Наставник

И где она только откопала грязь в холодильнике? Врет? Не похоже. Хех, я и не знал об этом. Даже приятно, что она все вычистила. Но не могу же спустить ей то, что не дочитала книгу?

– Ты решила, что уборка важнее чтения? – поднимаю ее голову за подбородок, заглядываю в глаза. – Отвечать!

– Не важнее, сэр… Просто вы приказали убрать. Я хотела сделать это хорошо.

С напускным омерзением отдергиваю руку, как от прокаженной.

– Кто, по-твоему, интереснее – домохозяйка или образованная женщина? – спрашиваю свирепо. Такой вопрос припрет ее к стенке.

Несколько мгновений думает, а потом смотрит на меня с хитрой улыбкой.

– Думаю, образованная домохозяйка будет идеальный вариант, – в глазах светится превосходство.

Вмиг зверею. В душе раскаленной лавой разливается гнев. Девочка думает, что со мной можно юлить? Решила, что уделала меня? Я покажу тебе превосходство! В одно быстрое движение хватаю за запястье и заворачиваю за спину – Макс скрючивается в три погибели. Скулит по-щенячьи. В глазах плещется ужас, щедро приправленный болью. Хорошо согнул. Еще немного – и придется вправлять сустав.

– Я спросил о другом, – цежу сквозь зубы, словно концентрированный яд, – в следующий раз точно без руки останешься, если не научишься отвечать на вопросы.

Намеренно угрожаю травмой. Сейчас в ее каштановой головке вихрем пронесется утренний разговор, и она услышит в моих словах еще одну, более страшную угрозу. Решит, что я и правда могу ее прикончить. Если и после этого не потеряет веру… таких «единорогов» я не встречал!

– Образованная, сэр, – вырывается на фоне стонов.

– То-то же! – отпускаю тонкое запястье.

Макс теряет равновесие и падает на колени. Принимается разминать плечо. Слышу тихий всхлип. Девочка так жалеет себя, что даже расплакалась? Хватаю за волосы, поворачиваю лицо к себе. И правда слезы.

– Ты должна правильно понимать, зачем ты здесь, – продолжаю сурово-назидательно. – Научиться убирать ты можешь где угодно, а стать лучше – только здесь. Ты пришла сюда за решением проблем. Так решай их, а не занимайся черной работой!

Последнее выплевываю, чеканя каждое слово. Отпускаю волосы. Макс сникает. Смотрит в пол. Плечи содрогаются от беззвучных рыданий. У бедняжки сдают нервы? Посмотрим, что ты сделаешь вечером, девочка! А пока надо привести эту зареванную корову в чувства.

– Сейчас же встань и прекрати реветь, – приказываю ровным голосом.

Макс подчиняется, вытирая мокрые щеки ладонями, шмыгает носом. Смотрит в пол. Стыдится показывать заплаканное лицо – приятно. И вправду не совсем безнадежна. Где-то глубоко снова шевелится совесть. Зачем я все это делаю?

– Сейчас ты пробежишь десять небольших кругов вокруг ринга, начинай.

Нагрузка небольшая, но поможет Макс отвлечься. Я припас ей подарок, хочу, чтобы она смогла оценить его по достоинству.

– Конечно, сэр, – тихо отвечает и не глядя на меня начинает пробежку.

С трудом переставляет ноги, морщится. Пресс и спина, должно быть, отчаянной болью напоминают о себе на каждом шагу. Ничего, потерпит. Терапевтический эффект будет только заметнее.

Ее тихий голос, отсчитывающий круги, будоражит слух. Интонация бесцветная. Макс исчерпала эмоциональные резервы, не осталось сил окрашивать слова. Смотрит перед собой остекленевшим взглядом, бежит, как зомби. Не останавливается, даже назвав цифру «десять». Надо как-то прекратить этот зомбо-кросс.

Выставляю вперед ногу, когда Макс собирается зайти на двенадцатый круг. Как я и думал, не замечает и шлепается на пол. Тупо таращится на бетон, на свои руки, потом поднимает недоумевающий взгляд.

– Наверстываешь упущенное? – добавляю голосу юмора. – Двенадцатый круг пошел.

– Не знаю, сэр, – бормочет оторопело.

Подаю ей руку. Вздрагивает, нервно отстраняется. Похоже, этот жест в ее памяти связался со вчерашним жестоким наказанием. Боится, но видя, что я жду, все же хватается за протянутую ладонь.

Ощущаю укол стыда от собственного вероломства, но его мгновенно смывает нарастающий азарт. Ты ведь еще не пробовала главное блюдо, девочка.

Вручаю небольшой бумажный пакет с логотипом «Александр Косметикс». Берет несмело, прижимает к телу, смотрит удивленными глазами, словно не веря, что я стану дарить подарки. Правильно не верит.

– Прими душ и приведи лицо в порядок, – говорю сухо и требовательно. – Мы поедем прогуляться. У тебя полчаса.

Всматриваюсь в ошарашенное лицо. Макс будто в трансе. Сначала тушуется на приказ накраситься, а после слов о прогулке вскидывает взгляд, в котором мелькает тусклая радость. Похоже, я таки довел ее до той точки, после которой или триумф, или катастрофа. Другого не дано. Что ж, посмотрим, что это будет в итоге.

Макс скрывается в коридоре. Пока проверю записи с камер, выпью чаю. Все же эта девчонка занимает меня все сильнее. Будет даже грустно, если она не справится на грядущем экзамене. Но нам же не нужны неудачники, правда? Если сорвется, значит, такова ее судьба.

Смотрю записи – Макс не солгала. С утра полностью убрала пол и села читать. Позавтракала вовремя. А пока готовила обед, принялась драить холодильник. Сам того не зная, я поставил ее перед неразрешимой дилеммой – терять еще время на уборку или прочитать больше и надеяться, что я не замечу или не вспомню, что холодильник грязный. Это уже третий раз, когда ставлю заведомо невыполнимую задачу. Это надо прекращать. Решено. Изменю подход, если не сбежит после сегодняшнего вечера.

Обещанные Макс тридцать минут вот-вот истекут. Нарочно не выхожу из спальни, смотрю за ней по камерам. Оделась, как вчера, в шорты и цветастую майку. Надо бы ей одежды купить, чтобы не позориться, что ли? Пожалуй, да, если останется. Старательно красится перед зеркалом. Будильник стоит на умывальнике рядом. Как же мне это нравится! Стоило разок наказать за опоздание – пунктуальность закрепилась сама!

Закончив за три минуты до истечения срока, выходит в зал. Проходит в кухню. Не обнаружив меня, возвращается в кресло и снова открывает книгу. Никак не пойму – правда настолько стремится к цели или изображает? Зачем? Может, я ей нравлюсь? Терпит лишь затем, чтобы оставаться рядом?

Мысль о том, что Макс могла запасть на меня, щекочет эго. Влюбленная воспитанница – то, о чем можно только мечтать. Но даже если причина ее рвения – следование цели, наше сотрудничество принесет мне массу удовольствия. Уже принесло! Осталась одна проверка. Крепись, девочка.

Выхожу в общий зал и протягиваю Макс маску для сна. Напяливает на лицо и выставляет вперед руку, позволяя себя вести. Ее безропотное подчинение возбуждает! Будоражит! Ловлю себя на желании прямо сейчас запрокинуть ее голову за волосы и поцеловать. Ощутить сначала покорную податливость, потом удивление, смущение и наконец отторжение. Вряд ли она готова принять поцелуй, как норму, на текущем этапе. Нет, я не нарушу еще одного слова – у нас обучение, а не бордель. Не время вмешивать чувства.

Вывожу, сажаю в машину и привычным манером везу к парку Линкольна. По дороге разрешаю снять маску. С одной стороны, мне нравится ее покорность – всеми силами старается следовать правилам. А с другой – мне так неинтересно! Приходится выискивать поводы придраться.

Паркую Эскаладу на парковке рядом с парком, выпускаю Макс и веду к любимой скамейке. Той самой, сидя на которой, мы беседовали при первой встрече. Символично? Даже очень! А еще остальные гости парка ее то ли не замечают, то ли за что-то не любят – она всегда свободна.

Солнце ползет к горизонту, хотя еще довольно высоко. На часах сейчас, наверное, половина шестого. Сумерки уже в разгаре, но для вечера рановато. За спиной остается гудящий проспект, жужжание города сходит на нет. В парке безмятежно и тихо. Волшебно. Подходим к «моей» скамейке.

– Я привел тебя сюда, Макс, – сажусь и шлепаю ладонью по окрашенным доскам, призывая ее присесть. – Чтобы ты как следует подумала.

Медленно опускается на белые рейки. В распахнутых глазах появляется тревога. Не моргая смотрит на меня – явно чует неладное, но еще не понимает, что я придумал на этот раз. О, да, непредсказуемость – мой конек, девочка!

– Хочу, чтобы ты оценила свои силы и приняла взвешенное решение, продолжать ли наше сотрудничество, – на лице Макс не отражается ни тени мысли, как будто не понимает, что я говорю. – Ты должна отдавать себе отчет, зачем находишься в бункере. Зачем мы все это делаем. – Открывает рот, но осекается. Нет-нет, говори! Черт, а она молодец, ждет разрешения. Поспешно спрашиваю: – Что ты хотела сказать?

–Я больше, чем когда-либо в жизни, отдаю себе отчет в том, зачем я обратилась к вам и что делаю в бункере, сэр, – переводит дух и замерев смотрит на меня. Ждет реакции.

– Сделаем так, – продолжаю, выкладывая хромированную железяку на белую гладь доски. – Вот ключ от твоей квартиры. Я уйду на пятнадцать минут. Если к моему возвращению, тебя здесь не будет, я все пойму. Вещи получишь почтой. Идет?

– Идет, сэр, – отвечает утвердительно, но в глазах снова мелькает страх.

Боится, что я не вернусь! То, что нужно! Я ведь не вернусь. Ни через пятнадцать минут, ни через час, ни через три. Посмотрим, сколько ты прождешь меня, девочка!

Но нельзя оставить неуверенное выражение ее лица без внимания.

– Что еще? – спрашиваю суровым тоном, чтобы высказала все, что на душе.

Уныние в глазах вдруг сменяется едва заметным азартом.

– Я тоже все пойму, если вы не вернетесь, сэр, – говорит спокойно, прямо глядя в глаза. Снова бросает вызов.