Цена дружбы

– Чего стоим, бегом по домам! – и уже, обращаясь к Любе, – Нам одна остановка, пока маршрутку дождёмся – околеем от холода, так что побежали!

На дорогу потратили в общей сложности минут пятнадцать.

Девочкам постарше в интернате полагались комнаты на четверых, в отличие от малолеток, которые проживали по шесть или даже по семь человек. Семнадцатиметровая комната, в ней возле каждой кровати – тумбочка, стол посередине, стулья по количеству проживающих. После малолетнего “улья” комната представлялась девочкам дворцом. Катя с Любой как раз и проживали в подобной комнате. Была суббота, и остальных девочек на выходные забрали родственники. Катя с Любой были отказниками. По словам воспитателей, от них родители отказались ещё в роддоме, так что идти им было некуда, и все выходные и праздники девочки проводили в интернате.

Вбежав в комнату, Катя стала помогать Любе раздеться. Мокрая одежда была тяжёлая, прилипала к телу, и Кате с Любой пришлось приложить много усилий, пока последние мокрые трусики были сняты.

– Чего стоишь, одевай сухую одежду, – Катя подала Любе бельё, а затем уже и старый, с дырками, но зато сухой свитер. – Не стой, ложись! Катя стащила с соседних кроватей одеяла, и ими тоже накрыла Любу.

– Я сейчас, – она выскочила в коридор и набрала в туалете трёхлитровую банку воды. В комнате уже, перелив воду в литровую банку, она всунула туда кипятильник, а штепсель воткнула в розетку. Пока вода грелась, Катя достала свою знаменитую аптечку. Вместительная коробка с медикаментами была гордостью Кати. Появилась она благодаря доброй Валентине Степановне, которая работала в детдоме врачом. Женщина сразу приметила любознательную Катю, которая уже в детстве интересовалась медициной и часами сидела в её кабинете, расспрашивая про болезни и как их лечить. Когда же Катя стала учиться в школе, она уже сама рассказывала Валентине Степановне сведения о болезнях и лекарствах, почерпнутые из книг. А когда Катя подросла, и ей исполнилось тринадцать лет, Валентина Степановна на свой страх и риск, в ответ на долгие просьбы самой Кати, поделилась с ней лекарствами из школьной аптечки и потом уже постоянно при поступлении свежих лекарств, делила их на две части. С появлением аптечки началась деятельность Кати на медицинском поприще. С кем бы из ребят в интернате, что бы ни случилось, независимо от времени суток первым делом обращались за помощью к Кате, и та уже решала – справится ли она сама с проблемой или надо подключать профессионала. И, надо сказать, Валентина Степановна не ошиблась, доверив Кате лекарства. Та превосходно, со знанием дела лечила все простудные, а порой и гнойные болезни. Уже никто в детдоме не помнил тех времён, когда Катя не врачевала. Казалось, она это делала с пелёнок. В её аптечке были лекарства на все случаи. Вот и сейчас она достала спирт и интенсивно стала растирать Любе ступни ног. Не жалея своих рук, она безжалостно тёрла и тёрла ступни, пока они не согрелись, только затем она натянула на них шерстяные носки. Первым делом водой, доведённой до кипения, она залила смесь лечебных трав и оставила их париться. Затем, налив в бутылку из-под колы остаток горячей воды, она подсунула бутылку под ноги Любе.

– Держи ноги постоянно на бутылке. Как только вода остынет – скажешь. Ты должна вся согреться и пропотеть.

В эту ночь девочки не сомкнули глаз. Катя кипятила воду, готовила настои из лечебных трав и всю ночь поила ими подружку, вспоминая о себе в последнюю очередь. Первые несколько часов Люба отходила от шока, от ужасающих картинок, которые упорно поставлял ей воспалённый мозг в виде полыньи с её умопомрачительно страшной бездной в глубине. Она не могла уснуть, не разрешала Кате отлучаться, постоянно держала её в поле зрения. Но когда Люба несколько свыклась с мыслью, что спасена, она вспомнила о Викторе. Отчаянье от того, что он больше никогда не будет с ней, что он любит другую, вновь охватило её разум, и у неё началась истерика.

– Я не хочу жить без него! – кричала она, отталкивая стакан с лечебным настоем. – Зачем, зачем ты помешала мне умереть?! Это мой выбор, понимаешь, мой! По какому праву ты всё время вмешиваешься в мою жизнь?! Если ты толстокожий чурбан, если ты не умеешь любить, то я не такая! Пойми, ты это, наконец, и отстань от меня! – Люба плакала навзрыд, она рвала на себе волосы, пыталась царапать себе лицо, но, к счастью, короткие ногти не позволили ей этого сделать. Некоторое время Катя молчала, давая подруге возможность выплакаться. Но заметив, что конец света, который так реально представлялся Любе с уходом Виктора, потерял от потока слёз былую яркость и довольно сильно поблёк, Катя принялась создавать в глазах подруги иной мир, полный радостей жизни.

– Пойми ты, дурочка, – Катя села на стул напротив, чтобы Люба могла видеть её, и спокойным голосом начала говорить. – Никто не уговаривает тебя жить без любви. Это единственное, ради чего имеет смысл жить, но, помимо любви плотской, существует твоя любовь к творчеству. Ты ведь пишешь замечательные стихи. Неужели тебе не хочется стать знаменитой, чтобы тебе рукоплескали, тобой восхищались? И, в конце концов, этот твой Виктор поймёт, как был не прав, бросив тебя, и очень сильно об этом пожалеет! Он ещё на коленях будет вымаливать у тебя прощение.

Слёзы у Любы постепенно высохли, глаза загорелись, и было видно, что чувство иного рода стало зарождаться в её сердце. Желание доказать свою значимость, своё превосходство, имело более мощную созидательную силу, в сравнении с тем отчаянием, которое еще недавно толкало её в объятия смерти.

– Ты должна радоваться, что так скоро обнаружился предательский его характер, – закончила свой монолог Катя.

– Ты думаешь, он и Светку бросит? – с надеждой спросила Люба.

– Конечно, но, может быть, не так скоро, как тебя.

– Что ты такое говоришь? Чем я хуже её? – красные от слёз глаза Любы округлились.

– Тем, дорогая, что мы – детдомовские, – устало и с грустью произнесла Катя. Её красивые длинные руки устало лежали на коленях. Большие чёрные глаза были печальны.

– Мы с тобой по определению не можем никому нравиться. Детдомовские для них – только бесплатное развлечение. Кто придёт за нас заступиться? Кому мы можем пожаловаться? У нас никого нет. И потом, кому мамы разрешат дружить с девочками, у которых родители неизвестно кто? Я бы своему ребёнку не разрешила!

– Но почему?! – широко открытыми глазами Люба смотрела на Катю.

– А потому! Ты что, совсем ничего не понимаешь? – раздражённо произнесла Катя. Она была раздосадована бестолковостью или наивностью подруги.

– Что я должна понимать? – обиженно произнесла Люба.

– Думаешь, у меня, как, впрочем, и у тебя, родители профессорами были? Как же! Алкаши!

– Правда, что ли?

– Ну, ты, Любка, даёшь! А то нет! Кто из порядочных людей от своих детей ещё в роддоме откажется? Что молчишь?

– И то верно, я своих детей любить буду, – как-то сразу погрустнев, ответила Люба, а секундами позже продолжила.

– Тебе хорошо, ты сильная, а я пропаду! Вот семнадцать лет стукнет, из интерната выгонят, – что я делать буду? – Люба горько расплакалась.

– Тут слезами не поможешь, – строго сказала Катя. – Нам с тобой во что бы то ни стало нужно выучиться, иначе, действительно, пропадём. Нам с тобой, Любка, ещё предстоит доказать своё право на место под солнцем. У всех оно есть по факту своего рождения, у нас его нет. Нас, детдомовских, чураются как чумных! Перед нами стоят более сложные задачи, а ты из-за дурака утопиться хотела! Нам с тобой по семнадцать скоро стукнет. Жизнь устраивать надо, помощи ждать неоткуда.

– Как страшно! – у Любы опять на глаза навернулись слёзы.

– Ничего, сами справимся, главное не вешать носа, – Катя ходила по комнате и собирала разбросанное мокрое бельё, до которого раньше не доходили руки. – А про любовь и всякие там развлечения на время надо забыть. Говоря это, она строго посмотрела на Любу.

– Кать, ты меня, такую дуру, не бросишь? – у Любы сделался виноватый вид.

– Не брошу. Ты мне вот что скажи: у вас с ним было?..

Люба со страхом произнесла.

– Нет, что ты!

– Ну и слава Богу!

К утру от простуды Кати не осталось и следа, а Люба чувствовала себя вполне сносно. Случай на речке старались больше не вспоминать.

Глава 2

Наконец, все экзамены сданы. К выпускному балу готовились тщательно, хотя это слово больше подходило для Любы. Спонсоры детдома разрешили девочкам заказать платья в ателье на свой вкус, но, конечно же, в пределах разумного. Люба придумывала фасон чуть ли не месяц, она перерыла множество журналов, но свой выбор остановила на платье Наташи Ростовой, в котором та была на своём первом балу.

Торжественную часть, которая проходила в актовом зале, украшенном шарами и всевозможными шуточными шаржами – как на учеников, так и на преподавателей, вёл директор школы. Ему было больше семидесяти лет. Невысокого роста, полный, лысый и круглолицый, он был реально похож на Колобка. Школьники сразу это приметили, и за ним закрепилась прозвище Колобок. В школе его любили все. Наверное, от того, что, будучи преподавателем истории и зная её великолепно, он вместе с тем был отличным психологом: всегда умело находил самую короткую дорожку к сердцу каждого преподавателя и ученика. И сегодня, вручая аттестаты, он для каждого выпускника находил нужное слово на прощание. Катя получала аттестат в числе первых.

– Для получения аттестата и серебряной медали приглашается Блум Екатерина, – торжественно произнёс директор и широко улыбнулся.

Катя с замиранием сердца поднялась на сцену. Прямые блестящие волосы водопадом струились по плечам девушки и красиво обрамляли её тонкое лицо. На Кате было простенькое красное платье до колен с вырезом “лодочка”, который подчёркивал красоту длинной шеи и красивый прямой разворот её плеч. Высокая, длинноногая она смотрелась великолепно.

Вручив аттестат и медаль, пожимая девочке руку, директор искренне сказал:” Катюша, я был бы счастлив иметь такую дочь, как ты. Успехов тебе, милая!”. Она едва сдержала слёзы, столько теплоты было в словах старого учителя.

После торжественной части начался сам бал. Играл школьный оркестр. Музыка лилась рекой, девичий смех был особенно трогателен в этом бушующем потоке радости и веселья. Строились планы, раздавались обещания. Рассвет пошли встречать на площадь влюблённых. В городе была такая площадь. Она находилась на возвышенности, там было много небольших скульптур и композиций, изображающих влюбленные пары. Все они были сделаны из дерева либо из камня и подарены городу молодыми архитекторами, скульпторами. Вся атмосфера парка была пронизана восхищением, преклонением перед великим чувством под названием Любовь.

Одноклассник Серёжа, безнадёжно влюблённый в Катю, на выпускном балу не отходил от неё. В преддверии разлуки он желал лишь одного – вырвать из уст девушки разрешение надеяться. Но Катя весело смеялась, видя его грустные глаза, и всё время повторяла: “Серёженька, наступит завтра, и всё будет по-другому. Детство кончилось, а из него, как правило, мы берём лишь воспоминания, но не ждём продолжений” ….

Аттестаты получены, балы отгуляны. Пришло время выезжать из детдома. Вечером девчонки обсуждали, в какой город поедут учиться. Рассуждала Катя, а Люба молча слушала.

– Надо ехать в большой город. Сразу в несколько вузов подадим, в большом городе легче выжить, – начала Катя, для большей убедительности она ходила по комнате.

– Конечно, и опасностей там больше, – перечила она себе. – Но я так полагаю, подруга, пока не выучимся, профессию не получим, на работу не устроимся, ни о каких развлечениях не может быть и речи. О парнях даже думать забудь! – строго сказала она, обращаясь к Любе.

– С тобой, Катька, и замуж не выйдешь, – вставила Люба.

– Да пойми ты, дурочка, задумайся, почему нас мамки в роддоме оставили?

– Ну?

– Ну что “ну”! Оттого, что были они без образования, без профессии, и их, непутёвых, никто приличный замуж не взял. Ясно! А стали они непутёвыми от того, что о гулянках только и думали, вроде тебя. Понятно?

– Да.