Морозная река

– Володя?… Ты как здесь очутился? – Лёлька внимательно всматривалась в хмурое, осунувшееся лицо парня, – Ты же…

– Лёль, давай не на улице, – негромко ответил Володя и поддёрнул на плече свой рюкзак, – Я сейчас разгружусь, умоюсь и зайду к тебе. У тебя перекусит что есть?

– Есть конечно, приходи, – Лёлькино сердечко похолодело от страха за любимого, она понимала, что-то случилось…

О бессонной ночи и отдыхе она мгновенно позабыла. Достала из общего холодильника в кухне свою маленькую кастрюльку с супом и поставила её на плиту. Благо, время было ещё не обеденное, народу в кухне почти не было. Когда Володя пришёл в комнату Лёльки, на столе уже стояли тарелки, хлеб был аккуратно порезан треугольниками, как всегда делала Лёлькина мама. Небольшой чайник был заботливо укутан грелкой, а на окне в сетке весёлыми оранжевыми пятнышками лежали апельсины.

– Ого, шикарно тут живёте, доктора! – усмехнулся Володя, – Родители прислали?

– Садись, пока суп не остыл. Апельсины я в местном магазине утром купила, – Лёлька придвинула баночку со сметаной поближе к Володе, – Расскажи, что произошло….

– Сперва давай поедим, ты, наверное, тоже голодная, – Володя стыдливо отвёл глаза, – Я не подумал, ты ведь с ночной, а тут я объявился. Тебе отдыхать нужно….

– Всё равно теперь не усну, – ответила Лёлька и взяалась за ложку.

Когда по кружкам был разлит горячий чай, Володя начал свой рассказ.

– Сняли меня с экспедиции, – сказал он и сердито сжал кулаки, – Это Морозов постарался! Вот же сволочь, я и не знал, что он такой… Нужно разузнать, кому можно на него пожаловаться, чтобы его в чувство привели! А то совсем зарвался!

– А за что сняли? – робко спросила Лёлька, сжимая в похолодевших руках горячую кружку, – Разве так можно, захотел – поставил, захотел – снял!

– Да вот именно, что ни за что! – вспыхнул Володя, -Всё было хорошо, мы с парнями провели первую разведку, результаты отличные зафиксировали! А потом, когда вернулись на базу, он вдруг меня к себе вызвал и говорит: «Собери вещи, Кержанов, завтра утром будет вертолёт. С ним вернёшься в Таёжный, а оттуда домой». Я стал спрашивать – что, почему, что я сделал? А он молчит, брови хмурит и лицо своё отворачивает! Отвечает: «После поговорим, я тоже вернусь через три недели, нужно будет документы оформлять. А пока с Михаилом Пантелеевым поработаешь, я ему сообщу». А что Пантелеев? Он со своей командой тут по болотам на брюхе ползает, наверное, торф ищут! Разве это дело?

– Всё дело, торф тоже нужен стране, раз его добывают, – тихо ответила Лёлька, ей хотелось как-то утешить друга, но она понимала – просто так, ни с того, ни с сего, такие вещи не случаются, – Ты не расстраивайся, вот приедет Морозов и всё разъясниться.

– Да он самодур! Это всё его козни! Я нормально работал, не хуже других! – Володя стукнул ладонью по столу и чайные ложки жалобно звякнули, – За что-то меня невзлюбил! Конечно, я же не брат его лучшего друга, как Серёжка Терехов, его то он продвигает! Не удивлюсь, что скоро его замом своим сделает! А я кто такой? Простой парень, у меня «мохнатой лапы» нет.

– Мне кажется, ты зря так говоришь, – сказала Лёлька, – Я уверена, что всё разъяснится, как только Морозов вернётся и вы поговорите!

– Ой, твоя наивность меня иногда поражает! – вскипел Володя, – Ты как будто не понимаешь, в каком мире ты живёшь! Привыкла, что у мамы-папы под боком тепло и уютно, так вот – полюбуйся на реальную жизнь!

– Успокойся, – ответила Лёлька, – Какой сейчас смысл нервничать и угадывать причину? Тебя отправили на другую работу, ближе к дому, и я рада, что Новый год мы с тобой сможем встретить вместе! Есть во всём этом и хорошее, ведь правда? А уж потом посмотрим – что к чему в этой истории.

Володя молча чистил апельсин, от чего комнату наполнил восхитительный аромат праздника. Разделив фрукт на дольки, он придвинул блюдечко к Лёльке и задумчиво посмотрел на неё:

– Да… ты права, я просто так не сдамся, и всё выясню! А пока – будем Новый год встречать, вместе!

Глава 6

– Слушай, ну даже не знаю, – с сомнением говорила подруге Света, когда Лёлька поделилась с нею секретом о возвращении Володи, – Морозов не такой человек, его тут все знают, чтобы просто так работника снять с экспедиции. Может быть, Володя твой что-то натворил, но тебе не признался? В прошлый раз Генка Конев напился, и Морозов его выгнал…

– Он не такой, что ты! – ответила Лёлька, – Володя не пьёт…. Ну, в праздник, конечно, может, но совсем немного! Когда мы учились, он никогда не ходил с ребятами, даже пиво не пил… Нет, не может он ничего такого натворить, это какое-то недоразумение.

– Лёль, ты не расстраивайся, всё выяснится, – с сочувствием сказала Света, – Морозова тоже нужно понять – в тайге нельзя допустить… ничего плохого! Лучше пусть выяснится, что всё было ошибкой, чем потом… жалеть о последствиях. Вот приедет, они с Володей спокойно поговорят, всё выяснят, и снова уедет твой геолог в поход! А вот знаешь, мне Рита наша что рассказывала, случай такой был. Двое ушли в поход в составе, а там подрались, оказалось – они в одну девушку оба были влюблены. В тайге всё не так, как в городе или даже в посёлке, человек там другой становится, звереет что ли… Так вот они там чуть друг друга не убили, пришлось даже связать обоих. Старались образумить, да они всё равно волком друг на друга смотрят, ну и сняли их с похода, отправили домой. А осень была, на вездеходе добирались, так они сперва друг друга подтыкали, а как болотами еле прошли, что чуть вездеход не потонул… так до посёлка уже чуть не лучшими друзьями вернулись! Так что всякое у нас бывает, это еще если фельдшера нашего послушать, о, там вообще истории! Екатерина Фёдоровна местная, она это посёлок помнит, когда еще не было тут ни базы, ни школы с больницей. Дворов десять выселок был, дети учиться в Тереховку ходили, а это километров десять отсюда. Когда Екатерина ещё девочкой была, на подводе по очереди их в школу возили, когда можно, а когда и пешком отправляли. Родители её здесь жили, и бабушка, такие истории и про ссыльных, и про революционеров, и про каторжников рассказывала, заслушаешься. Такие места, Лёлька, вот что я тебе скажу! Тайга!

– Понятно, что тайга, – немного ворчливо ответила подруге Лёлька, её больше беспокоила судьба Володи, чем байки о «староглиняных» временах, – Всё равно я не верю, что Володя мог что-то натворить!

– Ну, придёт время – всё узнаешь! Пойдём работать, подружка.

Света сполоснула чашку, они с Лёлей выхватили четверть часа на перекус, поправила свой отглаженный белый халат, подчёркивающий стройную фигурку, и заспешила по делам. Лёлька же загружала шприцы в бикс на стерилизацию и никак не могла перестать думать про Володю… Нахмурив брови, она всё же была склонна думать, что её любимый ни в чём не виноват, это Морозов не разглядел, не увидел всего Володиного потенциала, и по какой-то глупой случайности мог что-то напутать!

После всех этих раздумий и сделанных выводов, Лёлька немного воспряла духом. Работа не позволяла надолго погружаться в свои мысли, поэтому вскоре она и думать забыла и про тайгу, и про Морозова, и про ссыльных-каторжников и прочих.

– Ох, внученька, вот дожила я на старости лет! – вздыхала пожилая бабулечка, поступившая с переломом ноги, – Представляешь, на собственном дворе упала! Это всё шавка эта, Ерохиных которая! Сын им, вишь ли, с заграницы откуда-то привёз собаку! Только это не собака – а смех! У меня Барсик раза в три больше той собаки. Но вот злющая, громкая и вертлявая, бестия! В забор пролезает ко мне во двор, кур всех перепугала, нестись плохо стали! Уж я грозилась Клавдии Ерохиной, что пришибу поленом их Веснушечку – это они эту занозу назвали так, Веснушечкой, – а Клавка в ответ только орёт. Сама шибче своей мелкой зapaзы гавкает!

– Бабушка, полежите, сейчас сделаем вам гипсовую повязку, – говорила ласково Лёлька, бабушку ей было жаль, она видела, как морщится от боли разговорчивая пациентка.

А бабуля, по всей видимости, и говорила без умолку для того, чтобы как-то отвлечься от боли, и Лёля постаралась ей в этом помочь.

– Так что же эта вредная собачка натворила? – спросила участливо Лёлька.

– Да как выскочит откуда ни возьмись, прямо мне под ноги! А я с крыльца спускалась с ведром, вот вместе с ним и загремела через эту шельму!

– А соседи что же?

– Да что соседи! Клавка прискакала, давай охать-ахать! Думаешь, обо мне беспокоилась? Как же! Морду эту пучеглазую на руки схватила – ой, ой Веснушечка, как ты малышка! А уж потом на меня внимание обратила, когда муж ейный явился! Он видать гадость эту, которая собакой называется, тоже не переваривает. Ну вот, усадил меня в машину, у них «Запорожец» есть, и сюда привёз.

– А вы одна живёте? – спросила Лёля, заглянув в карточку пациентки, – Глафира Трифоновна, вам есть кому помочь? С гипсом вам ходить долго придётся, дети у вас есть?

– Тебя, внученька, как звать? – спросила Глафира Трифоновна.

– Леонилой меня зовут, можно просто Лёлей.

– Леонила… имя какое чудное… тебе идёт. Нету у меня детей, Лёлечка. Не дал Господь, видать за грехи мои тяжкие. Мужа схоронила лет уж пятнадцать назад, старатель он у меня был… Остался мне от него дом да фамилия красивая – Метель. Вот одна и живу век свой доживаю.

– А как же вы будете тогда? – Лёлька обеспокоилась, – Сейчас я схожу к Ивану Тимофеевичу, спрошу – может быть мы вас в стационар определим. Здесь за вами будет и уход, и присмотр.

– Что ты! Не ходи никуда, не останусь я в больнице, нельзя мне. Хозяйство у меня, куры, козы, свинки две имеются. А за меня не переживай, внученька, сестра у меня недалеко живёт, во всём поможет. Хорошая ты, Лёлечка.

Пожилая женщина как-то пристально посмотрела прямо в глаза Лёльке, от чего та поёжилась, так стало неуютно от этого взгляда серых, будто чуть выцветших от возраста глаз. Суховатая ладонь накрыла Лёлькину руку и с силой её сжала.

– Хорошая ты, добрая, – протяжным голосом сказала Глафира Трифоновна, – Жаль только, что за доброту такую достаётся в жизни не один ковш горькой полыни отведать…

– Как вы себя чувствуете? – очнулась Лёлька и отняла руку, – Доктор назначил вам уколы, я могу приходить ставить, вы сюда ведь не сможете сами-то, с гипсом. Где вы живёте?

Лёлька сама от себя не ожидала этих слов, но как-то прониклась она к этой бабуле с красивой поэтичной фамилией «Метель»… что-то ощущалось к ней такое, может быть, подумала Лёлька, Глафира Трифоновна напоминает ей бабушку, которой не стало, когда Лёля была еще школьницей…

– Внученька, Лёлечка, благодарствуй за доброту. Ты не думай, я оплачу, пенсия у меня хорошая, я в лесхозе с малых лет отработала. К Клавке, соседке моей. Ходила тоже как-то докторша колоть, так недорого брала.

– Нет, что вы, мне не нужно денег! – вспыхнула Лёлька, – Мне не трудно, не беспокойтесь.

– Ну, сочтёмся на добром деле, – видя смущение Лёли, ответила Глафира Трифоновна, – А живу я не так чтобы далеко – в Почтовом переулке третий дом, знаешь где?

– Знаю, мы недавно там рядом были на вызове с Екатериной Фёдоровной. Ну, завтра и приду. Пока полежите, я за доктором схожу.

До самого вечера не выходил у Лёльки из головы этот странный разговор с пациенткой. Доктор Гладков давно уже осмотрел рассказывающую о злобных выходках Веснушки бабулю, потом дал указание Григорию увезти её до дома на больничной «Буханке», и вскоре машина отбыла с больничного двора, увозя странную пациентку, а Лёлька всё думала про неё. Несладко, наверное, одной-то на старости лет…

– Что, увезли ведьму? – в кабинет заглянула Ксюша, – Я её боюсь почему-то, у неё такие глаза… глянет – у меня мороз по коже!