Зарево

– «А жезл в руке его украшен поскромнее:

Глаз Гора -сила, власть – карбункул голубой,

А на щите его цветные скарабеи-

Шпинель и аметист в оправе золотой.

Но грустен его лик – ведь было предсказанье,

Что разольется Нил, коварен и бурлив,

Затопит он поля, дома, дороги, зданья,

И вековая власть падет Стовратных Фив.

И не спасет его великое богатство,

Манящий злата блеск, волшебный блеск камней.

Погибнет фараон, едва вкусивший власти.

Неужто был он прав, казненный чародей?»

Гриша вопросительно посмотрел на вновь прибывшего, словно ждал его оценки, но молодой человек молчал, а девушки не решались высказаться прежде него.

– Ну как, Николаша? – не выдержала Фиона.

А Николаша, не спрашивая разрешения, соорудил себе бутерброд с салом и схватил пальцами скользкий соленый огурец из миски.

– Вообще-то положено опоздавшим наливать штрафную, – заявил он и откусил большой кусок от ржаной ароматной горбушки.

– Кто это? – вполголоса спросил Петр у одной из медичек, кажется, у Мани.

– Коля. – одними губами пролепетала она.

– А кто он, этот Коля? – голос Петра прозвучал громче – так, что его услышали все.

– Коля-то? – дурашливо переспросил новенький. – Барон Николай – Вольдемар Фридерикс младший.

Он повернулся и уставился на Петра с плохо скрываемым изумлением, словно подала голос козявка или таракан.

Петра не испугали ни регалии «Николаши», ни его сверлящие взоры.

– Ну, что теперь, Ваша Светлость? Нам пасть на колени или как? А, может, все-таки выпьем и познакомимся? Волею судьбы я занимаю комнату рядом с Вашей. – заявил он и разлил по стаканам остатки наливки.

Они выпили, не чокаясь.

– Меня зовут Петр. Петр Силин. В будущем инженер-путеец, а пока студент. А кто Вы, кроме того, что родились бароном?

Глаза Николая из сверлящих сделались колючими, словно репейник.

– А я не учусь, я дурака валяю, – с вызовом произнес он.

Возможно, он полагал, что Петр бросит реплику насчет папиных денег, или еще что-нибудь занудное и поучающее, и тогда он прицепится к этому парню, который с первого момента раздражал его по неизвестной причине, однако Петр спокойно предложил:

– Вот и хорошо. Завтра проводишь меня на кафедру.

Ужин продолжился. Барон неопределенно пожал плечами и приступил к еде. Некоторое время царило молчание, прерванное недовольной репликой поэта Гриши:

– А о моих стихах так никто ничего и не сказал.

Глава 7

Прошло два месяца с тех пор, как юный Петя Силин приехал в Санкт Петербург и поступил учиться. Он прижился в квартире -коммуне, и даже барон Николаша не цеплялся к нему. Более того, он поступил на тот же факультет и теперь учился в одной группе с Петром. Гриша Ионов ходил на лекции по филологии, пробовал писать в газету, но в основном подрабатывал репетиторством.

Медички приходили домой поздно, а Фиона, оставшись без ангажемента, поступила на службу в один из модных магазинов в «Пассаже».

Вечером все жильцы собирались за ужином обменяться новостями и послушать новые вирши, которыми их потчевал Гриша с пугающей регулярностью.

Хозяйка Марфа Петровна ставила самовар и уходила. Иногда она приносила письма – обыкновенно письмоносец прибывал днем, когда квартира пустовала.

Петр уже получил несколько весточек из дома, написанных то твердым отцовским почерком, то каракулями младших сестер. Мать не писала – стыдилась корявых букв и огромного количества ошибок. Впрочем, ее голосок звучал в каждой строчке, ведь ни отец, ни сестры понятия не имели, о чем писать: все живы, ну и ладно!

А мать диктовала о том, что урожай собран, Лизавета уехала в Гнилицы, а отравительницу Глашу судили в Пскове и посадили в тюрьму. Матюша выздоравливает: на прошлой неделе приходил к Силиным, спрашивал, как Петр устроился. Говорит, после Рождества и он прибудет в столицу. А, может, и раньше.

От себя отец забросал наставлениями: деньги трать аккуратно, не играй в карты, не увлекайся спиртным. Городских барышень избегай – ничего хорошего в них нет: своя деревенская надежнее для жизни, а любовь так называемая пройдет и оставит оскомину на зубах.

Перечитывая строчки, касающиеся городских барышень, Петр злился. К чему ненужные предостереженья? Отец во многом прав, и большинство местных девушек избалованы и несерьезны, так неужели он думает, что Петр Силин заинтересуется подобной особой? Да и времени нет, чтобы ухаживать за девушками: он вовсе не желает вылететь с учебы. Это барон мог себе позволить порхать с факультета на факультет. Впрочем, кажется, сейчас он взялся за ум.

В дверь комнаты постучали. Петр оторвался от перечитывания писем.

– Входи, кто там такой вежливый, – отозвался он.

Вежливым оказался барон.

– «Помяни черта», – подумал Петр и вопросительно посмотрел на замявшегося у входа Николая.

– Тебе конспект, Ваше благородие? – наугад спросил он, памятуя о том, что тот прогулял несколько лекций по механике.

Николай шутовски развел руками, показывая, что Петр попал в точку.

– На столе, тетрадь в коричневой обложке.

Николай вытащил из стопки тетрадей нужную и открыл на самой середине.

– Ну и почерк у тебя, Петро! – воскликнул он. – У вас в гимназии не преподавали каллиграфию? Это же читать невозможно!

– А сам лекции записывать не пытался? -съязвил Петр.