Булгаковские мистерии. «Мастер и Маргарита» в контексте русской классики Очерки по мифопоэтике. Часть III

Главы закрыв лазурными крылами, —

И, яркими одеян облаками,

Предвечного стоит пред ними трон.

И светел вдруг очам явился Он…

Все пали ниц… Умолкнул арфы звон.

    «Гавриилиада» (1821)

Эта пушкинская сцена явления Всевышнего смыкается не только с библейской сценой из Книги Иова, но также и со сценой из «Пролога» «Фауста» Гёте, где мы также можем видеть самого Господа, окруженного его небесным воинством, и в его первых рядах трех архангелов – Рафаила, Гавриила и Михаила:

Рафаил
Дивятся ангелы господни,
Окинув взором весь предел.
Как в первый день, так и сегодня
Безмерна слава божьих дел.

Михаил
.. мы, господь, благоговеем
Пред дивным промыслом твоим.
Мы, ангелы твои господни,
Окинув взором весь предел,
Поем, как в первый день, сегодня
Хвалу величью божьих дел.

    И. Гёте «Фауст» (1808)
    «Пролог на небесах»
    (Пер.с нем. Б. Пастернака)
В этой сцене «Фауста» Гёте в хоре ангелов воспевает творение Бога и архангел Гавриил. Затем с визитом является Мефистофель – совсем как Сат?н в Книге Иова – доложить о жалком состоянии дел в белом свете.

У Пушкина в «Гавриилиаде», его травестийно переосмысленной буффонадной поэмы-мистерии, Архангел Гавриил становится одним из главных героев, в честь которого и названа «Гавриилиада». Сатана у Пушкина не присутствует на подобной аудиенции, как Мефистофель у Гёте (или Сат?н у Иова). На подобной аудиенции у Всевышнего мы можем видеть у Пушкина Деву Марию («Лицу небес Мария предстоит»). Во время церемонии ее взор привлекает своим необычайным ликом архангел Гавриил. Именно он должен у Пушкина донести Деве Марии благовестие о непорочном зачатии (“… Царь небес… в Меркурии архангела избрал, // И вечерком к Марии подослал»).

Также как библейский Сат?н в сцене Иова – дух противящийся, пришедший «предстать пред Господа» и возразить ему по поводу Иова, которого Бог привечал как праведника («обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова?»), у Пушкина в «Гавриилиаде» Сатана (дух Лукавый) – тоже раздосадован тем, что Бог заприметил (имел «на примете») праведницу и девственницу еврейку Марию. Но у Пушкина Сатана не просит разрешения Господа совершить искус, а сам, по своей собственной воле, отличной от божественной, ввергает рабу Марию в несчастья и беды вопреки его воле. Задача дьявола – помешать пришествию сына Божьего в мир людей (которое Бог задумал как таинство искупления грехов и спасения человечества).

Задумав искушение, Сатана в «Гавриилиаде» Пушкина, пытается заставить деву Марию по-другому «познать блаженство» (здесь вступает в действие двусмысленность, которую, как известно, часто допускает Сатана, шутя коварно). «Блаженство» у него – скорее эротическое блаженство и обратно противоположно блаженству познания Бога. Сатана в «Гавриилиаде» Пушкина скорее выполняет антимиссию, как это и следует травестийному персонажу, смешивая при этом все понятия – человеческого верха и низа и вводя во искушение деву Марию (что повторяет сцену искушения Евы Змием – в «Бытии» Моисея).

По тому, как Пушкин переосмысливает ветхозаветную поэтику, можно заметить, что он читал библию во французском варианте (на французском языке). Французские влияния четко прослеживаются у него в тексте «Гавриилиады», которая явно испытала влияние Книги Иова. Так, наряду с определением Всевышний, которое Пушкин использует для названия Бога, мы встречаем у него также и другое – Предвечный («Предвечного стоит пред ними трон»), которое, собственно, является калькой с французского – l’Eternel (от фр. Вечность), которое в Книге Иова на французском языке употреблено как эвфемизм Бога. Представляется, что Пушкин действительно, скорее всего, читал Книгу Иова именно на французском языке, где мы найдем и эпизод аудиенции с подобным эвфемизмом – Предвечный в замену Бог. Употребление Пушкиным Предвечный для имени Бога действительно можно рассматривать как влияние французского варианта текста библии, в котором Бог постоянно назван «L’Eternel» (Вечность).

Таких французских влияний у Пушкина обнаруживается немало в поэтическом языке «Гавриилиады». Так французское «se prеsenter devant l’Еternel» (что означает «предстать перед Богом», а буквально – «предстать перед лицом Вечности», которое в русской библии переведено как «предстать пред Господа», в поэме Пушкина передано как «предстать лицу небес» («Лицу небес Мария предстоит»), и это опять совершенная калька Пушкина, дословный перевод с французского оборота: «Or, les fils de Dieu vinrent un jour se prеsenter devant l’Еternel, et Satan vint aussi au milieu d’eux se prеsenter devant l’Еternel»; Job, 2:1 («Пришли однажды сыны божии предстать пред ликом Небес, среди них пришел также и Сат?н предстать пред лицом Вечности» (здесь и впоследствии перевод с фр. наш – А.А.А.)

Тот же самый эпизод из Книги Иова (аудиенция у господа) И. Гёте перелагает почти дословно в «Фаусте» в «Прологе на небесах». Его Мефистофель также является на прием к Господу среди других многочисленных ангелов, чтобы доложить о положении дел на земле.

В «Гавриилиаде» Пушкин вводит Сатану не в эпизод божественной аудиенции «сынов божиих» «пред Господа», а находит другой для этого эпизод. Но характерно то, что, как и в библейском варианте Книги Иова, у Пушкина мы тоже видим Сатану «обегающим землю и людей» («De parcourir la terre et de m’y promener»). Во французской библии (в Книге Иова) мы читаем: «L’Еternel dit ? Satan: D’o? viens-tu? Et Satan rеpondit ? l’Еternel: De parcourir la terre et de m’y promener»; Job, 2:2) («Предвечный спросил у Сат?на: «Откуда явился ты?» И Сат?н отвечал Предвечному: «Я только что обежал землю и прошелся по ней»).

Пушкин подхватывает это библейское «de m’y promener» («только что прогулялся по ней <по Земле>»), но передает его в травестийно сниженной форме – «шатаясь в белом свете»:

Но, старый враг, не дремлет сатана!

Услышал он, шатаясь в белом свете,

Что бог имел еврейку на примете,

Красавицу, которая должна

Спасти наш род от вечной муки ада.

Лукавому великая досада —

Хлопочет он.

    Пушкин А. С. «Гавриилиада» (1821)

Пушкинское «Бог имел еврейку на примете» – явно является, хоть и переосмысленной, фразой из Книги Иова: «L'Еternel dit ? Satan: As-tu remarquе mon serviteur Job?» («И сказал бог Сатане»: «Не приметил ли ты раба моего Иова?»)

Если в Книге Иова о главном герое Иове сказано: «c’est un homme int?gre et droit, craignant Dieu, et se dеtournant du mal. Il demeure ferme dans son intеgritе, et tu m’excites ? le perdre sans motif»; Job, 2:3 («это человек честный и прямой, страшащийся Господа и не приемлет зла. Он тверд в своей цельности, и ты раздосадуешь меня, если погубишь его без нужды» (перевод наш – А.А.А.). «Il n’y a personne comme lui sur la terre» («нет никого на земле, как он»), – то подобными же характеристиками наделяет своих героев и Пушкин, но только не Иова, а свою героиню – Деву Марию, для которой Бог предопределил выполнить божественную миссию, – дать человечеству сына божия – fils de Dieux (у Пушкина: «Спасти наш род от вечной муки ада»).

Гнев и досада Бога во французской библии («tu m’excites» – «ты меня разгневаешь, раздосадуешь») у Пушкина становится характеристикой раздосадованного Сатаны: «Лукавому великая досада».

В следующей строке стиха из Библии (Job, 2:4) Сатана выказывает свое понимание принципа Вечности (l’Еternel) – как благословения господня, которое Сатана, однако, понимает всего лишь как некую сделку («Peau pour peau!»): «Et Satan rеpondit ? l’Еternel: Peau pour peau! tout ce que poss?de un homme, il le donne pour sa vie»; Job, 2:4 («И отвечал Сат?н пред Небесами: Жизнь за жизнь! Все, чем обладает человек, это Небеса дают ему для жизни»; перевод наш – А.А.А.).

Вечность заботится о человеке изначально. Это то, с чем человек рождается, – таково благословение человека Господом Богом. Эта мысль также ясно звучит и у Гёте, где мы узнаем, что Бог, как заботливый садовник о розах, заботится о душе Фауста:

Сажая деревцо, садовник уже знает,
Какой цветок и плод с него получит он.

    И. Гете «Фауст» (1808)
    «Пролог на небесах»
    (Пер. с нем. Н. Холодковского)
И в Книге Иова темный дух Сат?н также хорошо понимает заботы Бога, но как дух мстительный, наделенный завистью и ревностью по отношению к другим «сынам божиим», он мыслит лишь категориями сделок («Peau pour peau!»). Он предлагает сделку самому Господу, чтобы проверить Иова, который, по словам Господа, пребывает в твердости веры («Il demeure ferme dans son intеgritе»). Сат?н упрекает раба божиего Иова в корыстности его веры, замыслив ему испытание, обращаясь к богу с предложением сделки: «Mais еtends ta main, touche ? ses os et ? sa chair, et je suis s?r qu’il te maudit en face»; Job, 2:5 («Но протяни руку твою, коснись его кости и плоти, и я уверен, что он проклянет тебя в лице твоем»; перевод наш – А.А.А.).

Ф. М. Достоевский, которому также принадлежит сцена явления Черта Ивану Карамазову в романе «Братья Карамазовы», говорил о «Фаусте» Гёте: «„Фауст“ Гёте? – это только переживание книги Иова, прочтите книгу Иова – и вы найдете всё, что есть главного, ценного в Фаусте». Гёте действительно повторяет в «Фаусте» этот мотив сюжета Книги Иова – об испытании праведника Иова Сат?ном и о заключении им пари с Богом.

У самого Гёте Мефистофель также предлагает сделку Господу:

Бьюсь об заклад: он <Фауст> будет мой!

Прошу я только позволенья, —

Пойдёт немедля он за мной.

    И. Гёте «Фауст» (1808)
    «Пролог на небесах»
    (Пер. с нем. Н. Холодковского)

В Книге Иова Бог лукаво идет на подобную сделку. Он отдает Иова в руки демона Сат?на, но ставит злому и мстительному духу пределы его власти над человеком, – испытывая Иова, тот не может лишать праведника жизни, заботясь все же о его живой душе: «L’Еternel dit ? Satan: Voici, je te le livre: seulement, еpargne sa vie»; Job, 2:6 («Ответ Вечности был Сатане: «Итак, я предоставляю его тебе, но только храни его жизнь»; перевод наш – А.А.А.). Во всех испытаниях, предусмотренных Сатаной человеку, Бог предписывает ему, однако, хранить самое ценное – хранить живую душу Иова. Эту мысль из Книги Иова унаследовал также и Гёте, у него также – при всем коварстве Мефистофеля, тот различает человека с живой и мертвой душой:

Котам нужна живая мышь,