Зарево

Николай зевнул.

– Скука ваши лекции, – презрительно сказал он, – Я и так все выучу. А вчера классно погуляли на Каменноостровском в новой ресторации.

Он хотел еще что-то добавить, но его остановил пристальный взгляд Петра.

Николай замолчал. Как получилось, что этот невзрачный деревенский паренек без спроса влезает в его дела и воспитывает почище папаши?

А он, барон Николай – Вольдемар Фридерикс вместо того, чтобы послать подальше непрошенного воспитателя, заглядывает ему в глаза и униженно просит конспекты. Он вспомнил то прекрасное время, когда он приехал из Эстляндии в столицу и… понеслось.

Он снял квартиру на Стремянной улице и каждый вечер прогуливался по Невскому проспекту, разыскивая приключения и тратя деньги. Сначала он посещал музеи и театры, затем дорогие рестораны, а потом скатился до кухмистерских в районе Лиговки.

О посещении университета как-то само собой забылось – Николай даже точно не вспомнил, а на каком факультете он учится – юридическом, или, может быть, биолого – почвенном?

Отец приехал неожиданно – взял и прибыл, чтобы узнать, каковы успехи наследника в учебе, и насколько дорога жизнь в столице? Квартирная хозяйка просветила его в часы отлучки отпрыска, и Фридерикс – старший пришел в ярость! Он обследовал комнату сына и поразился двум вещам – наличию пустых бутылок под кроватью и отсутствию конспектов. Надо ли добавлять, что вернувшегося поздно вечером Николая ожидал горячий прием.

Отец рвал и метал, грозил увезти домой и запереть в глуши, на мызе (затерянный в лесах хутор недалеко от Выру). Николаша клялся и божился, что это в последний раз, что он будет посещать все лекции и семинары и закончит обучение лучше всех. Отец вроде бы и согласился, но в недобрый час заглянула квартирная хозяйка и объявила, что юный барон должен деньги кухарке, прачке, извозчику и ей самой.

Фридерикс- старший крякнул, когда противная баба озвучила сумму, но долги заплатил. После этого у Фридерикса- младшего не осталось ни единого шанса.

Они вернулись на мызу незадолго до Рождества. Восемнадцатилетний Коля жил воспоминаниями о Петербурге, ощущая родной дом, как тюрьму.

От скуки хотелось повеситься, и только надежда на то, что отец когда-нибудь переменит свое мнение, заставляла его вставать по утрам. А потом неожиданно для себя Николай стал вникать в хозяйственные дела мызы и заинтересовался ими. Счета, договоры, поставки, бухгалтерский учет – все проходило через руки Фридерикса – старшего, и Николай учился всему, не стесняясь спрашивать и переспрашивать.

Следующей осенью он снова приехал в Петербург. Теперь-то он не подведет и будет посвящать учебе все время. И квартиру снял у Марфы Петровны – оно и подешевле, да и от Невского подальше.

Возможно, Николай и выполнил бы данное себе обещание, но вмешалась судьба в лице новой квартирантки Фионы.

Марфа Петровна нашла ее на квартирной барахолке на Апраксином дворе. Молодая провинциальная актриса играла в Передвижном театре и искала квартиру в центре города. Район Сенной площади подходил ей, как нельзя лучше.

Она появилась в новом жилище с множеством чемоданов, шляпных коробок и связанных стопками книжек. Рыжие волосы выбивались из-под шляпки, тени пушистых ресниц сливались с тенью от вуалетки, а дорожное платье сидело на новой жиличке, как влитое.

Николай бросился помогать ей и втащил часть скарба в комнату. Она, не скрывая удивления, обожгла его взглядом раскосых серых глаз. Молодой человек залюбовался новенькой – в ее лице было что-то лисье, загадочное. Он невольно улыбнулся.

Девушка расстегнула жакет, стащила с рук тонкие перчатки, похожие на паутинки, и протянула ладонь Николаю.

– Фиона, – представилась она. – Актриса.

Не отрывая взгляда от ее лица, Николай пожал ее руку. На его щеках выступил румянец от внезапного смущения.

– Николай. Студент, – пробормотал он.

Он хотел добавить и про баронство, и про успехи на факультете, но сквозняк залетел в открытую дверь и уронил одну из шляпных коробок – та покатилась прямо под ноги юному барону, а Фиона картинно охнула.

– Я Вам помогу, если хотите, – предложил Николай.

Фиона пожала плечами, но от помощи не отказалась.

Через несколько недель она пригласила нового знакомого на премьеру. Передвижной театр не считался в столице выдающимся: его посещали в основном жители рабочих окраин, однако Николай поблагодарил Фиону и пошел смотреть спектакль.

Играли так себе, словно любители на домашнем вечере, Николая это не смущало. Его не столько интересовали перипетии пьесы, сколько Фиона.

Роман был ярким, но непродолжительным. В конце концов Николаю надоела простецкая публика, легковесные постановки, да и сама красавица.

Окончание романа совпало с появлением в квартире нового жильца – Гриша Ионов представился начинающим поэтом. Гордое звание «вечный студент» новенький предпочел скрыть. Он учился в университете, кочуя с факультета на факультет, и каждый раз его выгоняли за лень и неуспеваемость. Гриша не унывал: он писал вирши, статейки, которые регулярно помещал то в одну, то в другую бульварную газету. Денег не хватало, но вечный студент в те дни, когда в карманах не шуршали купюры и не звенела мелочь, либо разносил почту, либо давал уроки.

Он подружился с Николаем и ввел его в поэтическое сообщество, которое раз в неделю собиралось в доме близ Пяти Углов. Николай и сам попробовал писать стихи, даже книжку выпустил под названием «Северные зори». И хозяйка салона, блистательная Аида, отнеслась к нему благосклонно, но досадная случайность помешала его поэтической карьере.

Нашлись доброжелатели, которые не поленились уведомить Фридерикса-старшего о Колиных успехах в обители муз, даже книжку прислали. И снова папа пришел в ярость. Он излил свой гнев в письме, в котором наотрез отказывался в дальнейшем оплачивать Николашины глупости.

Пришлось заняться репетиторством. И все же Николаша не родился бы бароном, если бы склонил голову и смирился с создавшимся положением. То есть, смириться-то он смирился – а куда ему деваться? Но признаться, что он сам зарабатывает себе на жизнь, было выше его сил. И Николай продолжал поддерживать легенду о разгульном образе жизни, о ресторанах, в один миг оказавшихся ему не по карману, о бесконечных романах. Иногда он вызывал Степана и с шиком возвращался домой на извозчике.

Идея стать инженером-путейцем возникла с появлением Петра Силина. А почему бы и нет? Столько дорог строят по всей необъятной Российской империи – неужели барону Фридериксу -младшему не найдется места службы? И что тогда скажет отец?

Правда, на лекции он не всегда успевал из-за своего репетиторства, отговариваясь байками о загулах в разных компаниях. Кажется, Петя поверил в ресторан на Каменноостровском…

Глава 8

– Ну, как дела, Николаша? – спросила Марфа Петровна, занося пузатый самовар в комнату. Она водрузила его на маленький столик, покрытый льняной салфеткой. Хозяйка с подобострастием относилась к титулованному жильцу и по возможности исполняла прихоти последнего. Ну как же. такой воспитанный юноша, а то, что занимается неважно, так это болезни роста: повзрослеет -поймет, что почем в жизни, глядишь, и выучится на какого -нибудь инженера. А пока она хвасталась в кругу ярославских, что у нее квартируют «аристократы».

Николай переписывал конспекты, позаимствованные у Петра. Он отрешенно посмотрел на Марфу Петровну – та расставляла на столике посуду – чашку с блюдцем, сахарницу и сухарницу, в которую высыпала печенье, купленное ею в кондитерской по просьбе жильца.

– С учебой -то как? – переспросила она.

Николай неопределенно махнул рукой, и многоопытная хозяйка решила, что дела плохи.

– Никак тебя опять выгоняют, Коленька? Ой, господи, что папаша Ваш скажет? – запричитала она так громко, что мысли Николая моментально переключились с конспектов на хозяйку.

– О чем Вы, Марфа Петровна? Никто меня не выгоняет -наоборот, спросите у Петра, если мне не верите, – ответил он. – Хотя… – он замялся, – С французским у меня неважно. Вы же знаете, у меня с детства два родных языка – русский и немецкий, еще один язык в голове не умещается. А требования такие, как будто путеец не может обойтись без французского.

Марфа Петровна кивнула, соглашаясь с Николашей.

– Мы же будем строить железную дорогу в Сибири, а не в Бретани или Лангедоке – зачем мне французский? – продолжал он. – А как спихнуть экзамен, понятия не имею.

– Ох, грехи наши тяжкие, – вздохнула хозяйка. – Вылетишь с учебы, папаша домой увезут, а там ни девушек, ни рестораций.

– Да знаю я. Знаю! – воскликнул Николай, вскочив с места.

Он стал в волнении расхаживать по комнате, а исписанные листки плавно упали на пол. Марфа Петровна бросилась их поднимать. Она протянула их Николаю прямо в руки, и он остановился от неожиданности.

– А ведь у меня только все стало образовываться, Марфа Петровна. Так обидно.

За дверью послышался смех вернувшихся домой медичек.

– А соседи не могут помочь? – спросила хозяйка, кивнув на дверь.

– На «отлично» никто не знает. А девчата в медицинском французский не учат.

– Вот незадача, – протянула Марфа Петровна.