Она такая разная. Современные рассказы о любви

– Ну, что у нас по-хозяйству?

(Позже это вступление каждый раз вызывало у девчонок приступ смеха.) Шло скучнейшее для них обсуждение запасов дров и угля; воды; еды в столовой; сообщения о том, где нужно заменить оконное стекло; в каком отделении провалилась половая доска, и тому подобное. Врачи бурно дискутировали, спорили, ссорились. О больных никто и не вспоминал. Под конец, правда, – символически выслушали короткий отчёт дежурившего этой ночью офтальмолога, – рослого кудрявого мужчины лет сорока, с насмешливым выражением лица (его тоже, как выяснилось позже, всегда веселила фраза: «Что у нас по-хозяйству?»). Хозяйство волновало всех куда сильнее, чем больные.

На приехавших интернов никто не обращал внимания (впрочем, никто и не игнорировал, просто каждый был занят своими проблемами). Только офтальмолог, с невыговариваемой немецкой фамилией разглядывал их во все глаза. На первый взгляд – похожи, словно сёстры: обе темноволосые, темноглазые, яркие; примерно одного роста. Но Надя выглядела женственнее и хрупче, нежнее. В принципе, Вольдемар Романович был бы рад любой из них. Глядя на Надю, он даже начал заикаться во время доклада. Давно не испытывал такого. Стосковался он в этой глуши по женскому обществу, а вкусы у него были столичные. Пережив тяжелый развод, оставив всё имущество бывшей жене, он покинул благодатный Ярославль, и уехал к черту на кулички, – чтобы забыться обо всём в бытовых и климатических трудностях. Лишь позже он понял, что психанул слишком сильно, да было поздно. Новому врачу выделили большой деревянный дом с русской печкой, баней, двором и огородом. Вечерами он тренировал мускулатуру: колол дрова, таскал воду, и неспешно обустраивал жилище, – забот хватало. Такая жизнь, в самом деле, отвлекала от печальных воспоминаний.

По окончанию пятиминутки, врачи разбрелись по своим делам, кто куда. В ординаторской остались лишь интерны, начмед Ирина Михайловна, и краснощекий, похожий на деда Мороза, – хирург, Иван Владимирович. Её муж.

– Вань, ты принёс бы воды побольше. Вольдемар дежурил, – поморщилась она. – Как всегда, лишнего не сделает. Канистры пустые. А у нас сегодня плевральная пункция, и перевязок много; воды понадобится…

Особенностью местного коллектива оказалось отсутствие чёткого разделения обязанностей: терапевт могла ассистировать хирургу, больные не были чётко привязаны к одному врачу, повариха могла разносить еду, мыть пол, а порой и уколы делать. Девушки быстро освоились. Коллектив был доброжелательный и взаимозаменяемый. Их тоже звали помогать с перевязками, пункциями, и другими хирургическими манипуляциями, если кто-то из них была свободна. А что делать, – если второго хирурга нет? Врач есть врач, – какая разница. Или медсестра, – у кого время есть. Зато коллектив напоминал большую семью. Весь, кроме Вольдемара Романовича. Он прекрасно исполнял свою работу, но не понимал, почему он должен заботиться о доставке воды, починке полов и окон, выносе мусора, – на это есть специальный персонал, это не входит в его обязанности; таких дел ему и дома хватает. За это офтальмолога недолюбливали; впрочем, – не так, чтобы возникла открытая неприязнь, – здесь были рады каждому врачу, а специалист он хороший. Просто его не считали членом большой дружной семьи, – он и сам не стремился к тому. Он сам по себе, они сами по себе.

В субботний вечер, – тот самый, когда Лена собиралась покупать водку с селедкой, – Вольдемар Романович напросился в гости к девушкам. Конечно, «гости», – в их положении, – это громко сказано, но всё-таки они смогли попить втроем чаю в закутке, считающимся кухней.

– Да, поселили вас! – возмущался Вольдемар Романович. – Неужели негде комнату найти было? Конечно, житие тут… печки топить надо везде, кроме военного поселения, там своя кочегарка. Зато свои прелести есть… Озеро, конечно, летом лучше, – здесь и рыбалка, и пляж. Кстати, общественная баня недалеко, – покажу. В музей краеведческий сходим? Там подлинные экспонаты! Завтра днём, например?

– Конечно! – обрадовались девушки. Настоящий калевальский эпос оживёт для них! Они увидят Вяйнемейнена, Иллмаринена, Айно; мельницу Сампо, и старинную карельскую утварь. Когда-то им не верилось, что Калевала вообще существует ныне; казалось, – она лишь в книжках осталась.

– А сейчас предлагаю посетить ресторан. Думаю, – это интереснее, чем проводить субботний вечер в палате…

– Хороший ресторан? – поинтересовалась Надя.

– Как ни странно. В виде корабля и внешне, и внутри. С дискотекой.

– Пойдём? – Надя поглядела на Лену. – Правда, ну что тут сидеть?

– Идите вдвоём. А я почитать собиралась. Лучше завтра в музей сходим вместе.

…

– Я вам мешать буду! Ну зачем ему нас обеих вести? Он же, явно, на тебя смотрит.

– Слушай, я ведь вовсе не собиралась заводить здесь отношения. Я даже не успела подумать, нравится ли он мне. А ты меня уже к нему толкаешь!

– Ну скажи, что втроем в ресторане делать? Не то это место. Не хочешь, – не ходи.

– Не ходить? – Надя задумалась. Теперь все выглядело несколько иначе. Она-то было восприняла приглашение как дружеское – втроем провести время, посетить исторические места. Лишь потому, что все остальные – местные, семейные.

– Нет, я пойду! Я не могу больше сидеть в этой конуре!

Конечно, днём они выходили на улицу, гуляли вокруг сказочного Куйто. Сверкающее зеркало озера, яркое солнце, и деревья – великанши: сосны и ели, – словно из сказки, – вызывали чувство благоговейного трепета. Снег скрипел и искрился; морозный воздух был немыслимо, кристально прозрачным, и вкусным, – совсем не таким, как в городе, – наслаждением было просто дышать. Особенно после затхлого запаха больницы, от которого, теперь, казалось, – не отмоешься, – и вся одежда пропиталась им.

Для Нади это было невыносимо, – сколько она ещё сможет выдерживать эту вонь? Как ни старалась она притерпеться, – тошнило, когда она проходила мимо особо «ароматных» мест. И теперь сидеть в их пахнущей клетушке, – когда пригласили куда-то выйти? О, нет! Она пойдёт в ресторан! Лишь бы он не пах жуками-древоточцами… И она будет танцевать! Надо скорее переодеться, – пока ожидающий у дверей Вольдемар, не превратился на улице в сосульку. Переодеться. Да. Толстые колготки, шерстяная юбка, толстый, но хоть чуточку нарядный, – свитер из оранжевой шерсти. Закутаться в платок и пуховик, – с собой взяли лишь самую простую, и самую тёплую одежду, – разве имелись варианты? Побрызгаться туалетной водой – очень кстати! Намазать губы светлой помадой, иначе потрескаются. Вот и все сборы.…

Ресторан и вправду, оказался неожиданно респектабельным и колоритным; в отличие от здания больницы, его брусчатые стены были новыми и ухоженными. Двое медиков, так внезапно ставшие парой, с удовольствием поужинали и пообщались, а Надя всласть натанцевалась. Вольдемар показался ей приятным, лёгким, и интересным человеком. Впрочем, а как иначе? Если он уже почти влюбился, и старался понравиться изо всех сил.

На следующий день все втроем, как и планировали, посетили старинный музей, после чего, проводив Лену, Надя с Водьдемаром отправились гулять. И, конечно, он пригласил её в гости. Дом казался нежилым, потому как большая часть его пустовала. Вещей у доктора было немного, и он расположился в одной комнате. Веранда была еще не достроена. Зато в хорошо освещенном дворе находилось много бревенчатых подсобок: баня, сарай – дровяник, сарай – мастерская, конура для будущей собаки, ну и, туалет, разумеется. Но всё же он прижимался к веранде, и не нужно было прыгать через сугробы, чтобы попасть в него. В доме ещё сохранялось утреннее тепло, но всё же первым делом Вольдемар поспешил растопить печь, после чего помчался в ближайший магазин – купить продуктов к ужину.

Странным образом, эта скудная роскошь совершенно очаровала Надю. Казалось, – она попала в прошлое, или в сказку. Огромная белая русская печь, гудящие дрова, широкая кровать, застеленная красным покрывалом; кухонька с удобным рукомойником; телевизор и магнитофон, где она сразу нашла «Европу плюс»; полупустой сервант с посудой и книгами! Художественные книги, – какое счастье! О них она тосковала больше всего, и переживала, что придётся как-то прожить месяц без чтения. С замиранием сердца Надя нашла «Опасные связи» Шодерло де Лакло, и даже, – нечитанное прежде, их продолжение – «Зима красоты». Свернулась клубочком на мягком покрывале, и погрузилась в чтение…