Третья палата от Солнца

Третья палата от Солнца
Алина Владимировна Кононова

Эвелину преследует призрак её сестры-близнеца. Ник считает себя оборотнем. Ольга помешана на чистоте. Кит не разговаривает. Эда потерялась в своих сюрреалистичных галлюцинациях и не может найти дорогу в реальность. Они – пациенты психиатрического отделения в маленькой, экспериментальной больнице. Их врачи, усталые, пахнущие энергетиками и кофе, тоже скрывают что-то о себе. И это – их история.Содержит нецензурную брань.

1

В понедельник я пытаюсь повеситься на бинтах.

У нас в отделении не аптека, просто так бинтов никто не даст, поэтому я разматываю руку Эды. Следы зубов и ногтей на её предплечье уже почти не видны.

Она спит на моей кровати и пускает слюни на подушку. Но мне не противно, я больше туда не лягу. На мокрую наволочку, на простыню в следах не отстиранных пятен – причём кровь это самый нормальный вариант их происхождения. Какая мне разница? Я не лягу на эту кровать, не буду сидеть на подоконнике. Я бы попрощалась с Эдой, но она сама храпит так, что не разбудишь.

Мне же лучше. Иначе я бы не смогла достать бинты.

Сестра сидит в углу. Пока я делаю петлю из длинной белой полоски, она сверкает единственным левым глазом и говорит:

– У тебя нет на это права. Ты не спросила меня, эгоистичная тварь.

Её второй глаз спрятан где-то в моём теле.

– Ну что тебе не нравится? Включи мозги, подумай о нас.

Я забираюсь на металлическую спинку кровати и, рискуя свалиться на спящую Эду, балансирую, затягивая узел на карнизе. А потом надеваю петлю на шею. Я знаю, как правильно, это моя третья попытка повеситься.

Третий раз, говорят, всегда волшебство.

Сестра взлетает под потолок и, забившись в угол, как классический призрак, шипит на меня.

– Прекрати немедленно этот балаган. Спускайся!

Затягиваю петлю на шее. Через минуту уже не нужно будет балансировать на врезающемся в ступни холодном металле.

– У тебя всё равно ничего не получится! – бросает она мне.

– Пошла в задницу! – отвечаю я. Не лучший выбор для последних слов, но сойдёт.

У меня ничего не получается.

Я могла бы предположить, что Птичник решит проверить палату. Или что неожиданно ворвётся Хриза. Или – любая другая причина. Но всё, как обычно, оказывается проще и глупее.

Бинт не выдерживает моего веса, рвётся, не успев сломать мне шею. Гравитация, как и всегда, срабатывает, и я падаю.

Левая рука ломается о спинку кровати, на которой я пару секунд назад пыталась устоять. Эда просыпается от того, что моё тело обрушивается на неё. Вскрик привлекает Птичника. Он врывается в палату и видит меня с оборванной петлёй на шее и костью, натянувшей кожу. Это сложно понять неправильно.

У Эды на лице чистое удивление. Она облизывает губы и сонно хлопает глазами. А когда меня берут за плечи и стаскивают с кровати, тычет в меня пальцем.

– Это что, мой бинт?

Сестра хихикает сверху, а мне остаётся только застонать.

За что мне всё это?

У меня появляется немало времени обдумать этот вопрос. Поставив кость на место и закатав руку в гипс, меня запирают в тесной палате для буйных, или, как мы её зовём, Клетке. Почти нет мебели, на окне решётка, стены и те мягкие, а дверь постоянно запирают снаружи. Обстановку ещё можно вынести, но скуку смертную – почти невозможно.

На второй день я начинаю разговаривать с сестрой.

– Когда уже тебе надоест? – нудит она. – Нам ведь здесь неплохо. К нам все хорошо относятся, никто не орёт и не смеётся. Что ещё тебе надо?

– Я устала, – отвечаю я. – Не хочу жить больше. Не могу больше.

– И почему? Что тебе не нравится? – и с небольшими изменениями мы повторяем диалог снова и снова.

На третий день ко мне влетает Хриза.

Она толкает дверь так, что та ударяется о косяк, путается в полах белого халата и чуть не падает. На её голове подобие атомного взрыва, зелёный шарфик наполовину развязан, а в глазах бесконечный энтузиазм. Ещё только первая половина дня, но от неё уже несёт кофе. А может, запах настолько въелся в её одежду, что не проходит вообще.

Я всё ещё хочу самоубиться.

– Ну что же ты, Эва, – начинает она. – Я думала, мы договорились.

Мало ли, что она там думала.

Хотя, ладно, в последний раз я пообещала ей, что не буду пытаться убить себя, но только потому, что хотела выйти из Клетки. Да и разве можно доверять обещаниям сумасшедшей? А здесь меня именно такой и считают.

– Я думала, твои суицидальные проблемы закончились и можно будет начать работать с галлюцинациями, но теперь… – и она разводит руками.

– Что теперь? – я смотрю, как сестра на цыпочках вьётся вокруг неё, заглядывает в лицо и усмехается.

– Теперь придётся снова дорабатывать твою терапию. Есть лекарства… – она вытаскивает из кармана халата блокнот, из которого на пол тут же вылетает несколько бумажек.

Позволяю мозгу отключиться. Слушать, как Хриза болтает о лечении, выше моих сил. Она могла бы зверушек разговорами усыплять, если бы стала ветеринаром. Но вместо этого пошла в психиатры и доработалась до врача в нашей экспериментальной больничке. Хотя видим мы её не слишком часто. А других врачей, кроме неё, у нас нет.

Обычно Хриза предоставляет нас Птичнику и самим себе. Не то чтобы с нами было много проблем. Мне, Эде и Нику бывают нужны успокоительные, Ольга и Кит и так спокойны, а Принца можно вообще не трогать. Птичник контролирует нас, иногда призывая на помощь санитаров. Ну и запирает в палатах. Часто.

В остальном мы просто живём. Как умеем.

Мы же не виноваты, что получается как-то не очень.

Хриза шевелит пальцами над моей головой, имитируя заботу.

– Успокойся, не думай об этом.

Она восприняла мою задумчивость как ступор, вызванный страхом или ещё чем-то.

– А твоя сестра? Она всё ещё здесь?

– Она всегда здесь.

Эта тварь из-за спины Хризы показывает мне средний палец.