Рыжая чайка

Он с каким-то почти садистским наслаждением принижал любые успехи своей жены, старался своими словами и действиями подавить ее волю. Олег стал запрещать Майе пользоваться косметикой. Безжалостно выбрасывал в оконную форточку попадавшиеся под руку средства, которыми она, как и многие другие женщины, умеренно пользовалась, чтобы придать своему миловидному лицу модный современный лоск. При малейших попытках жены сделать легкий, едва заметный макияж он, несмотря на ее сопротивление, грубо стирал косметику с лица первой попавшейся под руку салфеткой или полотенцем. В присутствии своей матери Олег любил, как бы шутя посмеяться над женой, а однажды, не боясь ее обидеть, задал матери откровенный вопрос

– Кого вы с отцом мне подсунули?

Мать Олега, не желая разжигать скандал, только с укоризной покачала головой, а Майя, обомлев от обиды и потеряв чувство реальности, высказала в сердцах Олегу все, что она о нем теперь думает.

– Ты самовлюбленный эгоист, – гневно бросила она мужу в лицо. – Ты с детства привык к всеобщему обожанию. Да ты смазлив, это у тебя не отнимешь. Но за маской твоей привлекательности я не вижу души. Ты бездушное бревно, которое не может понять и оценить того, кто находится с ним рядом. Порой мне кажется, что ты отличаешься от прочих людей слишком толстой кожей, лишенной рецепторов. Я хотела, но не смогла почувствовать в тебе тонкость души, внутренний трепет и настрой, который позволяет людям сострадать и понимать друг друга. Ты жесток особенно с теми, кто выше тебя духовно и слабее физически. Такова твоя природа. – Майя перевела дух и, опершись ладонями о край стола, уже твердо и спокойно произнесла. – Ты ничего в жизни не добился сам, все сделали за тебя родители. Ленивого заносчивого троечника отмазали от армии и по блату засунули в вуз. Используя связи отца, пристроили после окончания института на теплое местечко с хорошей зарплатой и снабдили жильем. Стараниями родителей тебе досталась я. Ты, видя во мне безропотную овцу, все время пытался сломать меня, превратить в молчаливую прислугу, которая покорно принимала бы твои ночные домогательства и издевательства днем. – Майя с возмущением посмотрела на Олега.

Он стоял перед ней, насупив брови, прищурив серые глаза, в которых билась злая и насмешливая мысль. Ты покричи, а я послушаю, – как бы говорили его выразительные глаза. – Я отыграюсь на тебе, как только мы останемся одни.

– Я не боюсь тебя, Олег, – глубоко вздохнув, произнесла Майя. – Я любила тебя, поэтому терпела все твои выходки. Но я не бессловесная скотина, которой можно бросать оскорбления в лицо, а человек, привыкший постигать суть вещей. Твоя сущность мне теперь понятна. Ты перестал интересовать меня как личность. Мне такой муж не нужен. Я ухожу от тебя, Олег и освобождаю твой дом от своего присутствия.

– Далеко не уйдешь, вернешься как миленькая, – хрипло произнес Олег, – только смотри, чтобы поздно не было. Люди говорят, что «свято место пусто не бывает», – усмехнувшись, добавил он.

– Не жалеет он тебя, Маечка, – с горечью произнесла свекровь. – Не жалеет, – чуть помедлив со вздохом, добавила она. – Тут уж я бессильна.

В тот же день Майя, наспех уложив в чемодан свои вещи, ушла от мужа и переехала жить к своим родителям. Она не сказала Олегу о событии, которое в корне могло бы изменить сложившиеся в их семье отношения, не поставила его в известность о своей беременности, про которую узнала от врача только неделю назад. Зная Олега, она сомневалась в том, что его отношение к ней после такого известия изменится к лучшему. Наоборот, понимая, что она теперь будет жертвовать всем ради блага ребенка, он поведет себя еще более жестко и деспотично. При малейшей ее попытке освободиться от его тирании он может начать борьбу с ней за ребенка. Так думала Майя, разрывая отношения с Олегом. Но все оказалось намного проще. Ситуация полностью прояснилась, когда через месяц после ухода Майи Олег подал в суд заявление о разводе. В зале суда Майя узнала еще одну тайну жизни бывшего мужа. О ней не догадывались ни Майя, ни его родители. У Олега на стороне была любовница из «понаехавших» и сын, которого эта женщина успела родить, когда Олег еще не был женат на Майе.

Майя осталась без мужа. Она, занятая учебой, окруженная подругами, сокурсниками и заботой родителей не чувствовала себя одиноко. Воспоминания об Олеге были вытеснены каждодневными институтскими и домашними хлопотами, в которые Майя поспешила окунуться с головой. Жизнь с Олегом казалась ей теперь дурным сном. Она заставляла себя не думать о нем, гасила в своем сознании любые мысли о бывшем муже и забыла бы его совсем, если б не живший в ней ребенок, который с каждым месяцем все явственней напоминал о себе.

Вторую половину беременности Майя, взяв в институте академический отпуск, провела сначала в Москве, а потом с родителями на даче в Жаворонках. Дочь свою она родила ранним июльским утром и без долгих раздумий назвала Ларисой.

Рождение ребенка окрасило быт Майи в новые тона, заставило ее пересмотреть прежние представления о жизненных ценностях. Огромный красочный мир, окружающий Майю, сконцентрировался теперь в маленьком беспомощном комочке жизни, каким была ее дочь. Это кричащее по любому поводу существо, высасывающее из матери соки и громогласно заявляющее плачем о любом дискомфорте, требовало все большего внимания и отнимало у Майи последние силы. Порой после бессонной ночи у кроватки дочери Майя буквально валилась с ног и наверно дошла бы, в конце концов, до полного физического истощения, если бы не помощь родителей. Они переложили на свои плечи решение многих бытовых проблем, помогли материально. Только благодаря их заботе Майе удалось закончить обучение в институте, получить диплом и устроиться на работу по специальности в НИИ.

Мама Майи, Ксения Николаевна, все свое время посвящала внучке. Лара росла под присмотром бабушки и с каждым годом становилась все больше похожей на мать. Ее хорошенькое личико украшал такой же, как у матери ореол пышных тёмно-рыжих волос. Материнскими были большие карие глаза, аккуратный нос и врожденная мягкая гибкость худощавого тела. От отца она унаследовала лишь четкий контур небольших губ, да темную родинку у подбородка.

Дочь взрослела, а Майя медленно, но настойчиво продвигалась вверх по служебной лестнице, чему в немалой степени способствовал растянувшийся во времени роман, случившийся с ней на работе. Она полюбила своего начальника – Михаила Александровича Эйдельмана – человека мягкого, порой даже нерешительного, но обладающего обширными, почти энциклопедическими знаниями. Высоколобый светловолосый – он был очень хорош собой. Его породистое лицо с внимательными карими глазами обезоруживало Майю и лишало ее воли. Их связь уже давно перестала быть тайной для сотрудников отдела, руководителем которого был Эйдельман.

Слухи об их запретной любви, без сомнения, дошли до жены Михаила Александровича, которая, будучи женщиной рассудительной и не глупой, никогда при муже не упоминала о любовнице. Боясь потерять Михаила, она не устраивала дома бурных сцен, не предпринимала попыток встретиться с Майей и вела себя так, будто ей ничего не известно о двойной жизни ее ненадежного супруга. Михаил Александрович же никак не мог сделать выбор между домом, где росли два сына – подростка, и Майей, с которой его тесно связала постель и работа. Эйдельмана вполне устраивали сложившиеся отношения, при которых он имел крепкую семью с устроенным домовитой женой бытом и молодую красивую любовницу. Майя, страшась разрыва любовных уз, не торопила Михаила Александровича. Она правильно оценила ситуацию и, позабыв о своем самолюбии, молча согласилась на вторую роль в его хитрой любовной игре.

В злосчастные для Майи восьмидесятые годы ушли из жизни ее родители. Сначала, потерпев поражение в борьбе с лейкемией, умерла Ксения Николаевна. А через три года после ее смерти сердечный приступ свел в могилу отца. Эйдельман не оставил ее в беде. Он помог в организации похорон, поддержал морально и материально.

В конце восемьдесят девятого года Михаил Александрович признался Майе, что планирует с семьей уехать на постоянное место жительства за рубеж и уже начал сбор документов, необходимых для поездки. Он долго и убедительно говорил о надвигающихся глобальных изменениях в экономике страны, о крушении в связи с этим его надежд на профессиональный рост, об отсутствии возможности в этом движущемся к пропасти сообществе государств дать своим сыновьям достойное образование. Он клялся Майе в любви, говорил, что прирос к ней душой и телом, что ему мучительно и тяжко оставлять ее здесь одну, такую ранимую и беспомощную, так мало приспособленную к суровым жизненным невзгодам. Здесь в Москве, по его словам, остается вместе с ней самая чистая и нежная часть его души. Он обещал после своего обустройства в Америке вызвать Майю с дочерью в США и помочь им наладить жизнь в эмиграции.

Майя молча слушала взволнованную, прерываемую частыми вздохами речь Михаила Александровича и понимала, что судьба в этот момент наносит ей новый удар – такой же болезненный и неотвратимый, каким была смерть ее родителей.

– Что ж, в этом безжалостном мире за все полагается платить. – Тихо сказала Майя. Она боялась посмотреть в глаза Михаилу и увидеть в них ту голую беспощадную правду, которую он так мастерски пытался от нее скрыть. – За годы безмятежного счастья с тобой, Миша, мне теперь придется заплатить годами одиночества. Борьба за твою любовь окончилась для меня поражением.

После отъезда Михаила Александровича с семьей за границу жизнь для Майи потеряла смысл, превратилась в скучное унылое существование. Работа, которая раньше доставляла ей радость и удовлетворение, стала постылой необходимостью. Майя жила теперь только интересами дочери, так похожей на нее. «Неужели она и судьбу мою разделит? – глядя на дочь, с беспокойством думала Майя. – Не дай бог этому случиться».

Лишившись работы в НИИ, Майя Владимировна занялась торговлей. Рынок помог ей с дочерью выжить. Более того, зарабатываемые Майей в Лужниках деньги давали возможность их малочисленной семье не только кое-как сводить концы с концами, но и получать дочери высшее образование.

Глава третья.

От греха подальше

Лето девяносто четвертого года Лариса Ружанская, студентка московского вуза, планировала провести в Москве. Ее планам помешала сбыться телеграмма, неожиданно полученная из Нижнереченска. В этом затерянном среди северных лесов городе долгие годы жила тетя ее мамы Ольга Николаевна Воеводина. Приславшая телеграмму соседка Ольги Николаевны извещала родственников о ее смерти и сообщала дату похорон.

Ольга Николаевна была одинока и при жизни часто гостила у родственников в Москве. Приезжала обычно на неделю. Посетив театральный спектакль или какую-нибудь нашумевшую в прессе выставку, делала набеги на столичные магазины и, накупив провинциального дефицита, отбывала с сумками к себе домой. Летом Майя с отцом и матерью иногда подолгу жили у тети Оли в ее добротном бревенчатом доме на окраине Нижнереченска. Дом был окружен садом, в нескольких десятках метров от которого протекала небольшая, но полноводная речка со смешным названием Мурашка.

Сразу же после получения телеграммы мать и дочь Ружанские выехали в Нижнереченск. Проводив в последний путь тетю Олю, и помянув ее с соседями, они долго думали, как быть дальше заколачивать дом, оставшийся им в наследство, и уезжать в Москву или провести лето в Нижнереченске. Жить на дальней окраине этого небольшого по столичным меркам города было проще и легче, чем в центре торгующей Москвы. К тому же после Ольги Николаевны осталось небольшое хозяйство, с которым надо было что-то делать. Тетя Оля в свою бытность держала несколько кур и петуха. Имелась в хозяйстве коза Дуся, требующая ухода, да рыже белая с черным ухом кошка по кличке Мулька. В погребе под домом нашлись полтора мешка картошки, несколько банок с соленьями, варенье и литров пять подсолнечного масла.

«Прикуплю круп, муки и сахара, – думала Майя, – и с божьей помощью мы с Ларкой проведем здесь лето. Отдохну от этого проклятого рынка. Хорошо, что весь свой денежный запас я привезла с собой. А в Москву мы вернемся осенью, когда Лара начнет семестр в университете».

Ларису бытовые проблемы интересовали мало. Она поначалу чувствовала себя в Нижнереченске также привычно и свободно, как чувствует себя рыба в знакомой водной стихии. Еще в детские годы, подолгу отдыхая здесь с бабушкой, она подружилась с несколькими местными девчонками и живущим по соседству Кирюхой Селезневым. Он был на лет шесть старше ее, но возраст не мешал их дружбе, и Кирилл с удовольствием принимал участие в вылазках девчонок в лес по грибы и ягоды.

Девочки выросли, заневестились. Одна из них даже успела выйти замуж за местного паренька, а Кирюха Селезнев превратился в рослого молодого человека с лихой прядью русых волос надо лбом и голубыми пронзительными глазами. Его и Кирюхой – то теперь называть было как – то неудобно. Ему по нынешним временам вполне соответствовало мужественное имя Кирилл.

Увидев Лару в день похорон тети Оли, он окинул ее с ног до головы удивленным взглядом и восхищенно произнес,

– ну, здравствуй, Рыжая. Обалдеть, какой ты стала! Красавица!

– А ты как был Кирюхой, так им и остался. Тише, люди кругом. Ты забыл, что мы на похоронах, – шикнула на парня Лара. – Приходи на поминки, там и поговорим.

Ее разговор с Кириллом состоялся на темной террасе, прятавшейся за пышным кустом сирени. После выпитых за поминальным столом нескольких рюмок водки Кирилл стал разговорчивым и откровенным. Лара узнала, что, вернувшись из армии, он долго и безрезультатно искал работу. О поступлении в техникум или вуз в то время не могло быть и речи. Парнем владело единственное желание – помочь матери поднять хозяйство, пришедшее после смерти отца в запустение. Для осуществления этого нужны были деньги. Помыкавшись в поисках работы, Кирилл по протекции одного из своих друзей устроился охранником к хозяину местного рынка, где прижился настолько хорошо, что за короткое время стал заметной фигурой среди людей, приближенных к рыночному воротиле. Работа на рынке оказалась прибыльной. Селезнев не только подновил старый родительский дом, но и достроил его, добавив еще один этаж, просторную теплую комнату на месте бывшей террасы и целый комплекс упрощающих быт новейших обогревательных и сантехнических устройств. Обнесенный высоким кирпичным забором дом с ухоженным садом, теплицами и аккуратными огородными грядками походил теперь на надежно защищенную крепость.

– У меня сейчас дела идут хорошо, – не без хвастовства заявил Кирилл Ларисе. – В доме полный достаток, вот только молодой хозяйки не хватает. Но с этой проблемой я скоро справлюсь, – твердо и убежденно проговорил он, пристально глядя в темные блестящие глаза Лары. – Рыжая, будешь хозяйкой в моем доме?

– Вот так прямо и сразу, – рассмеялась девушка. – Я тебя теперешнего, Кирилл, не знаю. Ты совсем не похож на того мальчишку, с которым я играла в детстве. К тому же хорошая хозяйка из меня вряд ли получится, дома почти все за меня делает мама. Я – белоручка, Кирилл. – Лара, не желая обидеть парня, мягко улыбнулась ему и легко коснулась рукой его плеча. Кирилл воспринял ее непроизвольный жест как сдержанную ласку.

– Никуда теперь ты от меня не денешься, Рыжая! Моя ты будешь – и точка. Другой жены мне не надо – в глазах Кирилла промелькнула испугавшая Ларису жесткая властность, которая говорила о том, что любые возражения с ее стороны не только бесполезны, но даже опасны и могут спровоцировать парня к более быстрым и решительным действиям.

Намерения Кирилла пугали Лару. Таким она видела его впервые. По сути, она совсем не знала этого человека. Жизнь изменила его. Смешливого мальчишку, каким он был раньше, превратила в самонадеянного мужчину, уверенного в безнаказанности своих действий. Она не испытывала к нему теперь даже дружеских чувств, а перспектива брачных уз с этим совершенно чуждым, пренебрегающим ее желаниями человеком казалась ей страшной. Лара полагала, что ее резкий отказ может привести к насильственным с его стороны действиям, поэтому решила занять выжидательную позицию и подготовить пути к своему возможному отступлению.

Она, не желая обидеть Кирилла, стала сдержано принимать его настойчивые ухаживания. Он же, боясь спугнуть Лару, не совершал поспешных действий и не переступал ту запретную черту, которую мог позволить себе в отношениях с любой другой девушкой.

«Не стоит спешить, – думал он. – Спешка, как говорят, нужна лишь при ловле блох. Надо дать ей время привыкнуть ко мне, понять меня, а может быть, и полюбить. Вот тогда стоит засылать к ней в дом сватов. Времена сейчас лихие, надо сказать своим парням, чтоб не спускали глаз с ее дома и были в курсе всех ее передвижений по городу. Береженого бог бережет», – подытожил Кирилл ход своих мыслей.

Назойливое внимание со стороны двух незнакомых парней к своей персоне Лара заметила сразу. Сначала они вели наблюдение за ее домом из окна черного джипа. Потом она увидела их еще раз, выходящими из своей машины уже в другом районе города.

Непонятная слежка беспокоила Лару, вызывала у нее естественное чувство страха, желание подойти к парням и напрямую спросить о причине, заставляющей их неотступно следовать за ней. Она понимала, что частые встречи с ними неслучайны, что человек, которому они служат, строго контролирует их действия. Но кто это может быть? Неужели Кирилл?

Однажды по просьбе матери Лара приехала на окраину города. Здесь в далеком от городского центра спальном районе жила Дарья Максимовна Радченко – хорошая знакомая Майи Владимировны, обещавшая оказать ей помощь в хлопотах по оформлению наследства. Лариса привезла приятельнице матери папку с документами. Открывая дверь подъезда, в котором на втором этаже находилась квартира Дарьи Максимовны, она оглянулась и увидела знакомый черный джип, подъезжающий к стоянке автомашин.

Дарья Максимовна оказалась радушной хозяйкой. Усадив гостью в глубокое кресло, она пододвинула к ней небольшой журнальный столик. На нем лежала коробка с зефиром, принесенная Ларисой, а рядом с ней стояла небольшая ваза с печеньем. Скоро на столе появились розетка, наполненная вареньем, и две расписные цветастые чашки с горячим чаем. Дарья Максимовна завела разговор о трудностях теперешней жизни, о том, что уже третий месяц не получает зарплату и ей, инженеру, чтобы как-то выжить, приходится по выходным дням приторговывать на местном рынке. Лара поделилась с женщиной своей проблемой, рассказав о черном джипе и двух парнях, не дающих ей покоя.

– Они, может быть, и сейчас поджидают меня у Вашего дома, – сказала девушка, заканчивая свой рассказ.

– Я посмотрю, там ли они, – вскочила с места Дарья Максимовна. Она подошла к окну и слегка отодвинула край тюлевой занавески. – Да, джип припаркован у дома. Около него стоит парень с сигаретой в руках, второй сидит в машине. Из открытого окна машины я вижу его локоть, – тихо проговорила она. – Этого парня с сигаретой я часто встречаю на рынке, – повернувшись к Ларисе, добавила женщина.

– На рынке в охране служит Кирилл Селезнев. Вы знаете такого? – с тревогой в голосе спросила Лара хозяйку дома.

– Да кто ж его не знает! – воскликнула та – он личность у нас известная. Бандит тот еще, правая рука хозяина рынка. Ты, девочка, держись от него подальше. Месяца два тому назад у нас на рынке перестрелка была. Наши местные что-то не поделили с ребятами из Слободской группировки. Кирилл тогда пристрелил двух парней из Слободы, и никто его за их убийство даже к ответу не призвал. От людей я слышала, что прикрыл его тогда владелец рынка, у которого надежные связи в администрации города. Вот и разгуливает этот Кирилл по городу королем. Люди от него шарахаются. – Дарья Максимовна тяжело вздохнула, потом перевела удивленный взгляд на Лару. – А ты откуда его знаешь?

– Сосед он наш, – обреченно вздохнула девушка, – приглянулась я ему, хочет на мне жениться.

– Жениться он хочет! – Дарья Максимовна всплеснула руками – да от такого жениха бежать надо без оглядки. Жалко мне тебя, Ларочка, пропадешь ты с ним. Уезжай, детка, в Москву, пока беда с тобой не случилась. Уезжай, а там будь что будет!

Поговорив еще немного с Дарьей Максимовной, Лара стала собираться домой.