Триада

– Я закончил. – строго сказал гость. – Собери желчь и догоняй меня. И ещё. Орвель предупредил, что меня здесь не было?

Глава 2

Нет такого человека, который бы, попав на Эллатос, не заехал в Гаавун. Латосы гордо зовут его второй столицей. Есть там, на что посмотреть. Славится он лучшими купеческими лавками и диковинными товарами. И кто там только не встречается! Все, кого только можно увидеть на землях Триады помимо коренных её жителей – златовласых латосов, светло и тёмно-русых аргвалов и черноволосых дежей – стекаются в этот город: и синеволосые диллы, изворотливые и шустрые, будто ящерицы; и пришедшие с гор тальды-отшельники, чьи волосы горят пурпуром; и даже грозные сатдуны время от времени появляются в этом гостеприимном городке на берегу моря, и смотрят косо на любого, чей цвет волос не алый, а переговариваются меж собой только на сатдини – резком, жёстком языке – а с другими не говорят вовсе.

Раз в половину Эгары Гаавун, и без того суетливый и деловой, начинает бурлить, словно кипящее молоко в котле. Приходят корабли Аргваллиса, с которых сходят аргвалы-торговцы и знать, и прилетают летоходы Деджи, откуда появляются гордецы-дежи – высокие черноволосые люди-триадцы, что давно закрепили за своим родом чёрный цвет волос, а потому считают, что достойны звания отдельного народа. Приходят парусники сатдунов, лодки тальдов и диллов – и тогда порт у маяка Вериханы ломится от приезжих, а на причалах только и успевают, что привязывать корабли, и работают до самой ночи.

Приходит время Торгована. Тогда открываются все лавки и ярмарки, а люди, у которых находится хоть что-то на продажу, снуют по улицам, стараясь найти уголок и для себя. В эти дни кажется, что сама удача поселилась в этих землях и благоволит торговцам и покупателям. Потому и считают жителей Гаавуна одними из самых богатых во всём королевстве Эллатос.

Сто шестьдесят две Эгары назад произошло то, что всколыхнуло весь Эллатос. Тревожная весть эхом тысяч голосов прошлась по всем домам – Торгован впервые за всю свою долгую историю вдруг не состоялся. В ожидании гостей, прибывающих на ярмарку, Гаавун провёл целое утро, но ни к полудню, ни к вечеру так никто и не появился. Жители, собравшись на холмах у берега океана смотрели вдаль, стараясь заметить хоть какое-то движение на горизонте, но он оставался тихим и пустым. День клонился к вечеру. Лишь золотая полоса, оставшаяся после захода солнца, освещала водную даль. На землю пали сумерки, и люди стали расходиться по домам.

И тут в небе с Севера послышался гул, и над холмами показался грузный чёрный аппарат. Он кружил над землёй по спирали, точно огромная муха без крыльев, и от его чёрных боков отражалась линия оранжевого заката. Сверху жители Гаавуна казались пилоту муравьями, ползущими вверх по холму-муравейнику. Все они бежали в сторону посадочной площадки для его летохода. Пассажирский Мальтер с Деджи приземлился чуть ли не на головы ошарашенных и испуганных латосов.

Только пилот сошёл с летохода, как на него обрушились тысячи возгласов.

– Что случилось? – кричали латосы.

И тогда пилот, запинаясь, рассказал, что другие два летохода пропали ещё задолго до прибытия в Гаавун. Они шли за ним и в какой-то момент просто исчезли. Точно растворились в небе. В растерянности он сделал несколько кругов, ожидая найти потерявшиеся аппараты, но они пропали, словно не было их вовсе. Тем временем, начало темнеть, и он подумал, что уже и сам потерялся, как вдруг увидел спасительный свет Вериханы в порту Мипар возле Гаавуна – самого яркого маяка на Эллатосе.

Рассказ поверг жителей города в невероятное смятение. Однако исчезновение дежских Мальтеров и аргваллийских кораблей так и остались загадкой для всего Эллатоса. Больше Вторую Землю никто и никогда не посещал. Со временем она смирилась со своим одиночеством. Гордость всех латосов – Торгован, служивший ранее местом встречи самых необычных торговцев Триады, стал не более, чем провинциальной ярмаркой, на которую съезжались маленькие караваны с других земель Эллатоса. Несмотря на это, традиция проводить Торгован всё же осталась – пускай, не такой пышный и праздничный, как раньше, но все такой же желанный.

С тех пор много-много Эгар пролетело. События былых времен оказались погребены так глубоко в памяти людей, что даже при всем своем желании они бы не смогли их оттуда извлечь, не исказив до неузнаваемости. Но извлекать и не понадобилось. Латосы всегда с радостью забывали то, что приводило их в смятение. Потому и жили они в большинстве своём счастливо.

На 1149-ую Эгару Третьей поры небо с землёй сошлись так, что и без того суетливый Торгован совпал с прекрасным праздником Триады – Светоднём. Торговля обещала быть невероятно удачной, ведь торжество собирало в городе жильцов всех соседних деревень и поместий, мечтающих о развлечениях и вкусном угощении.

Солнце клонилось к горизонту и превращалось из золотого в ярко-оранжевый. Оно освещало весь Гаавун и его главную улицу – Баник, на которой копошились лавочники и уличные торгаши. Одни аккуратно складывали товар в тележки, собираясь увозить домой, другие, ругаясь под нос на вялую торговлю, сворачивали свои палатки. Третьим повезло больше – закончив рабочий день, они просто закрывали лавки на замок и, довольно притоптывая, шли по домам.

Одному же из гаавунских фонарщиков, Пивси, выпала другая работа. Городской совет поручил ему украсить всю огромную улицу к празднику. Пивси кряхтел, неуклюже развешивая на каштанах маленькие фонарики – белые и голубые, и половину улицы уже одолел, но деревья никак не хотели кончаться. Тогда он переставлял лестницу и снова принимался за работу. Он покраснел, точно индюк, и то и дело вытирал капли пота, выступающие на его морщинистом лице. Из-за русой копны волос остальное тело смотрелось лишь скромным приложением к здоровой голове. Казалось, что вот-вот она перевесит, и Пивси брякнется на газон.

Один за другим, деревья надели на себя праздничный убор. Спустившись с лестницы, Пивси с оханьем опустился на землю и прислонился спиной к старому каштану.

– Проклятый Светодень! – только и смог выдохнуть он.

Напротив Пивси, освещённые закатным солнцем, копошились лати-торгашки. Они щурились от света, прикрывали глаза руками и бранились себе под нос. Услышав слова Пивси, одна из них, немолодая, высокая и румяная, повернулась к нему и упёрлась руками в широкие бока. Тётка Кафизель, одна из влиятельных на рынке, говорила так, что все замолкали. И сейчас замолкли, когда она сказала:

– Утром носился, точно заяц, небеса прославлял, а теперь уже проклятый Светодень?

Пивси махнул рукой.

– Давай, поговори. – сказал он. – Языком-то ещё не начесалась за день. Другим-то не занимаешься.

– Ты, старый дурак! – усмехнулась женщина и поправила платье на потных плечах. – Я тут работаю. Это ты у нас на пожилом жалованье. Отдыхаешь. В тенёчке с украшениями играешься.

– И вовсе не играюсь я. – обиделся старик. – Сердце, кажись, так и выскочит сейчас.

– Как выскочит – ты беги да лови. – сказала тётка Кафизель. – А то убежит.

Женщины рассмеялись. Пивси вдруг вытянул шею и уставился на улицу.

– Это вам, лати, бежать надо. Глядите скорее, дежи-красавцы идут! Ох! Мужики с большой буквы!

Будто по команде, женщины побросали свои мешки и оглянулись. На улице было пусто.

– Дурак ты, Пивси! – сказала тётка Кафизель и плюнула себе под ноги. – Заняться тебе нечем.

Пивси захихикал и положил голову на колени.

– А Джерис одна не посмотрела. – хитро заметил он. – Чего, навидалась дежей?

Ему отвечала маленькая лати с длинными светлыми волосами. Она была худая и такая белокожая, что казалось, будто просвечивает насквозь. На Пивси посмотрели злые зелёные глаза.

– Одного Тарреля вашего увидишь – на всю жизнь хватит. Как славно, что не видать его давно. Уже всему Гаавуну от него тошно.

– Вот и нет. – обиделся Пивси. – Ты, Джерисель, моего паренька не обижай. Тётка Разель помрёт – один он у нас дежа останется. Хороший он. Красавец.

Джерис закатила глаза и затянула пояс на широких воздушных штанах.

– Красавец, да. С головой пустой. В красоту всё ушло.

Пивси нахмурился и поднялся.

– Неправда! Род Таррелей уважаемый. Инженеры все. Поголовно.

Лати расхохотались, глядя на Пивси. Тётка Кафизель, утирая слёзы, выступившие от смеха, сказала:

– Это ж где он инженер? Какие шестерни он крутит у девок в постелях, а?

– Ничего не крутит он. – гордо сказал Пивси. – Дежи такие, что вам рядом и не стоять. Хитрые они и умные. Из любой передряги вылезут – не замараются.

– Ну так расскажите нам. – усмехнулась Джерис. – Сколько сказок рассказываете, да ни одной про умного дежу не было.

– Было, рассказывал! – упрямился Пивси. – Не помните ничего. И не сказки это всё. А истории правдивые. Вот только старые.

– Это те, что твой дед-дурачок тебе говорил? – рассмеялась тётка Кафизель.

– Цыц, скверная баба! – ударил Пивси кулаком по дереву. – Деда моего ты не трожь! Он у меня рыбаком был, со многими общался, многое знал. Вам до него… Далеко, в общем, вам до него. Что тут говорить, если вам, бабам, даже загадки простые не под силу.

– Это какие такие загадки? – заголосили женщины.

– Да вот, самая обычная. Отчего солнце ночью прячется?

Тётка Кафизель закатила глаза и ещё быстрее стала паковать свои тюки.

– И нет у тебя ещё мозоли на языке с этой загадки? Тошно всем от неё. Хоть бы раз ответ сказал.

Пивси захихикал.

– А мой дед в своё время отгадал. И я потом отгадал.