если там диван и люди на нем? – Семеныч почувствовал, что он снова начинает вваливаться в это блаженство-отрешенность-забытье.
– Да? Ну что ж, пойду, извинюсь, – ответила Катя и двинулась к стенду.
– Все. Не надо, пошли отсюда. Мне что-то плохо становится, пойдем на улицу, – заторопился Семеныч, намереваясь скорее выкурить сигарету, чтобы опять взбодриться.
– Нет, погоди. Вдруг там люди, и я их убила? Бутылкой? А что если там не один человек? А двое? Ой, – Катя остановилась, и ее глаза испуганно расширились. – А если я троих прикончила?
– Все, мы уходим. Мне плохо! А тебе, по-моему, еще хуже, – пробормотал Семеныч. Но Катя все-таки успела забежать за стенд, и оттуда послышался ее смех.