Семь корон зверя

– При чем здесь Макс? Глупости какие. Конечно, я не его имела в виду. – Ирена подошла к лежащей на холодном шершавом полу девушке, накрепко обвязанной капроновыми веревками, и легонько пошевелила ее кончиком теннисной туфли. – Я говорила о Мишке. О доблестном и многомудром Мишеньке, который гребет под себя все, что плохо лежит.

– Вечно вы с ним как кошка с собакой. Все ужиться не можете, – развязно и с ленцой ответил Стас. Потом склонился над лежащим телом. – Помоги-ка… Вот так.

Вдвоем с мадам они поставили живое угощение на ноги и, крепко подхватив с боков, понесли стоймя между собой, не прекращая, однако, приватной беседы.

– Надеюсь все же в любом случае на твою поддержку. Мы же не чужие друг другу? – проворковала мадам и многозначительно посмотрела на главного охотника.

– О чем речь! Хотя я лично к Мишке претензий не имею. Но и толку мне от него чуть – Мишка мне кровать не греет. – Стас криво усмехнулся своей собственной шутке. – Только ты и меня пойми: разборки нам в общине ни к чему. Да и хозяин за такие дела по конфетке не раздаст. И между прочим, будет прав.

– Я ведь, Стасик, о другом. Если кто из поганых людишек на того же Мишку полезет, я первая за него горло перегрызу, потому что Мишка – свой. На том и стоим, – ответила мадам твердо и непреклонно. – Но нигде не сказано, что каждому из нас запрещено хотеть кусок получше, конечно, без ущерба для дела. Но в том-то и суть, что чем больше у тебя дел, тем жирнее кусок.

– Так хозяин и дает всем по справедливости, и даже больше… Осторожней неси, сейчас начнутся ступеньки, – предупредил Стас.

– Хозяин высоко и, значит, о многом судит по тому, кто и о чем ему докладывает, сечешь? – Мадам разволновалась так, что даже внезапно стала на месте, отчего их ноша чуть не сверзилась на пол. – А докладывает в основном кто? Мишка, змееныш!

– Ну, не знаю, может, ты и права. Отпусти ты эту тушку, дальше сам понесу. – Стас взвалил обмякшее тело на плечо и зашагал впереди Ирены. – Да ты не беспокойся, раз я сказал, что я с тобой, значит, и кончено дело. Я к ночи загляну, а?

– Вообще-то я сегодня имела мысль покуролесить в городе. Но ради тебя отменяю.

– И не жалей. Я ведь тебе нужен, кисонька!

На следующее утро, полная свежих игристых, как молодое вино, сил, Ритка бесцельно слонялась по дворику, не зная, чем себя занять, и томясь ожиданием и скукой. На кухню идти не хотелось, помогать Тате с уборкой – тем более. Оттого соблазнилась на предложение мадам ехать вместе в город и заняться покупками, под коими мадам Ирена подразумевала захватывающий обряд длительной примерки и необузданного приобретения новых девичьих нарядов. Сочи хоть и не столица, но кое-какой выбор магазинов и, главное, товаров в них имелся, в надежде на богатых кошельками туристов и подруг местных распорядителей.

Расположившись в соседних кабинках, отделенные легкими занавесочками, но все же невидимые друг для друга, товарки прикидывали на себя произведения, пусть не лучшие, парижских и миланских портных и негромко переговаривались.

– Не хотелось бы лезть не в свое дело, но ты уж прости, я скажу, – донесся до Ритки перешедший в доверительный регистр напевный голосок мадам. – Конечно, ты и Ян, чувство и все такое прочее… Но, милая моя, нельзя же в угоду личному счастью превращаться в бессердечную эгоистку?

– Мадам Ирена, о чем это вы? – растерялась, но и встревожилась вдруг Рита.

– О, можешь называть меня просто Ирена, мадам не обязательно. Я считала, мы с тобой подруги, но, видимо, ошиблась. Жаль, что ты, детка, мне не доверяешь!

– Не доверяю что? – отупев от неожиданной атаки, бездумно спросила Ритка.

– А ты штучка! Или дурочка, если и в самом деле меня не понимаешь. – Личико мадам на миг высунулось из-за занавески и, удостоверившись в том, что ожидалось и хотелось увидеть, шустро скрылось прочь.

– Ирена, я и взаправду не понимаю. Я хочу быть подруго-ой! – крикнула Рита вслед исчезнувшему личику.

Полураздетая мадам тут же отдернула разделяющую их преграду и мило улыбнулась девушке:

– Не шуми, я тебе верю. – Мадам протянула к Рите руку и поправила шелковую морщинку на ее плече. – Чудная кофточка и ладно сидит. Ты в ней просто куколка. И мне жаль Мишку.

– Мишу? Почему? – Ритка неподдельно заинтересовалась и сама. – И при чем тут кофточка?

– Кофточка как раз ни при чем. А вот Миша… он переживает по поводу твоего выбора, хоть ни словом никому не обмолвился. Но мы, близкие ему люди, мы видим и сочувствуем.

– Ох, ну я действительно дура! – Ритка сразу повеселела. Стало приятно и легко, и настороженное напряжение кануло в легкомысленные волны чисто женского тщеславия. – Представь, мне и в голову не приходило, что Миша мог положить на меня глаз! Ну ничего не замечала, мы ж были с ним как родные, пока он меня учил.

– Вот именно: Мишка тебя учил, учил, а ты от него теперь нос воротишь, – сказала Ирена горько, но не зло, с оттенком легчайшей вселенской скорби.

– Но что же делать? – К Ритке опять вернулся тревожный холодок. Ей, новенькой в общине, совсем не улыбалось навлечь на свою голову осуждение собратьев, и отчаяние самозащиты зазвучало в ее словах: – Миша очень хороший и славный, но ни за чем мне не нужен. Я другого люблю!

– Ну и люби на здоровье! Только хозяин – он и есть хозяин, а Миша – это серьезно. Я бы на твоем месте не бросалась, – предостерегла мадам. – Не остаться бы тебе у разбитого корыта.

– Почему ты думаешь, что у меня с Яном ничего не выйдет? – Ритке стало совсем плохо, внутри обозначился и поднялся к горлу пульсирующий комочек неожиданной боли.

– Я ничего не думаю, я только советую. Тем более что и мое положение из-за тебя, девочка, не ахти какое завидное.

– Но вам же я ничего плохого не сделала? – прошептала Ритка уже пришибленно.

– Нет. Конечно, нет. Но Миша уверен, что именно я приложила руку к твоему успеху в известном тебе кабинете. Что само собой неправда, тебе ли не знать! – Мадам имела или изображала, не без дарований, весьма несчастный вид. – Мишка и раньше меня недолюбливал. Из-за моего легкомыслия, наверное. Он такой правильный и серьезный. А теперь, после случившегося, наверняка возненавидит.

Тут мадам замолчала, скорбно стиснув пальцы, прислушалась к себе: не переиграла ли, не выдала ли лишнего? Не хватало еще, чтобы девчонка побежала объясняться с этим скорпионом, подлизой и узурпатором ее законного места подле хозяина.

– Но что же вы от меня хотите? – направила переменчивый ручеек откровений Рита, догадываясь, что вот теперь и будет сказано нечто.

– А хочу я от тебя, девонька, светлой и нежной взаимности, в смысле дружбы, – зазвучала сладко и нежно мадам, – нравишься ты мне. Верно, что от меня ты зла не видела, одно хорошее. А что в общину, заманила, так то случай, нежданный друг. С каждым могло приключиться. Да ведь ты и не жалеешь! Вот и помоги мне.

– Я с радостью. Только в чем? – спросила Ритка. А готова была сделать для Ирены многое, так поманило ее многообещающее сердечное тепло, исходившее в эти минуты от мадам. – И что я могу, по сравнению-то с вами?

– Кое-что можешь, хоть и, понятно, немногое, – ответствовала мадам. И взяла паузу, и держала ее старательно, пока не добилась от своей визави нешуточного внимания. – Ты бы при случае поговорила с Мишенькой? О жизни и обо мне.

– Если нужно, я сегодня же пойду к Мише и объяснюсь. Скажу, что вы ни в чем не виноваты, что даже понятия не имели про меня и хозяина, – заторопилась с ответом Рита, уверенная, что сумела упредить просьбу мадам, и довольная тем, что может оказать ей эту пустяковую услугу.

– Нет-нет, этого как раз делать не надо! – испугалась мадам и дала крутой, захвативший дух, обратный ход: – Глупенькая, ты не знаешь, какие бывают мужчины, особенно ревнивые. Начнешь разубеждать такого, как наш Миша, только сделаешь хуже. Он еще больше укрепится в подозрении и устроит мне ужасно развеселую жизнь!

– А как же я ему объясню… – начала было Ритка, но мадам прервала ее:

– Господи, ничего и не объясняй! Просто не игнорируй Мишку так откровенно, не избегай его общества и иногда перекидывайся с ним хоть словечком, – просительно загорячилась мадам Ирена. – А если вдруг, между делом, ты, зайка, заведешь речь и обо мне, в удобный момент и невзначай, ты сможешь, ты же не дурочка, и если Мишка отзовется, то тогда…

– Я скажу ему, какая вы славная и как вы огорчены его м-м… недоверием, так? – закончила мысль Ритка.

– Почти. Только, умоляю, без резких и лишних движений. Потихоньку, полегоньку, и ты сможешь достучаться до Мишенькиного сердца и приоткрыть в нем щелочку и для меня. Хотя бы потому, что в семье, такой как наша, должен, ради нас самих, царить мир.

– Как здорово вы сказали! Я очень-очень постараюсь! – Ритка порывисто шагнула к мадам, и Ирена притянула девушку к себе, расцеловала с жаром в обе щеки, как бы скрепив тем самым заключенный меж ними двойственный союз.

В этот день Рите так и не случилось дождаться от хозяина ни призывного знака, ни намека, ни малейшего нетерпения ее увидеть. Не получив приглашения в заветный кабинет, девушка все же рассчитывала хотя бы на вечерний визит в хозяйскую спальню, но и он не состоялся и даже не обозначился возможностью. Чем быстрее бежали стрелки часов, отсчитывая послезакатное время, тем ниже и ниже падал тоненький столбик термометра ее души, пока к полуночи не опустился до абсолютного нуля. Рита не помнила, как поднялась наверх, как разделась и упала на мягкую, пахнущую свежестью белья кровать. Лежала без сна, все больше впадая в прострацию убийственной безнадежности. И только окончательно распавшись на крохотные частички горького горя, поняла с облегчающей ясностью, как недалека она и глупа. Что было бы ей сообразить ранее и так миновать страшный риф, чуть было не разбивший вдребезги хрупкую лодку ее любви, и принять вопиюще простую истину: не ожидать, терзаясь, того, чего дождаться было нельзя, а идти вперед самой. Невозможно, да и смешно было бы вообразить Яна Владиславовича, бегающего по дому в поисках Риты или пытающегося передать ей послание с приглашением через третье лицо.

Страшной нелепицей казалась теперь прозревшей Рите вероятность юношеских ухаживаний и книжных обольщений, несовместимых с величественным и высоким образом ее хозяина. Между ними не было равенства и никогда не могло быть, как нет ни одного клочка скалы на горной вершине, где можно было бы поселиться ничтожной долинной пичужке рядом с гнездовьем короля-орла. Хозяин и без того оказал скромной девушке великую честь, приняв ее безоглядную любовь, и был в своем праве и далее всего лишь брать то, что она смиренно положит к его ногам. И поняла еще, что пусть берет что хочет и как захочет, лишь бы только брал, и более ей, Рите, ничего не нужно. И честолюбие, и претензии, и самомнение, вздохнув, отлетели от нее не без сожаления, и осталась только голая, ничем более не защищенная любовь.

К Рите, уже успокоившейся и умиротворенной, все не шел сон, и она лежала, раскинув руки, на спине, глядела в непримечательный потолок и думала о том, как завтра она постучит в заветную дверь и станет дожидаться ответа. И будет счастлива и благодарна без меры, коли услышит заветное «да!», а коли нет – что же, она придет еще раз. И еще раз, до тех пор, пока в ней не придет нужда. Урок, бездейственный, безмолвный и жестокий, пошел ей впрок. И Рита находила детскую радость школяра в том, что правильно поняла и запомнила его. Она слегка позавидовала своей новоявленной подруге, мадам Ирене, которая, конечно, давно спит сладким сном и ей не приходится разгадывать и решать головоломные ребусы чувств и отношений. С завтрашнего дня, решила Рита, она, как обещала, возьмет на себя деликатную миссию и отправится искать подвигов Дон Кихота, помогая мадам в нелегком деле примирения. Потом, ощутив наконец долгожданное дуновение Морфея на веках, Рита мысленно пожелала себе удачи, а мадам Ирене – приятных сновидений этой ночью.

Рита ошибалась: мадам Ирена – в своей спальне все еще лежала без сна, перебирая в уме тонкие нити опасной интриги, завязанной ее руками. Лишь в одном Ирена могла быть уверена и спокойна: девочка поможет ей по крайней мере напустить проклятущему «архангелу», как про себя тайком называла она Мишу, густого тумана перед глазами. Но использовать малышку без риска можно только вслепую, и некому доверять, даже и Стасу, хоть и любовник, но далекий от ее надежд, и не на кого положиться, кроме как на некую мадам Ирену Синицыну, то бишь на саму себя. На какой-то короткий миг жало щемящей тоски по близкому, теплому плечу впилось в Ирену и почти успело выпустить внутрь ее яд слабости и смирения, но тут же было вырвано с корнем и торжествующе осмеяно. Сознание вновь потекло ровным потоком, выискивая омуты и гибельные водовороты на нелегком пути осуществления ее планов, и строило козни и ковы возможным обидчикам мадам. Так она бодрствовала до утра, леденяще холодная, одинокая, запертая душа, безмерно жаждущая власти, разучившаяся лить даже слезы облегчения.

Глава 6

КРОВЬ

Кто может предсказать неразумные, капризно причудливые зигзаги памяти?! Шла и не помнила пути, просьбу и ответ, объятия и рвущуюся из пределов сердца безнадежную свою страсть, сластолюбивого кота на мягких лапках, знала и не помнила, не могла и не хотела, не доверяла себе и радости, но очнулась. Кончилось наваждение, и пришло время говорить. И бог сказал слово.