Десять тысяч дверей

Я не слишком-то много общалась со своими ровесниками, но прочитала достаточно школьных рассказов, чтобы знать: джентльменам не положено гулять наедине с юными леди жаркими летними ночами. С другой стороны, я ведь и не леди, верно?

– Нет, спасибо, – ответила я.

Он ошеломленно уставился на меня. Это было выражение лица мужчины, который, вероятно, слышал о существовании слова «нет», но сам никогда его не встречал.

Потом он наклонился ближе, протягивая влажную руку к моему локтю.

– Ну же, идем…

Между нами вдруг возник серебряный поднос с шампанским. Низкий голос недоброжелательно произнес:

– Позвольте предложить вам напиток, сэр.

Это был Сэмюэль Заппиа, одетый в аккуратную форму нанятого официанта.

За прошедшие два года мы с ним почти не виделись – главным образом потому, что красная повозка «Продуктовой лавки Заппиа» сменилась скромным черным грузовичком с закрытой кабиной, и я больше не могла махать Сэмюэлю из окна кабинета. Пару раз мы с мистером Локком проезжали мимо лавки, и я лишь краем глаза видела Сэмюэля у задней двери, выгружающего мешки с мукой из грузовика и глядящего в сторону озера с отсутствующим, мечтательным видом. Продолжал ли он выписывать «Сокровищницу историй» или давно забросил свои детские фантазии?

Теперь я увидела его ясно и четко, как будто линза фотокамеры наконец сфокусировалась на нем. Его кожа по-прежнему была этого золотисто-смуглого цвета, который по какой-то неведомой причине называют оливковым; глаза оставались все такими же черными и блестящими, как отшлифованный сланец.

Сейчас немигающий взгляд этих глаз был устремлен прямо на светловолосого юношу. Брови приподнялись, неискренне изображая вежливый вопрос. В этом взгляде читалось нечто пугающее и настолько непокорное, что юноша отшатнулся. Он возмущенно уставился на Сэмюэля, изображая из себя оскорбленного аристократа. Обычно это заставляло слуг мгновенно рассыпаться в извинениях.

Но Сэмюэль не пошевелился. Его глаза азартно заблестели, как будто он даже надеялся, что юноша попытается отчитать его. Я невольно обратила внимание на то, как накрахмаленный сюртук обтягивает плечи Сэмюэля, каким жилистым кажется его запястье, удерживающее тяжелый поднос. Рядом с ним светловолосый джентльмен выглядел бледным и хлипким, как тесто, которое еще не поднялось. Он отвернулся, скривив тонкие губы, и ретировался под защиту своих товарищей.

Сэмюэль плавно повернулся ко мне, приподнимая сияющий золотом бокал.

– Тогда, может, именинница выпьет? – Выражение его лица ничего не выдавало.

«Он не забыл про мой день рождения». Платье вдруг показалось мне колючим и жарким.

– Спасибо. Э-эм, за то, что выручил меня.

– О, я вовсе не вас выручал, мисс Сколлер. Я спасал этого беднягу от опасного зверя. – Он кивком указал на Бада, который все еще следил за джентльменом, оскалив зубы и ощетинившись.

– А.

Молчание. Мне хотелось оказаться за тысячу миль отсюда. Превратиться в желтоволосую девочку по имени Анна или Элизабет, которая смеется, как заводная птичка, и всегда знает, что сказать.

В уголках глаз Сэмюэля появились веселые морщинки. Он сложил мои пальцы вокруг ножки бокала. Его руки были сухими и по-летнему теплыми.

– Возможно, это поможет, – сказал он и снова скрылся в толпе.

Я проглотила шампанское так быстро, что пузырьки зашипели где-то в носу. Пробираясь через гостиную, я совершила налеты на еще несколько подносов, и к тому моменту, как я добралась до курильной комнаты, мне пришлось очень внимательно следить за тем, куда я ставлю ноги. Я старалась не замечать, как цвета растекаются и расплескиваются по краю моего поля зрения. Моя черная вуаль – то самое невидимое холодное Нечто, обвивавшее меня весь день, – начала мерцать и искажаться.

Я глубоко вздохнула, остановившись у двери.

– Готов, Бад?

Пес тоже вздохнул по-собачьи.

Мне сразу бросилось в глаза то, что комната как будто стала меньше с тех пор, как я в последний раз в нее заходила. С другой стороны, я ни разу не видела, как в нее набивается больше десятка человек, коронованных синеватым дымом и ведущих беседы низкими рокочущими голосами. Я тут же поняла, что попала на одно из тех крайне важных закрытых собраний, на которые меня никогда не пускали; тех ночных встреч за выпивкой, на которых принимались важные решения. Казалось бы, это должно было мне польстить, однако я почему-то почувствовала горький привкус во рту.

Бад чихнул от сигарного дыма и запаха кожаной обивки, и мистер Локк повернулся к нам.

– Ты пришла, моя девочка. Проходи, присаживайся. – Он указал на кресло с высокой спинкой, стоящее в центре комнаты, вокруг которого расположились члены Общества, будто позируя для группового портрета. Здесь был и Хавермайер, и похожий на хорька Илвейн, и другие, кого я запомнила с прошлых вечеринок и посещений: дама с алыми губами и черной лентой на шее; моложавый господин с жадной ухмылкой; седовласый господин с длинными крючковатыми ногтями. Во всех этих людях было что-то таинственное. Они напоминали хищников, крадущихся в высокой траве.

Я села на краешек кресла, чувствуя себя загнанной добычей.

Рука мистера Локка уже во второй раз за этот вечер легла мне на плечо.

– Мы пригласили тебя сюда, чтобы сделать небольшое объявление. После длительного обдумывания и обсуждения мы с коллегами решили, что хотим предложить нечто редкое и престижное. Это весьма необычно, но мы решили, что твое… м-м… уникальное положение дает нам такое право. Январри, – театральная пауза, – мы предлагаем тебе официально вступить в наше Общество.

Я моргнула и уставилась на него. Так вот, значит, что за подарок? Может, я должна была обрадоваться. Может, мистер Локк знал, что в детстве я мечтала вступить в его дурацкое Общество и носиться по всему свету в поисках приключений и редких артефактов особой ценности. Интересно, хотел ли мой отец стать членом Общества?

Горький привкус вернулся, а с ним появилось еще какое-то чувство. Оно жгло язык, как тлеющий уголек. Я заставила себя проглотить его.

– Спасибо, сэр.

Мистер Локк дважды похлопал меня ладонью по плечу в качестве поздравления и пустился в очередную речь о том, что мне предстоит официальная процедура вступления в Общество, что есть особые ритуалы, что нужно будет принести присягу в присутствии Основателя (как раздулась от гордости эта заглавная «О»!), но я уже не слушала. Жгучее чувство во рту все усиливалось, щипало язык, и моя невидимая вуаль осыпалась вокруг пеплом и золой. Со всех сторон меня обдавало пульсирующим жаром.

– Спасибо, – перебила я его ровным невыразительным голосом, в изумлении слушая себя словно со стороны. – Но, боюсь, я вынуждена отклонить приглашение.

Тишина.

«Будь хорошей девочкой, знай свое место», – шипел у меня в голове голос, у которого были серебряные глаза, но алкоголь в крови заглушал его.

– Да с чего бы мне вступать в ваше Общество? Кучка капризных старых аристократов, которые платят более смелым и достойным людям, чтобы те мотались по всему свету и крали для вас разные вещицы. А если один из них исчезнет, вы даже не попытаетесь сделать вид, что скорбите о нем. Вы спокойно живете дальше… Как будто ничего… Как будто он ничего не значил… – Я осеклась, тяжело дыша.

Ты не замечаешь, как много звуков издает сам дом – тиканье напольных часов, вздохи летнего ветерка, который касается окон, скрип половиц под сотнями пар дорогой обуви, – пока однажды комната не погрузится в молчание, потому что ты шокировала всех своими словами. Я сжала ошейник Бада, как будто это его нужно было усмирить.

Рука мистера Локка стиснула мое плечо, а его великодушная улыбка стала вымученной и болезненной.

– Извинись, – выдохнул он.

Я сцепила зубы. Маленькая частичка меня – хорошая девочка мистера Локка – та, что никогда не жаловалась, знала свое место и улыбалась, улыбалась, улыбалась, – хотела кинуться ему в ноги и умолять о прощении. Но вся остальная предпочла бы умереть, но не извиниться.

Локк встретился со мной взглядом. Холодные стальные глаза прижались к моему лицу, как замерзшие руки…

– Извините, – выплюнула я. Один из членов Общества издал презрительный смешок.

Мистер Локк с трудом разжал зубы.

– Январри. Археологическое общество – это очень старое, могущественное и престижное…

– О да, очень престижное, – огрызнулась я. – Слишком престижное для того, чтобы принять людей вроде моего отца, сколько бы хлама он вам ни притащил, сколько бы денег вы ни заработали, распродавая все это на тайных аукционах. Значит, моя кожа достаточно светлая, чтобы меня приняли? Где-нибудь есть таблица, чтобы свериться? – Я оскалилась. – Может, когда я умру, кто-нибудь из вас заберет мой череп в свою коллекцию в качестве отсутствующего звена.

На этот раз тишина была абсолютной. Оскорбленно молчали даже напольные часы.

– Похоже, вы вырастили маленькую бунтарку, Корнелиус. – Это был мистер Хавермайер. Он смотрел на меня со злобной улыбкой и крутил незажженную сигару пальцами в перчатке. – Мы ведь вас предупреждали.