Она уходит со мной

Переключила канал. Никому ничего неизвестно! Как всегда! В этом проклятом городке ничего никому никогда неизвестно! Ни о беспробудно пьющих родителях, ни о домогающихся к подросшим дочерям отцах, ни об одиноких стариках, неделями сидящих в четырёх стенах без возможности самостоятельно спуститься даже во двор! Зато ярлыки развешиваются в долю секунды.

Смешно, но за этот день обо мне «вспомнили» ещё три одноклассницы.

– Знаешь, Даш, – сказала с досадой, промокая волосы полотенцем, – я ещё никогда не была настолько популярна.

Хотела уже свернуть бестолковый разговор, но услышала тяжёлый вздох в трубку. Даша была одной из тех, кто держался особняком. Тёмная лошадка нашего класса. Этим мы с ней были похожи.

– Я тебе завидую, – вдруг призналась она. – Держись за этот шанс, Ник. Ничего хорошего таким, как мы с тобой, здесь не светит. Родим, превратимся в кур, живущих сплетнями… Бери то, что можешь взять. Поговорят и забудут. Через год никто ничего не вспомнит, а у тебя хоть воспоминания останутся. Я вот смотрю на свою мать… Вся жизнь коту под хвост. Вышла за ублюдка, драит полы в ДК. И меня то же ждёт. Страшно от этого.

– Даш… – я даже растерялась. Но ответить мне не дал звонок домофона. Пришлось наскоро попрощаться.

До вечера было ещё порядочно. Несмотря на то, что я дала себе слово игнорировать «будь готова» Германа, голову всё-таки вымыла. А заодно привела в порядок зону бикини и втёрла в кожу остатки просроченного крема. Совсем не потому, что он приказал быть готовой.

Увы, Даша права. В этом городе нечего ловить. Ей нечего, мне – тем более. Подсознательно я это понимала.

Экран видеодомофона продемонстрировал мне совсем не Германа.

– Ты что тут делаешь? – сняв трубку, спросила я.

– Звонил тебе, но ты не отвечала, – домофон был дорогой. Такой дорогой, что я отчётливо видела, как шевелятся губы Кеши. – Был недалеко.

Он продемонстрировал в камеру коробку. То ли с тортом, то ли с пирожными.

– Я ненадолго, Ник. Или какие-то проблемы?

Что он имел ввиду под словом проблемы, не имею понятия. Посмотрела на телефон. И правда, два пропущенных.

– Пустишь? – Кеша так и мялся у подъезда.

– Только на полчаса, – сдалась я.

Если бы он не выручил, отвертелась бы. А так… Пришлось напомнить себе, что Герман – журавль в небе. Как только отдам ему то, что вытащила из бумажника, вышвырнет меня. Куда мне тогда идти? И ладно мне. Вздохнула и нажала кнопку.

Домофон запищал, я отперла дверь и присела на край тумбочки. Промокнула волосы и поправила кофту. По крайней мере, Кешка не Герман. Ему, в случае чего, всегда смогу дать по рукам и сказать нет.

Кеша отхлебнул чай, стряхнул с пальцев крошки и оглядел кухню. До этого смотрел он по большей части на меня.

– Ты всё? – спросила, убирая со стола. Пирожные, которые он принёс, были слишком жирными и сладкими, но я всё равно съела два. Привыкла не отказываться, когда дают. Потом может и не быть.

– Давай помогу, – он поднялся и перехватил мои руки, забирая блюдца.

– Не надо, – хотела было отстраниться, но Кеша сжал пальцы. Прямой взгляд в глаза.

Мне вдруг стало очень неуютно. Блеск в зрачках был не таким хищным, как в глазах другого мужчины, но всё равно вселял тревогу.

– Кеш… – выдавила.

Он выхватил у меня блюдца и швырнул на стол.

– Ника, – просипел, подталкивая к подоконнику. – Ну что ты как… Неужели не понимаешь ничего?!

Его ладонь опустилась на мою талию. Он принялся целовать мою шею. Тяжело дышал, тёрся о меня бёдрами. Он был возбуждён, и ещё как возбуждён.

– Я без ума от тебя, – засипел мне в ухо. – С ума схожу. Твои волосы, пальцы… Вероника…

– Не надо, Кеш! – толкнула его. Он навалился сильнее.

Задрал кофту, принялся гладить меня. Пыхтел над ухом.

– Прекрати! – увернуться не выходило. – Кеша, перестань!

– Не могу, – сжал мою голову. Шальной взгляд был наполнен желанием. Не успела снова толкнуть его, он начал целовать. Целовал и пытался содрать с меня штаны. – Ника… – губы его были влажными и мягкими. От него пахло заправкой.

– Кеша! – всё-таки вырвалась. Ничего не соображая, бросилась в спальню. На кровати валялась подушка-собака, на полу – машинка. Господи… Кеша оказался в проёме двери. Растрёпанный, стремглав схватил меня за локти и прижал.

– Что тебе мешает? – горячо зашептал он.

Я качнула головой. Губы дрогнули. И опять поцелуй. Неловко шагнула назад, повалилась на постель, Кеша – сверху. Кофта поползла вверх. Замычав, упёрлась ему в грудь, с ужасом понимая, что он намного сильнее.

– Как ты появилась на заправке… – хрипло, сбивчиво, не прекращая искать мои губы своими, – так всё. У тебя волосы были в хвост собраны. А потом резинка порвалась. Ты её связала… А я на тебя смотрел и всё… Всё, Ника. Какая же ты красивая, – губами по щеке, по скуле. Я отвернулась, и влажные губы прошлись по моему носу. – Вероника… Ника…

Он хаотично целовал меня, озверев, касался груди. Боже, боже, боже…

Внезапно у входа раздался грохот. Тяжело дыша, Кеша повернул голову. Я сглотнула. В дверях стоял Герман. Злой как дьявол. Чёрные глаза полыхали яростью, на лице гуляли желваки.

– Пошёл вон, – процедил он, почти не шевеля губами. Смотрел при этом он не на Кешу – на меня. – Пошёл вон, сопляк, – повторил и, схватив за шкирку, швырнул Кешу прочь из нашей с Платоном комнаты.

Нет, не из нашей. Из своей. Эта комната была его, эта квартира была его. Я была на его территории, и он мог сделать всё что угодно. Удав и мышка…