Ночь темна перед рассветом

Ночь темна перед рассветом
Алина Сергеевна Ефремова

Повесть о том, как судьбы простых людей перемалываются в жерновах политической борьбы. Полная отсылок к событиям в современной России, она задаёт вопрос: «Что есть добро и зло?» Два года из жизни главных героев показывают, что приверженность идеалам – есть величайшее заблуждение. Созидание оборачивается разрушением, отрицательные персонажи меняются местами с положительными. Ненависть и любовь, правда и ложь – всё смешивается на острие революционных событий.

Алина Ефремова

Ночь темна перед рассветом

Утро

Никто и не вспомнит день, когда Аня познакомилась с Викой, но это точно был конец лета. Сначала познакомились их дети, так, как обычно знакомятся дети. «Мама, это мой лучший друг, его зовут Сава», – сказала Викина дочь Влада после пяти минут игры с Савелием в песке. Мама Савелия, Аня, улыбнулась маме Влады, Вике, у них завязался разговор:

– Хороший песок завезли, – неуверенно произнесла Аня.

– О да, в этом году на районе везде хороший завозят, мы такой на дачу хотели, но дорого стоит даже за кило, а представляешь, сколько надо для целой песочницы? Этот песок называется «Артек», он белый, как на Мальдивах, правда? А то иной раз такой песок, будто прям в лесу вырыли, серый, знаешь, грязный, с камешками, – затараторила в ответ Вика. – Меня Вика зовут, давно вас на площадке вижу, вроде дети общаются, а мы никак не познакомимся, – она широко улыбнулась.

Высокая, статная, широкоплечая, с копной густых светлых волос, голубыми глазами и природным румянцем – настоящая русская красавица, из тех, что даже к старости остаются прекрасными.

– Очень приятно, Аня.

Аня много раз видела Вику на площадках, но как-то стеснялась завязать разговор. Вика была яркой, притягивающей к себе внимание, постоянно с кем-то громко болтающей, Аня всё не знала, как к ней подступиться, даже когда их дети начали играть вместе. Сама она была на голову ниже Вики, рядом с ней, казалось, могла абсолютно потеряться: худощавая, остроносая, миниатюрная, с тускло-серыми глазами и тёмно-русыми волосами, которые она всю жизнь называла «серыми», и подкрашивала то в каштан, то в чёрный.

Неожиданно для Ани Вика без всяких жеманств, широко улыбнувшись, сразу завела беседу, и от этого стало так легко и приятно, совершенно стёрлись границы, которые неизбежно отделяют двух малознакомых людей. Почувствовалось какое-то равенство, будто они стояли на одной ступени: две молодые мамочки, с малышами одинакового возраста, из одного двора; правда, Влада всегда была одета с иголочки, ездила на самой дорогой коляске, головка украшена сложными причёсками и красивыми бантиками пастельных тонов, а Анин муж, Антон, был человеком весьма прижимистым, постоянно повторяющим фразу «ребёнку это ни к чему», – хоть деньги у них и водились, строго подсчитывались и контролировались траты жены на себя и на сына.

– Класс, приятно, а вашему сколько?

– Вот два будет в феврале…

– А нашей вот уже два, но она просто очень хорошо разговаривает, уже фразами, поэтому обычно больше дают.

– Да, я заметила, и правда хорошо говорит.

– Мы ездили к одному нейропсихологу, у неё очень известный блог, Паленская, может, слышала? Ну не суть, в общем, ещё в год ездили, она такую классную консультацию провела, очень много рассказала про сон, про питание, развитие, дала комплекс упражнений, мы по нему занимались, мне кажется, это повлияло, хотя, может, и гены, мама Вовки, моего мужа, ты ещё с ним познакомишься, постоянно хвалится, что он в полтора уже стихи рассказывал. В общем, я тебе вышлю её блог, тебя как в инстаграме найти?

Аня нехотя дала ей свою страницу, которую она почти не вела: свадьба, море, роды, годик сына, с десяток фотографий памятных событий, смотрящихся уныло на фоне Викиных пяти тысяч подписчиков. Аня сразу получила ссылку на блог, заглянула, подумав, что неплохо было бы воспользоваться, Сава не говорил даже «папа» и «мама», только недавно пошёл, был очень маленьким и, казалось, отставал от других детей.

– В общем, если понадобится, я дам тебе прямой контакт, если писать на этот номер, приём будет стоить дешевле.

– Эм, дорого, наверное?

– Ну как, смотри, я ходила на её семинары – по три часа три дня подряд – это стоило пятнадцать тысяч, там тоже много информации, но, скажем, общего характера, а личный приём – это уже, конечно, непосредственная работа с твоим ребёнком… мне кажется, Савелию было бы очень кстати, – Вика оценивающе глянула на песочницу, в которой копошились дети, – такой приём десять тысяч, но это того стоит.

– Ой, очень дорого, муж, конечно, вряд ли согласится… но спасибо!

Вика с Аней поболтали о том о сём, разошлись; на следующий день снова встретились у этой же песочницы; через день увиделись на соседней площадке, выяснили, что в сентябре, всего через пару недель, их дети идут в один сад, обменялись телефонами. В этот торжественный день встретились в 7.40 на углу садика с двумя испуганными малышами, которые держали в руках букеты размером с них самих. Савелий с Владой шли за ручки, мамы кружили рядом с телефонами, непрерывно снимая всё на фото и видео.

Дверь группы неполного дня детского сада закрылась за спинами детей, мамы, взволнованные, с тяжёлым чувством первой разлуки в сердцах, пошли пить кофе в местную кфейню.

– Так стрёмно, правда? Кажется, мы волновались больше них! – сказала Вика, пригубив чашечку миндального латте.

Аня заказала фильтр-кофе, круассан с лососем и сидела в ожидании своего бодрящего напитка:

– Да, очень переживаю. Если они заплачут, нам же позвонят?

– Надеюсь, нет, – Вика нервно хихикнула. – Ты во сколько своего забирать будешь?

– Блин, не знаю, а во сколько сказали?

– Можно сразу в двенадцать, но психологи советуют начинать постепенно, ребёнок должен привыкнуть. Пока они воспринимают сад больше как игровую комнату, ещё не понимают, что теперь будут там оставаться до обеда. Хотя, может, мы и не будем… посмотрим, как Владушке садик, если не понравится, я решила, что ходить не будем, зачем травмировать психику ребёнка, можно пойти попозже, в два с половиной или три, уже в младшую группу.

– Да, наверное, ты права… Так во сколько мы?..

– Я думаю, нужно через час забирать.

– Ну давай через час…

Так завязалась не то чтобы дружба, скорее приятное знакомство, приятельство. Вика знала весь район – и её тоже. Она со всеми была в хороших отношениях, помнила не только всех детей по именам, но и чем они переболели за все годы, кто на какие кружки ходит, кто где отдыхал, кто что любит.

Вика была полностью погружена в материнство, о чём ни спроси, она знала совершенно всё: где и в каком магазине начинаются скидки, чтобы весной купить одежду на следующую зиму; где лучше купить конструктор, а где велосипед; знала всё про прививки, лекарства, вирусы; у неё были контакты «хороших врачей» всех направлений во всех больницах; на любой вопрос, касательно детей, отвечала: «О, вот у моей подруги/знакомой/сестры было точно так же, сейчас расскажу…»

Вика была полезной и очень приятной знакомой; во всех спорах относительно детей (о боги, пожалуй, самые жаркие споры) никогда не продавливала свою точку зрения, не скатывалась в агрессию, ловко находила компромисс. Стоило градусу материнской беседы повыситься, тут же говорила: «Ну конечно, лучше мамы никто не чувствует, как надо!» Это было приятно. Она не лезла в личную жизнь, но и не рассказывала о своей. В минуты уныния Вика искренне помогала сочувствием и советом. С ней можно было обсудить новинки кино, ютюба, политической и социальной жизни страны.

Она чутко относилась к своей дочери, бесконечно читала различных психологов, проходила курсы материнства, водила Владу к самым передовым специалистам Москвы на «развивашки»; казалось, Вика так же чутко относилась ко всем вокруг себя, предлагая помощь, даже если самой было тяжело; всегда помогала советом, если просили; всегда ласково обращалась к детям других женщин.

Спустя год Аня поразилась, что на день рождения Влады мама Вика заботливо упаковала небольшие подарочки всем приглашённым деткам и положила их в подарочные пакетики с надписью «день рождения Влады» вместе с бутылочками воды, которые были как нельзя кстати на детском празднике.

Аня была совсем другой. За два года материнства она ни с кем не познакомилась. Иногда, встречая одни и те же лица на площадке, она здоровалась и перекидывалась дежурными фразами, но дальше почему-то не заходило. Постоянно смотрела на компании мам, беспечно болтающих, пока их дети резвятся вокруг, и всегда им немного завидовала, не понимая, что с ней не так.

Ладно, когда катаешь коляску, познакомиться не так уж и просто: ты же постоянно ходишь, не будешь же бежать за какой-то мамой с криком «постойте, давайте поболтаем», хотя, конечно, можно было завязать беседу в очереди у кофейной палатки в парке; вроде таких моментов было с десяток, но каждый раз Аня смущённо отводила взгляд, а если кто-то с ней заговаривал, почему-то отвечала дежурными фразами, словно нехотя, отбивая у случайной собеседницы желание продолжать общение.

Когда дети подросли, подходящих для знакомства моментов стало намного больше, и вроде бы Аня правда старалась быть приветливой и милой, но почему-то дальше пары фраз не заходило. Не то чтобы это её сильно огорчало, нет, просто в душе всегда теплилась надежда, что она найдёт в этом, новом для себя районе если не подруг, то хотя бы знакомых.

Вика стала её проводником в чудесный мир какого-то будто общего материнства, женской дружбы, даже «сестринства», в котором каждая мама могла найти поддержку, отдушину, жилетку, чтобы поплакаться, и товарища – посмеяться. «Это Света и Эля, это Инна и Макс, это Платон и его мама Даша и папа Лёша», – бесконечно знакомила она Аню с родителями и детьми района.

«Голова кругом, и как я всех запомню?» – удивлялась Аня, а через пару дней завела заметку в телефоне «Дети и их родители», куда записывала все имена, а напротив – номера телефонов и какие-то опознавательные знаки, например, «рыжая макушка, красные шорты, познакомились на фонтане».

Когда её приветствовал кто-то из новых знакомых, начиная с ней вечную беспечную болтовню, Аня улучала момент, чтобы заглянуть в заметку. «А, точно, это же Даша и Лёша, ой, у неё ещё второй ребёнок старший, надо спросить, как его зовут, и не забыть записать», – думала она.

***

Сквер на улице Симонян. Почти два года Аня проносилась мимо него, Савик был пристёгнут в коляске, чтобы не выскочил на ходу при виде детских площадок; они шли в ближайший парк и терялись в тени его древних дубов или в соседний лес и гуляли меж сосен, источающих пряный аромат зноя летом и опавших запревающих в снегу иголок зимой.

Они кормили белок, кидали камешки в пруд, катались на парковых каруселях, иногда брали машину у папы и уезжали гулять в дальние московские парки… Сколько же парков было в Москве и какие красивые они стали в последние годы! Ане казалось, что начни она гулять в сквере рядом с домом, её и без того ограниченная жизнь, полностью подстроенная под маленького человека, окончательно замкнётся в петле бесконечных одинаковых дней.

После знакомства с Викой оказалось, что сквер – это целая жизнь. Микросоциум, весёлое местечко, постоянно бурлящее жизнью. Тут ведутся бесконечные вереницы разговоров; играют и дерутся дети до самой ночи; рождаются их младшие братья и сёстры; встречаются вечерами и перекидываются парой слов добрые знакомые; проходятся перед сном с новорождённым в коляске; занимаются спортом на турниках или грызут семечки под пивко на лавочках.

Тут в магазине аквариум с мутной водой и полудохлыми карпами, на которых пацанята глядят каждый день как на какое-то чудо, забравшись на забор. Раньше у неё был только Савелий, а теперь Макс, Матвей, Марк, Кузя, Влада, Ника, Анечка; все такие смешные и родные. «Как из чудесных детей получаются такие отвратительные взрослые?» – недоумевала мама Аня, глядя на какую-нибудь хамоватую кассиршу в «Пятёрочке» или пропойцу, топающего с авоськой от скамейки к скамейке в поиске собутыльников. «Они такие чистые, светлые, волшебные, вот бы подольше такими оставались!»

Тут узбекский магазин с лавашом, хачапури да орехами с сухофруктами, которые дети делили между собой: оторвёшь горячий кусочек хачапури, обжигающий пальцы через тонкий целлофановый пакет, а за ним тянется ниточка сыра, забавно повисая на детском подбородке.