Послушница тайной школы

Послушница тайной школы
Алиса Борей

Уличная девчонка, не брезгующая никаким заработком, и гордая аристократка. Ураганный тандем! Они очень разные, с разными представлениями о морали, любви и дружбе, но так получилось, что у них одна цель и достичь ее они могут только, опираясь друг на друга. Им обеим даже в голову не приходила мысль об учебе, и тайная школа – это не мечта жизни, это скорее предложение, от которого невозможно отказаться.

Пролог

Вереница послушниц, облаченных в серые балахоны, молчаливо вытекла из темного коридора и, выстроившись в два ряда, застыла перед магистром школы сестрой Жерон ла Фанси. Та, пройдясь строгим взглядом по спрятанным в капюшоны лицам своих учениц, перевела его на стоящего рядом приора Священного трибунала и, спрятавшуюся за его широкой сутаной, стройную фигуру юной девушки.

– Можете начинать, господин приор.

Невысокий плотный человечек в сиреневой хламиде высших чинов трибунала вскинул голову вверх, словно взывая к Великой богине и, вздохнув, заговорил хорошо поставленным жестким голосом.

– Сестры мои, послушницы школы Святой и Непорочной Веры, я хочу представить вам еще одну послушницу, которая с сегодняшнего дня будет учиться вместе с вами. – Он повернул голову в сторону девушку. – Сестра Астриана.

Едва уловимый ропот пробежал по серым рядам учениц. Еще бы, они прошли вступительный отбор, обряд посвящения, промучились первые самые трудные полгода и вдруг на тебе – она будет учиться вместе с вами. Это несправедливо – возмущение вырвалось даже у самых стойких и дисциплинированных послушниц.

Уголки губ приора раздвинулись в понимающей улыбке, и после секундной паузы он продолжил.

– Не сомневайтесь, она прошла все необходимые ступени и одобрена высшим советом трибунала. Поэтому прошу вас оказать ей самый радушный и сестринский прием.

Он еще раз улыбнулся своей слегка снисходительной улыбкой и выразительным взглядом вернул слово магистру школы. Та, чуть кивнув, тронула за плечо стоящую рядом девушку.

– Встань вместе с сестрами, Астриана. Завтра после инициации ты получишь новое имя и будешь зачислена в список послушниц школы Святой и Непорочной Веры.

–

Диск солнца еще не показался над горизонтом, но его дыхание уже чувствовалось в узких стрельчатых окнах старой школы. В этом сером предрассветном полумраке длинная змейка послушниц двигалась по узкому коридору в сторону молельного зала. Сестра Астриана, опустив голову, шла вместе со всеми, широкий капюшон, закрывая обзор с трех сторон, позволял видеть только каменные плиты, проплывающие под ногами. Еще один поворот, и узкий коридор вдруг значительно расширился. Мысли новой послушницы в этот момент были очень далеки отсюда, но тем не менее она успела заметить широкий носок школьной туфли, шустро выскользнувший откуда-то сзади и зацепивший ее за ногу. Заметить она успела, а вот среагировать – нет. Падение было болезненным и унизительным. Не поднимая головы, она почувствовала, как остановилась цепочка, и как выросло вокруг нее злорадствующее кольцо ее новых подруг. Возвышаясь над лежащей девушкой, сестры беззвучным смехом олицетворяли единодушное, невысказанное решение – так ей и надо, выскочке. Хоть злорадство и было единодушным, но, встретившись глазами, почти все отводили взгляд в сторону, и только три пары глаз не прятались при встрече, а даже наоборот светились вызывающей усмешкой – ну и как тебе наш радушный прием.

Астриана молча сдула пыль с расцарапанных ладоней, потерла разбитые коленки и поднялась, готовая идти дальше. Ни слова, ни возмущенного жеста. Примерно такой «теплый» прием она себе и представляла, и теперь боялась только одного, что ее терпения надолго не хватит.

Маленькие подлые пакости продолжались весь день, то колючка под разбитую коленку в молельном зале, то пролитый на хламиду кисель в трапезной и всякий раз издевательски-наглый взгляд той же самой троицы. Новенькая все терпела, позволяя себе лишь молитву смирения и тяжелый вздох. День тянулся невыносимо долго, и Астриана была по-настоящему счастлива, когда тот наконец закончился. Устало прислонившись к стене, она смотрела, как послушницы шумной стайкой заполняли большую залу общей спальни. Наконец, откинув грубое суконное одеяло ее ладонь прошлась по кровати, разглаживая белую льняную простынь и тут же брезгливо отдернулась. Простынь, матрас все было насквозь сырое. Она подняла голову и вновь встретила все те же злые довольные глаза и затаенно любопытные взгляды остальных.

Холодная ярость вспыхнула само собой, но выплеснулась лишь в бешеной вспышке черных глаз и в безмолвно шепчущих проклятия губах. И все, только ладони сжались в кулаки с такой силой, что ногти вонзились в кожу, а затем глаза опустились к полу и всем показалось, что новенькая окончательно смирилась со своей участью.

Лия Хакда, старшая из троицы «веселых шутниц», брезгливо поджала губы, и, презрительно хмыкнув, зашагала в сторону комнаты для умывания. Головы всех присутствующих тут же повернулись в ее сторону, и всем послушницам стало ясно, кто теперь будет козлом отпущения и мишенью для гордой и безжалостной Хакды. А та, высоко вскинув подбородок и ни на кого не смотря, прошла вдоль всей спальни, разворачивая за собой взгляды следящих за ней послушниц. Уверенная и довольная собой, она шла, твердо впечатывая шаг, и вдруг на мгновение остановилась у высокой колонны с массивной капителью в виде сидящего грифона. Девушка застыла, словно почувствовав непонятную тревогу, ее взгляд скользнул вверх, и дикий крик ужаса заполнил залу. Каменный грифон как будто разжал свои мраморные когти и бросился вниз на замершую добычу.

Все это лишь на долю секунды показалось всем тем, кто смотрел на Лию Хакда, а уже в следующий миг на остолбеневших от случившегося девушек обрушился душераздирающий вопль, хруст глухого удара и грохот разлетевшегося на тысячи осколков каменного чудовища. Столб пыли еще не успел осесть, еще не затих общий испуганный гвалт, как первые послушницы уже подскочили к подруге и остановились в понимании собственного бессилия. В куче обломков лежало исковерканное тело, а в разбитой голове торчал каменный клюв грифона. Помочь первой красавице и гордячке курса было уже невозможно.

К первым подругам непрерывно подтягивались все новые и новые сестры, и вот уже ни одной послушницы не осталось в кровати, кроме Астрианы, Она, с застывшим лицом, продолжала лежать на мокрой простыне и ей не надо было никуда бежать, ее закрытые глаза и без того видели всю картину целиком. Сейчас, когда никто на нее не смотрел, она позволила себе улыбнуться, и эта улыбка прорезала на красивом белом лице совершенно жуткую нечеловеческую гримасу.

Глава 1

– Посидишь в подвале, может поумнеешь!

Донеслось сверху, и крышка люка с грохотом обрушилась на деревянные балки. В подвале сразу же наступила непроглядная темень.

Ну вот и все, доигралась, – тоскливая мысль обожгла безнадегой и отчаянием, – конец свободе.

Безвольно опускаюсь на пол, но тут же вскакиваю и начинаю озираться. В полной темноте в голову полезла всякая хрень про огромных крыс и подземных демонов. Зажмуриваюсь изо всех сил и пытаюсь взять себя в руки. Не помогает, все равно страшно. Пытаюсь разозлиться. В голове всплывает самодовольная рожа Дуга Фашара, и вспыхнувшая ярость как горящий факел рассеивает тьму ужаса.

Он же меня попросту продал, – сама мысль об этом приводит в бешенство.

Я ко многому привыкла, ведь все мои неполные восемнадцать лет протекли на городских улицах. Пусть я зарабатывала на жизнь неподобающим приличной женщине способом, но зато я всегда была свободна. Во всяком случае выбор: умереть с голоду или трахнуться с истосковавшимся солдатиком в подворотне, у меня всегда был. А теперь? Теперь, кажется, выбора нет, и я сама в этом виновата. Все случилось в тот день, когда в столицу приехал цирк Дуга Фашара. Изголодавшиеся за годы войны, горожане валили на представление толпами. У меня, конечно же, денег на билет не было, но я все-таки пролезла. Помню, как забившись между мешками и открыв рот, смотрела на арену. Зрелище меня просто заворожило. Гимнасты, жонглеры, фокусники, а потом я встретила Дуга. Он посмотрел в мои сияющие глаза и сказал, что у меня есть талант, и он сделает из меня великую танцовщицу. Так я и осталась в цирке. Все мои друзья из нашей уличной банды говорили мне, что я дура набитая, раз собираюсь покинуть сытный Город Ветров ради кочевой жизни с цирком, но я никого не слушала. Мы переезжали из города в город, месяц шел за месяцем, и в общем-то цирковая жизнь мне нравилась, правда пришлось спать с Дугом и заниматься по большей части уборкой и готовкой, а не танцами, но это меня не особо волновало. Главное, у меня была мечта, и я видела себя в ослепительном красном платье на залитой светом сцене, любимицей публики, бесподобной танцовщицей Марой, такое имя я уже себе придумала. Так и было до тех пор, пока мы не приехали сюда, в Зеленой Холм. Вот тут и начались неприятности, в первый же день на меня положил глаз какой-то местный богатей. Справедливости ради, надо сказать, Дуг меня тогда не отдал, но с того дня ему стали «выкручивать руки», а жаловаться тут некому. В этом городе полный бардак, грандесса ссорится со своим дядей, а тот строит ей козни. В этом двоевластии каждый богатей, каждый чиновник сам себе голова и творит все, что ему заблагорассудится. В общем, закончилась эта возня плохо в первую очередь для меня. Сегодня Дуг привел меня в этот дом и, показав на маленького лысого толстяка, сказал, что теперь я принадлежу ему. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что это за место – бордель, дорогой бордель для жирных городских толстосумов. Я так опешила поначалу, что даже дар речи потеряла. Если бы я знала, что такое вообще возможно, то собрала бы манатки и сбежала еще вчера, а сегодня бежать оказалось уже поздновато. После моей гневной речи о том, что я вольная подданная королевы, и никто не имеет права мною распоряжаться, меня попросту избили и кинули сюда в подвал, так сказать, на перевоспитание. Избили надо отметить со знанием дела, я то уж в этом понимаю, все тело болит, но шкурка и лицо целы, никаких уродливых синяков и шишек.

И вот, что теперь делать? – Устав стоять, я все же решилась опуститься на пол. – Я не пай-девочка и спать с мужчинами за деньги для меня не впервой, мне, даже признаться, иногда это нравится, но одно дело работать на себя и совсем другое быть дойной коровой для какого-то мерзкого толстяка. И даже не это суть проблемы, главное – не выношу, когда меня заставляют. Если уж я уперлась, то уперлась, сдвинуть невозможно, хоть бейте, хоть режьте, бесполезно. Вот и сейчас, хоть бы одна здравая мысль в голову пришла, так ведь нет, одна бредовей другой. То в голову лезет картинка, где я вцепляюсь зубами в руку охранника и, вырвавшись на улицу, ору во весь голос «помогите»! То, как хватаю нож со стола, и опять тоже самое…

Да кто тебе поможет, дура, – беззвучно ору на себя, – ты одна в чужом городе, никого не знаешь, и никто за тебя вписываться не станет.

Неожиданно загрохотали шаги над головой, и, заскрипев, крышка люка начала подниматься. Сверху вместе со светом просочился приторно-слащавый голос.

– Ну что, наша красавица одумалась или желает еще посидеть?

Непроизвольно оцениваю каждое услышанное слово и, судя по тону вопроса, сижу здесь уже порядочно. Видать, пока злилась и строила безумные планы, время пролетело незаметно.

В ответ на мое молчание в голосе сверху появились нотки раздражения.

– Так что будешь сидеть до утра или пойдешь работать?

Мысли в моей голове продолжают лихорадочно крутиться. Торчать здесь бессмысленно. Отсюда точно не убежишь. Надо соглашаться. Выведут из подвала, а там посмотрим.

Все-таки, решившись, отвечаю коротко и устало.

– Пойду.

Надо усыпить бдительность моих тюремщиков, пусть думают, что я сломалась.

Голос сверху вновь наполнился сахаром.

– Вот и хорошо, вот и чудненько, давай поднимайся, там как раз тебя клиент дожидается.

Встаю и плетусь по каменной лестнице, каждый шаг дается мне с трудом, словно на плаху шагаю. Наконец, выползаю наверх, где меня встречает толстый лысый коротышка и здоровенный громила за его спиной.

– Давай, давай, красавица, поживей, – пухлая ладошка вцепилась в мое запястье, как ястребиная лапа, – важный человек тебя ждет, а важные люди ждать не любят. Он будет недоволен, значит я буду недоволен, а если я буду недоволен, то тебе будет так плохо, что жить не захочется.

Маленькие глазки на пухлом лице вдруг стали злыми и безжизненно холодными как льдинки.

– Ты поняла меня?

– Поняла. – Отвожу взгляд, а безжалостные льдинки продолжают сверлить дырку в моей голове.

Глава 2

В маленькой комнатке две пожилые женщины с одним тазиком воды пытаются придать моему телу максимум привлекательности. Я им не мешаю, стою как истукан и все мои мысли сейчас только об одном – что дальше?

Одна из теток, заматывая мои волосы в полотенце, наставительно бубнит в ухо.

– Ты, милая, не ерепенься, дело наше такое бабье – подчиняться.

Напоровшись на мой бешеный взгляд, она слегка отодвигается, но не отстает.