Аддикт

– На задании тоже так будешь? – Борис Алексеевич раздраженно дернул плечами. – Ой, простите, я еще не повторяла, полежите тут, я в блокнотик гляну…

Лиля насупилась и начала медленно слезать.

– Цветкова, ко всему всегда надо быть готовой. Всегда, – пробормотал Борис. – Что встала? Идем…

– Но я устала…

– Лучший отдых – смена деятельности.

Электронные часы над выходом показывали, что занятие закончилось час назад, когда девушка не выдержала.

– Я… больше не могу, – с трудом проговорила она, рухнув на мат. Казалось, что каждая клеточка тела горела. Хотелось просто лежать, смотреть в потолок и тихо скулить. Юная студентка не могла заставить себя сделать ни одного подъема на пресс. Тренер сидел перед ней, крепко держа ноги.

– Ты же хотела быть охотником. Или ты только на словах такая бойкая?

– У меня на тренировках все хорошо было, и вообще Анатолий Иванович не заставлял нас… – начала Лиля, как вдруг мужчина резко потянул за ворот футболки – девушка, пискнув, осела.

– А я, злой, противный, заставляю. А ведь вы так хорошо играли, да? Так вот, Цветкова, запомни: Анатолий Иваныч – старый тролль, который, если посчитает нужным, всю душу вытрясет. Если разрешает играть в мячик, то у меня плохие новости. Дядя Толя, знаешь ли, не любит тратить время попусту. Знаешь, почему он не пришел?

Лиля ошарашенно вытаращила глаза и покачала головой.

– У дяди Толи сегодня день рождения. Он сказал, что лучше будет просаживать печень на даче, чем гонять этих бестолочей, которые ничего и не пытаются сделать.

– Но он же… – пролепетала Лиля, но не решилась спорить с Серебровым.

– Экзамен, Цветкова, в конце года для всех один. Думаешь, сейчас сложно было? Там ты захочешь сдохнуть. Ладно. Иваныч пока к вам присматривается, проверяет, кто серьезно занимается, а кто нацепил розовую кофточку и прыгает, как коза с мячиком.

Лиля сильнее покраснела, а Серебров наконец отпустил ворот.

– Увидит, что тебе все равно, – забьет. Будешь играться, а затем получишь «неуд», и скатертью дорожка. Здесь не школа, бестолочей не тащат. Совет: соберись, Цветкова. Покажи, что ты хочешь работать.

Борис Алексеевич поднялся.

– На сегодня все. Ладно, иди уже.

Он дождался, пока Лиля отойдет в сторону, затем поднял мат и уже хотел оттащить на место, как девушка тихо спросила:

– А резиночка?

– Что?

– Моя резиночка. Розовая. С «хеллоу…», с котом.

– А, эта… не заслужила.

– Но вы же один раз, на замену.

– Ну, значит, кот прогуляется до помойки, – Серебров безразлично пожал плечами. – У кого завтра контрольную пишете?

– У Нины… Нины Михайловны.

– Очень хорошо.

От его тона стало не по себе.

Наутро Лиля не могла понять, отчего ей было хуже: от позора перед Борисом Алексеевичем или от ужаснейшей боли во всем теле. Девушка добралась до аудитории практически ползком, впрочем, не она одна – Катя, Вика, Саша и Марк буквально рухнули за парты и косо посматривали на бодрых Сережу и Руслана, последний гордо сидел с забинтованной рукой и рассуждал, что охотник точно жульничал, применил какие-нибудь «экстрасенсорные штуки».

Совпадение или нет, но милейшая ассистентка Арины Валерьевны, Нина, превратилась в мегеру. Она оделась в строгий, наглухо закрытый костюм, идеально уложила обычно взъерошенные пепельные волосы и медленно ходила вдоль парт, цокая лакированными каблуками. Женщина поочередно разносила ответы студентов, но все же ставила хорошие оценки.

Лиля с трудом удерживала ручку и едва понимала смысл вопросов. Никогда в жизни она не чувствовала себя настолько тупой и жалкой. Единственное, о чем она могла думать, – как же все болит! Даже дойти до учительского стола казалось подвигом.

Женщина даже не посмотрела на девушку, а сразу забрала лист с ответами, пробежалась по строчкам и изобразила искреннее удивление:

– Сама написала? Не подглядывала? Не списывала?

Лиля помотала головой.

Нина Михайловна поджала губы и взяла красную ручку.

– Не «кризализм», а «кризалис». Цветкова, это же принципиально разные вещи… – бормотала под нос преподавательница, исправляя ошибки. Лиле только оставалось наблюдать, как в каждой строчке появлялись надписи красными чернилами. Ассистентка молча вернула лист, где в самом конце красивым почерком было написано «неуд».

Лиля на негнущихся ногах вышла из аудитории, скомкала в сердцах контрольную и рванула было к общежитию, но тело отозвалось резью в мышцах, из глаз брызнули слезы. Кто-то кричал ей вслед, но девушка продолжала упорно идти до своей комнаты. Обессилев, она упала на кровать и зарыдала в голос. От боли и обиды.

Лиля подвывала в подушку, когда к ней вошли однокурсницы.

– У, ты посмотри на нее. Совсем, мать, расклеилась! – протянула Катя.

– Эй, Цветочек, ты чего? – Вика ласково погладила девушку. – Так рыдать из-за двойки. Мы поговорили с Ниной Михайловной, она сказала, что можно пересдать. Мы это тебе в коридоре кричали, но ты рванула…

– Мне не поможет, – всхлипнула Лиля. – Я тупая, бездарная дура…

– Ну, я б поспорила, – усмехнулась Катя. – После вчерашнего я точно так не стартовала бы. Ракета!

Лиля хотела было продолжить причитания, но, выглянув из-под подушки, увидела, что однокурсницы уже начали хозяйничать в комнате: Катя раскладывала принесенные книги, Вика заливала воду в чайник.

– Что это вы делаете? – Лиля вытерла слезы.

– А ты как думаешь? – Катя устроилась на стуле, разминая мышцы на ноге. – Если мы собрались вытаскивать людей из сложных жизненных ситуаций, то начнем с одной маленькой девочки. Ой, Вик, мне зеленый, мятный. Обожаю. А, да, Цветочек, этот тебя вчера долго… мучил?

– Борис Алексеевич, – отозвалась Лиля. – Он… хороший.

– Знаешь ты толк в извращениях, мать, – покачала головой Катя. – Ладно, я узнала, дядя Толя уже в пятницу вернется и оценку исправит…

– Да этот ваш дядя Толя плевать хотел на нас с высокой колокольни, – пробормотала Лиля. – И не болел он ни фига…

– В смысле? – уточнила Катя, с интересом посмотрев на Цветкову. – Это тебе этот Серебров сказал?

Лиля кивнула и, успокоившись, пересказала однокурсницам, что же рассказал ей Борис Серебров. Через полчаса девушки уже по-дружески болтали, распивая чай. Свиридова раскрыла на коленях книгу и подняла на Лилю целеустремленный взгляд: