– Уже поздно. Хочешь, я провожу тебя домой?
– Я провожу домой барышню, – тоном, не терпящим возражения, заявил Николай и свысока посмотрел на Петра.
Петр готов был поспорить, но Зоя казалась равнодушной, и он отступил. Ну что же, по- видимому ей все равно: пусть идет с Николаем.
Он закрылся в комнате, отказавшись от ужина и оставив в недоумении медичек. Читать не хотелось, учеба не клеилась, и настроение упало, ниже некуда.
– Ну что здесь такого? – уговаривал он сам себя. – Мы и виделись-то чуть больше часа, и о ее существовании я узнал сегодня… Но почему мне горько? А если бы раскрутить время назад и не думать об этой Зое?
Он закрыл глаза и попытался отвлечься, но не получалось, и образ «принцессы на горошине» преследовал его.
В дверь постучали.
– Петя, ты дома? К тебе пришли, – услышал он голос второй медички, Мани.
Петр нехотя поднялся и открыл дверь. Он не ошибся, в коридоре стояла именно Маня. А за ее спиной мелькал Матюша Волунов в тулупе и с чемоданами.
Глава 13
Зоя вошла в квартиру и прислушалась. Сегодня вместо знакомого и надоевшего «и-раз, и-два, и-три, легато, стаккато» – под эти материнские возгласы прошло ее детство – из столовой доносился мужской бас и рокочущий голосок матери. Обычно в это время к маме приходили ученицы – так что же это за гость, из-за которого она отменила занятия?
Прежде, чем зайти в столовую, она заглянула в комнату близнецов. Гриша и Гаврюша сидели за столом и при свете керосиновой лампы решали примеры в тетради. Оба худенькие, стриженые «под ежик», в одинаковых гимназических курточках, мальчики одновременно оторвались от писанины и улыбнулись сестре.
– Зоя пришла! – воскликнул Гриша.
В отличие от брата он был повыше и живее в разговоре.
– Удачно сходила? Договорилась с учеником насчет уроков или нет – спросил Гаврюша.
Он казался серьезным не по годам и не тратил время на любезности.
Зоя потрепала братьев по колючим макушкам и заглянула в тетради. Она отметила про себя, что мальчики почти закончили делать уроки, и весело проговорила:
– Конечно, удачно. И заработок будет. А с первого платежа мы с вами будем кутить.
Из столовой раздался материнский смех, чуть громче обычного. Ему вторил приглушенный мужской голос.
– Кто это у матери? -строго спросила Зоя.
Братья переглянулись.
– А мы не знаем, – растерянно произнес Гриша.
– Маменька попросила нас сидеть тихо и не мешать важному разговору. – добавил Гаврюша.
– Так, – протянула Зоя. – В семь у нее обыкновенно урок.
Мальчики снова переглянулись.
– Не было урока, – растерялся Гриша.
– Не было? – переспросила Зоя.
Внутри ее все кипело: еще утром мать жаловалась на безденежье, мол, до конца месяца двенадцать дней, а осталось впритык на еду, а чем за квартиру платить, непонятно. Дочь порылась в старых гимназических тетрадях и вытащила на свет заначку – три рубля: она собирала деньги на рождественские подарки. Для нее это была приличная сумма, заработанная репетиторством, поэтому неудивительно, что Зою охватило чувство потери.
Жалко, конечно, но братья растут – им нужны ботинки и шарфики на зиму.
– Гимназисты, – то ли гордилась, то ли сетовала мать. – В валенках на уроки не пойдешь.
– Не пойдешь, – подтвердила дочь. – Купи им, мама, все необходимое, а я еще заработаю.
Мать прикинула, что и за квартиру можно внести за неделю, а Зоя, хотя и повздыхала, но ощутила умиротворение, словно после сделанного доброго дела у нее выросли крылья.
И что же выясняется? Дочь отдает последнее, а маменька любезничает с каким-то типом и пропускает уроки. Пропустит один раз, другой, а потом все ученицы разбегутся. Зоя тряхнула головой, отгоняя воспоминания о том, с каким трудом удалось матери набрать достаточное количество желающих заниматься музыкой девочек.
– Мама вернулась веселая и сказала, что скоро мы никогда и ни в чем не будем нуждаться, – добавил Гаврюша.
– Ничего не понимаю, – развела руками Зоя.
– А ты сходи и посмотри, что там, – посоветовал братец. – Может, она нашла новые уроки?
– Я так и сделаю.
Она постучала в дверь столовой и, не дожидаясь ответа, заглянула внутрь. За большим столом, заставленным яствами из ближайшего трактира, сидели двое – мама и какой-то тип в полосатом пиджаке. Мама нарядилась в лучшее платье, приколола к воротнику единственное непроданное украшение – круглую гранатовую брошку. Она счастливо улыбалась и, бросая лукавые взгляды на своего визави, внимала шуткам последнего. На столе перед ней стояла полная рюмка наливки.
– Мама! – потрясенно воскликнула Зоя.
Мать растерянно посмотрела на дочь, словно впервые ее увидала. Казалось, она витает в облаках, а происходящее на земле интересует ее постольку – поскольку. Зоя отметила, что давненько мама не выглядела такой счастливой.
Она перевела взор на маминого гостя – невысокий, тощий, а глаза наглые, масляные. И на Зою уставился, так что ей стало неловко.
– Вот и Зоюшка пришла, – произнесла мать, обращаясь к гостю. – Доченька моя, самая старшая.
Очевидно, наливка сделала свое дело: голос Павлы Семеновны звенел и переливался, словно колокольчик
– Здравствуйте, барышня, – высоким певучим голосом отозвался незнакомец. -Не сердитесь на меня за то, что я на сегодняшний вечер завладел вниманием уважаемой Павлы Семеновны. Мы тут одно важное дельце обсуждаем за наливочкой, так сказать. Но Вы не волнуйтесь, чисто символически.
И он показал на пальцах, что, по его мнению, есть это «чисто символически».
– Я вижу, – холодно произнесла девушка. – Только, может быть, Вы представитесь?
– Да, конечно, – заюлил незнакомец, – Позвольте отрекомендоваться, Викентий Петрович. Может быть, Вы сядете за стол, милая Зоя?
Он вскочил и придвинул к ней стул: Зоя нехотя уселась, оказавшись так близко от нового знакомого, что до нее доносился сладковатый запах одеколона, которым тот побрызгался от души. Она с возмущением отвергла наливку и положила на свою тарелку кусочек студня.
Викентий Петрович переключил свое внимание с матери на дочь, предлагая разные закуски. А она отгородилась от назойливого гостя миской с тушеной капустой и глубоко вздыхала, ничего не отвечая. Голос Викентия Петровича уже не казался певучим, а напротив – поражал занудством. Маменька тоже нервировала – она преувеличенно громко нахваливала Зою, и у девушки закралось подозрение, а не сватовство ли это?
Она покосилась на Викентия Петровича: от одного только нелепого подозрения ей стало тошно. В самом деле, что это она? Возможно, маменька соизволит объясниться?